— Друзья! Что проку в очередном звании? Более высокая зарплата?! Повышение в должности?! Но, оставаясь на прежнем месте уже полтора десятка лет, я накапливаю опыт службы! Всё можно купить за деньги, но опыт службы — никогда!

А служил капитан–лейтенант Фёдор Юрченко командиром БЧ‑2 на крейсере «Адмирал Лазарев».

Перед временным назначением к нам на лодку «выступил» Федя с «концертом» по полной программе, о чём со смехом рассказывали офицеры в кают–компании бригады за утренним чаем.

А дело было так.

В канун праздника 1‑е Мая корабельная трансляция крейсера «Адмирал Лазарев» объявила:

— Капитан–лейтенанту Юрченко прибыть к командиру корабля!

«Пятнадцатилетний капитан» надел фуражку, ребром ладони привычно совместил переносицу с «крабом» и глянул на себя в зеркало. Своим внешним видом он остался доволен. Не спеша, слегка вихляющей походкой, как и подобает старому морскому волку, проследовал в командирскую каюту.

— Товарищ капитан первого ранга! Капитан–лейтенант Юрченко по вашему приказанию прибыл!

— Присаживайся, Федя, — по–дружески просто сказал командир.

Вестовой принёс чай. Командир придвинул к Фёдору серебряную сахарницу, и как можно теплее, начал издалека:

— Послушай, Федя… Ты хорошо отстрелялся на недавних учениях. Командующий очень доволен. Самое время сейчас… Вот и думаю…

— Ну–ну, внимательно слушаю, товарищ командир, — насторожился Юрченко, отодвигая чашку с чаем, — чего надумали?

— Да вот, знаешь… Представление я подал в штаб флота на присвоение тебе очередного звания капитана третьего ранга.

— Что?! — вскочил Юрченко. — Да они же опять вычеркнут меня! И потом… Кто будет накапливать опыт в службе? — засмеялся он.

— Что же ты так и будешь до пенсии ходить в «звёздных мальчиках»? Да тебе и надо–то продержаться всего два дня! Сегодня пятница, а в понедельник по моим соображениям командующий подпишет представление. Всего два дня, Федя!

— Не знаю, — пожал плечами Юрченко. — Сегодня я иду в ресторан. Не гарантирую…

— Всего два дня! — напомнил командир.

Сверкая золотом погон, «пятнадцатилетний капитан» шёл по Ленинской. Но по главной улице Владивостока не сделать и нескольких шагов, чтобы не встретить друзей или хороших знакомых. И скоро Федя Юрченко стоял в компании офицеров с соседнего эсминца.

— Друзья! По случаю моего многократного представления к очередному званию приглашаю вас отметить это неординарное событие в ресторане «Золотой Рог». Я угощаю!

— Да, но ещё не подписано… Не в традициях так отмечать, — засомневались приятели. — Могут задробить…

— Какие наши годы?! В другой раз точно присвоят «майора».

Посылая воздушные поцелуи дамам и кивая знакомым, любимец женщин, особенно, официанток, вошёл в ресторан. Зал дружно заскандировал:

— Фе–дя! Фе–дя! Фе–дя!

Официантки, обгоняя друг друга, бросились к щедрому посетителю. На чаевые Федя не скупился и ему тотчас предложили отдельный столик. Девицы окружили «пятнадцатилетнего капитана», изо всех сил стараясь понравиться.

— Федя! На концерт Софии Ротару билеты не достать…

— Сколько надо?

— Федя! Миленький! Помоги в институте экзамен сдать…

— Кто декан?

— Федя, дорогой! Алёна с Владом заявление в ЗАГС подали… Месяц ждать…

— В каком ЗАГСе регистрация?

У «пятнадцатилетнего капитана» всё схвачено, всё «заточено». Везде свои люди. Его везде любят, уважают, привечают… Кроме комендатуры. Однажды Федя Юрченко имел неосторожность послать «далеко» коменданта гарнизона полковника Грищенко. Послать–то послал. С кем спьяну не бывает. Но ещё и обозвал при этом «пехотой необученной», «сапогом кирзовым», «крысой сухопутной». Упомянул галифе «цвета детского поноса», «парадные» кальсоны и прочую армейскую атрибутику коменданта. После всех этих сравнений Юрченко стал коменданту вроде красной тряпки для быка. Одно упоминание фамилии «Юрченко» приводило коменданта в ярость. Он устроил настоящую охоту за ним. Армейские патрули зорко высматривали «пятнадцатилетнего капитана» у дверей ресторанов и кафе, в кинотеатрах, в парках и других общественных местах. За поимку Феди Юрченко в непотребном виде комендант негласно обещал поощрение.

Разумеется, и в тот вечер наш герой хорошо поднабрался, но друзья усадили его в такси, дали шофёру приличные чаевые с просьбой доставить офицера до двери Фединой квартиры. Шофёр так и сделал. Подвёл еле держащегося на ногах капитан–лейтенанта к двери и нажал кнопку звонка. Полагая, что обещание доставить пассажира до двери выполнено, шофёр ушёл. Заспанная жена не спешила открывать пьяному супругу, и Феде пришла в нетрезвую голову шальная мысль навестить одну из его многочисленных подруг. Путь к ней лежал через кафе, поскольку идти к подруге без вина и конфет было не в его правилах. У выхода из кафе Федю поджидал армейский офицер и два солдата. Зелёная фуражка начальника патруля покатилась по асфальту, раздался звон разбитой бутылки, коробка с конфетами опустилась на голову сержанта–пограничника. Но силы были слишком не равны.

В понедельник утром перед адмиралом легли на стол два списка. Один с фамилиями доставленных в комендатуру. Другой — на представление к очередному офицерскому званию. Адмирал нисколько не удивился, найдя в обоих одну и ту же фамилию. Он выпил кофе, раскурил трубку и вычеркнул из последнего списка фамилию «Юрченко».

— Я же тебя как человека просил: ну, продержись два дня! Всего два дня! — возмущённо мерил шагами свою просторную каюту командир крейсера капитан первого ранга Белов.

— О чём жалеть, Николай Степаныч? Опыт службы не пропьёшь!

Вскоре после майских праздников ракетно–артиллерийскую боевую часть крейсера «Адмирал Лазарев» признали лучшей на ТОФе. А с её командира капитан–лейтенанта Юрченко снято ранее наложенное взыскание. Такой вот «кадр» в конце мая пришёл на К-136 вместо Николая Алексеевича Тушина, уехавшего в отпуск в Подмосковье с пампушкой–женой.

Другой новый офицер, тоже из «поплавков», прибывший на подмену штурману Косолапову, не меньшим слыл чудаком. Старший лейтенант Василий Аббакумов, более известный как Чёрная Борода. Такое прямо–таки пиратское прозвище у внешне элегантного, но несколько вычурного офицера.

Помнится, стояли мы в Золотом Роге у 33‑го причала. Была пятница тихого и тёплого майского вечера. Поскрипывали швартовы. Из городского парка доносились звуки духового оркестра. Пахло сиренью и жасмином. Игорь Ставицкий, под предлогом проворачивания механизмов, поднял перископ, и мы смотрели в него на железную, облезло–зелёную крышу старинного дома, белеющего колоннами на сопке Орлиной. На ней возлежала обнажённая дамочка, раскинувшись на узорчатом покрывале. В тени кирпичной трубы бутылка лимонада. Рядом раскрытая книга, транзисторный радиоприёмник. Уверенная, что загорает в совершенном одиночестве, разомлевшая дамочка томно массажировала груди. Приближение в окуляре перископа столь велико, что видны соски, пухлые губы в розовой помаде, волосинки на стройных, жилистых ногах, подкрашенные тушью ресницы и всё остальное. Казалось, достаточно протянуть руку и прикоснёшься к её прелестям.

Через час в штурманской каюте старший лейтенант Василий Аббакумов, прикомандированный на К-136 временно исполнять обязанности командира БЧ‑1, подводил итоги службы за неделю. «Качать права» начал с того, что обвёл всех присутствующих строгим, испытующим взглядом, словно примериваясь к каждому, кто во что горазд.

— Матросы неудовлетворительно содержат заведование материальной части. Вместо увольнения на берег — в распоряжение боцмана Гусарова! Он, товарищи моряки, обеспечит вас необходимым шанцевым инструментом. Как–то: ветошью для протирки лееров, малярными кистями и суриком, щётками и скребками для чистки и покраски корпуса. Особо старательных в кубрике бригады ждут двухведерные швабры. Всё, товарищи моряки. Ступайте. Да вознаградит вас Главком ВМФ! Старшинам, мичманам и офицерам остаться.

Когда за последним матросом закрылась дверь каюты, Чёрная Борода отложил в сторону фуражку со свежим белым чехлом, кончиком мизинца дотронулся до аккуратного пробора на голове, пристально посмотрел на каждого.