Бои на Шумшу и на других Курильских островах были настолько ожесточёнными, что высоты на них неоднократно переходили из рук в руки. 23 августа остров Шумшу — ближайший к Камчатке — был полностью занят советскими войсками.

1 сентября 1945 года десант, высаженный на остров Кунашир, завершил освобождение курильских островов.

В боях за Курилы пали смертью храбрых многие тихоокеанцы. И среди них старшина первой статьи Николай Вилков и краснофлотец Пётр Ильичёв. Оба они повторили легендарный подвиг Александра Матросова. Своими телами закрыли амбразуры дзотов. Оба посмертно удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

На высоком берегу бухты Крашенинникова (Тарьи) в посёлке Лахтажный (позже Рыбачий, а ныне город Вилючинск) воздвигнут боцману «Саратова» бронзовый монумент. Там же на пьедестале боевая рубка подводной лодки — памятник экипажу «Л-16», потопленной японцами 11 октября 1942 года в 300 милях северо–западнее Сан — Франциско.

«Л-16» под командованием капитан–лейтенанта Д. Ф. Гусарова шла головной в отряде шести советских подлодок, направлявшихся с Камчатки на Северный флот через Панамский канал. Пять из них: «Л-15», «С-51», «С-54», «С-55», «С-56» пройдя 17 тысяч миль через Тихий океан и Атлантику, кишащие вражескими субмаринами, весной 1943 года пришли в Мурманск.

Не пробилась к своим «Л-16». В то время Япония находилась в состоянии войны с Соединёнными Штатами Америки. Как позднее напишет в мемуарах японский вице–адмирал Мива, командовавший японскими подводными силами в годы второй мировой войны, «… русскую субмарину потопили, ошибочно приняв за американскую». Мичман Гусаров, боцман с нашей К-136 — сын погибшего командира Л-16 Д. Ф. Гусарова.

Наглядевшись издали на зелёные сопки авачинских берегов, я спускался в офицерскую кают–компанию. Старший матрос–вестовой Юрка Шабунин сервировал столы к завтраку, весело напевая арию Дон — Жуана, переделанную на свой лад.

А–ляль–ля! А–ляль–ля!

При этом Юрка ловко разбрасывал по белоснежным скатертям вилки, ложки и блюдца. В такт ему я бил одним пальцем по клавишам старинного немецкого пианино, фальшиво аккомпанируя виртуозу вестовому, бесшабашному любителю жонглировать чайными чашками и тарелками. Занятия подобного рода редко обходились без звона разбиваемых раритетов корабельного сервиза. На некоторых осколках, сметаемых Юркой с ковровых дорожек, синели витиеватые надписи: «Пароход «Саратов», 1911 г.».

Широкая, до ушей, улыбка никогда не сходила с глуповато–добродушного Юркиного лица, украшенного веснушками, оттопыренными ушами, щербатым, губастым ртом и всегда взъерошенными волосами. Ухмыляющаяся рожа флотского прохиндея не оставляла равнодушными женщин.

Бывший таксист, с такой, казалось бы, непривлекательной наружностью, пользовался неизменным успехом у представительниц прекрасного пола. Жёны офицеров и сверхсрочников, отнесённые Юркой в разряд «слабых на передок», с его слов «ложили на него глаз и неровно дышали».

Вот и пойми этих женщин после того, как на «Саратов» прибыла очень симпатичная дамочка лет тридцати, обтянутая чёрными брючками и белой водолазкой, в изящных туфельках, с миловидным личиком, обрамлённым пышными золотистыми волосами.

Блондинка легко и привычно процокала шпильками по трапу на борт плавбазы и поселилась в отведённой ей каюте первого класса. Она оказалась сотрудником секретного института, специалистом по гирогоризонтам и гировертикантам. — приборам, удерживающим ракету на курсе. Такие учёные леди часто морячат на лодках вместе с экипажами, проверяя работу заводской аппаратуры.

В тот же вечер Юрка понёс незнакомке чай с лимоном, умыкнутым по такому случаю из каюты кэпа. Приглаживая пятернёй растрёпанные рыжеватые кудри, Юрка ощерился в улыбке:

— Выручай, братка Генаха! Включи в буфете под утро титан…

— А ты?

— Я‑то? У инженерши приторчу… Гы — ы… — во всю ширь растянул Юрка щербатый толстогубый рот.

Не только на «Саратове» — во всей 29‑й дивизии подводных крейсеров–ракетоносцев Юрка Шабунин слыл личностью не менее известной, чем сам комдив контр–адмирал Щербаков. У его Танюши — рыжей и конопатой дочери–десятиклассницы, перегулявшей практически со всеми лейтенантами эскадры, Юрка тоже отметился. Поговаривали, что комдив, узнав о шашнях Шабунина с Татьяной, в приватной беседе намекнул вестовому, что подарит будущему зятю кооперативную квартиру, автомобиль «Волга-ГАЗ‑21» и адмиральский катер «Тайфун».

Офицеры подначивали вестового:

— Ну, что, Юрка… Говорят, скоро женишься на адмиральской дочке… На свадьбе погуляем…

— Японскую закаточную машинку сначала купите, чтобы губы закатывать… Я что, с клотика упал? Или тыквой о кнехт саданулся? На этой толстозадой требухе жениться?! Да пусть меня лучше в торпедный аппарат зарядят и выстрелят! Бр-р… За такие шутки, товарищи офицеры, запросто в другорядь без «варёнки» останетесь.

«Варёнкой» Юрка называл варёное сгущёное молоко. До «Саратова» Юрка служил вестовым на К-136. За шкоды пройдоху списали на берег. Над шабунинскими проделками рвала животы вся 15‑я эскадра. Я расскажу лишь одну историю. О том, как Юрка проштрафился на К-136 и очутился в самом настоящем свинарнике.

А было так…

Сто тридцать шестая, успешно выполнив учебно–боевые задачи, возвращалась на базу. На борту лодки находился наш комдив Щербаков. Он вышел в море, чтобы лично проверить готовность корабля к дальнему походу. С собой контр–адмирал прихватил свиту старших офицеров. Штабисты толклись в проходе центрального поста, изображая умников. Указывали, подсказывали. Иногда невпопад. И, понятное дело, как всегда в таких случаях, своей толкотнёй мешали в отсеке членам экипажа. Наконец, динамики «Нерпы» донесли долгожданное: «Команде обедать!». Бачковые засуетились, погромыхивая посудой, заспешили в пятый отсек, где располагался камбуз. Там орудовал уже знакомый вам здоровенный детина Борис Пирожников. Кулачищи у мастера подводной кулинарии величиной с поварёшку–чумичку, которой он разливал компот по бачкам.

Герой нашей истории вестовой матрос Шабунин, обслуживавший офицерскую кают–компанию, растолкал бачковых и первым подставил блестящий поднос. Кок плюхнул на него гору тефтелей и вопросительно посмотрел на вестового:

— Хватит? Или добавить?

— Обожрутся… А компотику подлей. Кэп любит холодненького…

Командира корабля капитана второго ранга Александра Алексеевича Каутского на лодке уважали все. Кок без слов плеснул в чайник вестового ещё черпак компота.

Пробегая через центральный пост, бачковые подобострастно вскидывали руки к пилоткам, спрашивали разрешение пройти. Щербаков кивал, матросы торопливо шмыгали в круглую дверь переборки. Но вот в круглом проёме нарисовалась придурковато–смешливая рожа вестового. В левой руке поднос с тефтелями, в правой чайник с персиковым компотом.

— Посторонись! — прямо от комингса крикнул Шабунин, и покачивая подносом на согнутой в локте руке, двинулся на каперангов. Старшие офицеры из штаба дивизии хорошо знали заподлянский характер ухажёра адмиральской дочки, частенько накрывавшего им стол в кают–компании «Невы». Возмущались выходками вестового, но кто пойдёт к комдиву с жалобой на его возможного зятя? Иные заискивали перед вестовым: а ну, как тот вправду станет членом адмиральской семьи? Называли Юрой–дружком, угощали дорогими сигаретами. За глаза величали дуралеем, обалдуем, обормотом, шалопаем, шутом гороховым, ветрогоном. И это — самые мягкие определения, отпускаемые в спину гарсону, небрежно капнувшему подливкой на чей–нибудь китель. Штабные офицеры хорошо выучили нахальные замашки Юры–дружка. Потому и расступились перед ним. Молча. Как пропускают мимо злую собачку. Пусть пробежит. Лучше не трогать. Ещё куснёт, чего доброго. Да и не отойди, попробуй! Юра–дружок заприметит этакую дерзость со стороны старшего офицера и непременно отомстит гнусной проделкой. Один лейтенант после обеда долго бегал в гальюн, вкусив борща со слабительным отваром из пробкового дерева, благо, пробковых матрацев на плавбазе хватает. Мог Юрка оставить без ужина запоздавшего вахтенного или дежурного офицера. Подать–то он ему на стол подаст. Но что это будет за еда? Жалкие холодные остатки трапезы! А кого полюбит — тому всё самое лучшее. Нет, с вестовым надо быть ласковым. Это офицеры зарубили себе на носу. Сразу, насколько позволял проход в центральном посту, отступили назад.