Обычное в таких случаях, назидающее: «Уловил мысль?» Алексей Николаевич почему–то на этот раз опустил. Он говорил необычным для него, тихим голосом, печальным тоном, будто пожаловался, что на это святое дело его уж не хватит… Такая царила вокруг непробудная тишина, что каждый звук отдавался эхом.
А поехали мы по весьма прискорбному делу… То есть я поехал все с той же мыслью проникнуть в загадку Ладоги: что сталось с озером? как помочь? кто за что отвечает?.. Уже год как еду, более десяти тысяч километров набежало на спидометре моей «Нивы», а отгадка все так же далеко: концы спрятаны в воду, начал не видать. То есть начала те же, какие можно предположить в общей картине кризиса биосферы. Окончания — увы! — не только предвидимы, но и воочию явны. Суханов поохал по колхозному делу, в связи с повальным замором форели в рыбоводческих хозяйствах на Пашозере, в Усть — Капше — от перегрева воды.
Нынче летом температура воды в отгулочных садках поднималась до тридцати градусов, кверху брюхом всплывала рыба. На Пашозере от полного замора спасли студеные воды реки Урьи, вытекающей из Лукинских источников; в них температура редко бывает выше плюс четырех. В Киришах помог рыбоводче скин опыт. В Усть — Капше… Я видел, как плачет тамошний бригадир рыболовов Николай Николаевич Доркичев. Как не заплачешь — сами пруды копали, форель ростили, как малых детей, денно и нощно пеклись о ней. Нынче капшозерская форель обещала первую прибыль — немалую. И главное — что рыбоводы все местные, из Усть — Канши, Озровичей, Корбеничей, Нюрговичей; успех рыбоводного хозяйства давал им надежду на завтрашний день: не надо сниматься с насиженных мест, больше надеяться яс на что. И такая беда, все пошло прахом.
В одном из прудов–садков на берегу реки Капши отгуливается местный лосось, в Капшс пойманный. То есть поймали икряную матку на нересте; из икры вырастили молодь. Растет лосось медленнее, чем привозная форель, перегрев воды нынче летом вынес (был отход, но незначительный). Приехали мы с Сухановым в Усть — Канту; рыбоводы сошлись в кружок, с опущенными головами и сказать нечего. Алексей Николаевич вместе со всеми попереживал, попенял, впрочем, как бы и без укора:
Надо было холодильник завести, соль иметь в запасе. До Тихвина довезли бы и продали за милую душу. Знаете, что новгородец в старые времена брал с собой в первую голову, когда отправлялся в Ильмень рыбачить? Кадушку со льдом и мешок соли…
Ободрил как в воду опущенных капшозерских мужиков:
— На ошибках учатся.
Сделал целеуказующий вывод:
— Сосредоточим все усилия на лососе. Будем лосося ростить.
Того же мнения и председатель колхоза имени Калинина Е. Б. Панфилов.
Конечно, дело благое… Но можно рассчитывать на успех только в том случае, если дело это поставить по науке, не партизанить, как прежде бывало, да и теперь… Обратиться за опытом к финнам, шведам, норвежцам — у них лососевое хозяйство работает без осечки, а природа такая, как и у нас. Или съездить в Канаду… Хотя известно, что и там у них… многие лесные озера обезрыбели от кислотных дождей. В наших дождях серной, соляной, других кислот ничуть не меньше, чем в шведских, канадских. Это уж точно!
В большом, глубоководном, без какой–либо деятельности по берегам, с-вершенно чистом (одна моторка на все озеро у охотника Володи Жихарева, да и та стоит: нет бензина) Капшозсре в не столь отдаленные времена лавливали лосося, судака, леща, распрекрасную местную рыбу без костей — рипуса, а нынче не поймаешь и окушка. В чем причина? Обратишься за ответом к сведущему человеку — сведущих пруд пруди: Институт озероведения, ГосНИОРХ, Ленрыба, еще всяких прорва — он пожмет плечами, укажет пальцем в небо — кислотные дожди… Каких кислот, сколько, откуда, из чьих труб, при каких Петрах, в какой прогрессии прибывания (об убывании никто и не помышляет) должно пролиться на лоно вод, дабы сгинула рыба? Какова очередность: сегодня в этом озере, завтра в том? Сие никому не известно.
Сколько чего прольется на наши с вами головушки? На сколько хватит наших защитных средств? Вот это надо бы знать и предавать гласности. Ведь прародитель всех позвоночных (и нас с вами), согласно теории эволюции, из воды на берег вышел… Из той самой воды, в которой нынче рыбам небо с овчинку…
Поступил сигнал из Приозерска, от бдительного эколога: роют канаву из Щучьего залива в Дроздово озеро. Раненько утром мы с Сергеем Цветковым и с председателем неформального экологического объединения «Дельта» Петром Кожевниковым помчались туда… Дроздово озеро все так же «благоухало», как год назад, мертвенно–бурой застылостью не наводило на мысль о воде. Озеро не стало меньше, хотя все так же стекало по лотку в Щучий залив его содержимое; к тому, что в нем было, добавляются бытовые стоки города Приозерска.
Правда, уже протянуты трубы от выстроенного здания (целого комплекса) очистных сооружений, в обвод Дроздова, Щучьего — в Ладогу. Очистку обещают самую наичистейшую. Юрий Сергеевич Занин заверяет, что так и будет. Поперек Щучьего залива, в его горловине, возвели каменно–песчаную фильтрующую дамбу, так что залив теперь тоже стал озером.
Перешли по дамбе с одного берега на другой. Мои сотоварищи сунули нос под каждый камень, все замерили, разнюхали. Такие они ярые, совкие, на слово не верящие, несговорчивые, кому–то (многим) неудобные — эти молодые экологи. И все за так, не жалеючи времени, живота своего — по велению совести или еще чего–то такого, первозначащего сегодня — биосферного сознания, биосферной этики…
Об этом совершенно новом понятии: «биосферная этика» — я вычитал в книге Фатея (Ляпунова «Оглянись на дом свой» («Современник», 1988). В ней впервые, насколько мне известно, дается философское, этическое толкование тому, что сталось с нашим сущим миром — усилиями человечества, будь то земля, вода, воздух, космос, природа как страдательный объект человеческой деятельности. Научные реалии и прогнозы, бесстрашие ученого перед истиной облечены в горячую проповедь радетеля за высшее наше с вами благо — жизнь на земле. В предисловии к книге Фатея Шипунова Валентин Распутин рекомендует ее как настольную. Воистину так! Прочитайте — и убедитесь.
Я знал Фатея Шипунова, когда в начале шестидесятых годов он с группой выпускников Ленинградской Лесотехнической академии отправился в Горный Алтай создавать в кедровой тайге единственное — первое — хозяйство, основанное па идее неубывания природы, Кедроград. Судьба Кедрограда описана в книге Владимира Чивилихина «Шуми, тайга…». Идеализм молодых лесоводов довольно–таки скоро был угашен влиятельными чиновниками, энтузиазм унят планово–экономическими установлениями.
Может быть, кто–нибудь видел сериал фильмов Фатея Шипунова «Земля в беде» (на широком экране их не показывали) — крик души по матушке-Волге, до того измученной великими стройками, что и течения в ней не слыхать. На поставленный более ста лет назад поэтом вопрос: «Выдь на Волгу, чей стон раздается над великою русской рекой?» — сегодня можно ответить: стон Фатея Шипунова сотоварищи.
Фатей Шипунов работает в Научном совете по проблемам биосферы при президиуме АН СССР, руководимом академиком А. Л. Яншиным. В издательской аннотации к его книге «Оглянись на дом свой» автор назван «ученым–экологом», без каких–либо степеней и званий.
Так вот, о биосферной этике, как трактует ее Ф. Шипунов: «…этика должна соблюдаться на всех уровнях жизни человека — от индивидуальной до общенародной и общечеловеческой. В самой простой форме принципы данной этики таковы: уважение ко всему живому (и, в частности, к человеку) и уважение к природе, то есть биосфере и ее окружению… Мы стоим на пороге выработки у каждого человека той экологической, а точнее биосферной этики, которая должна определять взаимоотношение человека и среды его обитания.
Биосферная этика настоятельно требует от каждого следующее: действуй таким образом, чтобы вся биосфера и ее окружение составляли цель, а не только средство твоей деятельности… Действуй таким образом, чтобы все живое как носитель организованности природы было целью, а не только средством твоей или нашей деятельности.
