Мелани осталась сидеть; остальным пришлось ее обходить.

— А может быть, Джо Алленби все-таки не посвятили в ход операции или он сам ошибся? Может быть, Джибрил — наш человек, а мы его арестовали… Вот почему люди из «пятерки» и «шестерки» всеми силами стараются его защитить, ничего не говоря нам.

— Что-то не верится, — возразил Ленгтон. — Зачем агенту встречаться со смертниками перед самыми терактами? Странные у них игры… Да нет, он точно террорист!

— Вот именно. И как я догадываюсь, босс тоже это вычислил, — заключила Мелани, постукивая ручкой по столу. Она посмотрела на всех по очереди, заканчивая Керром. — И если мы правы, нам придется рассмотреть еще один вариант, да, Джон? О котором ты, скорее всего, уже подумал. Ну, кто скажет — я или ты?

— Говори, не останавливайся, — предложил Керр.

— Все очевидно, так? Если Джибрил — поганый ублюдок, каким мы его считаем, значит, кто-то его покрывает. Но кто и зачем?

Керр медленно кивнул. Утром он уже обдумал эту версию — еще до того, как узнал о странных делах, которые творятся в «Паддингтон-Грин». Понимая, что все смотрят на него, он лишний раз убедился в своей правоте. Они стремятся играть на опережение. Большой опыт подсказывает им, что надо предполагать худшее. Керр взял смартфон. Он собирался позвонить одному человеку позже, но решил сделать это прямо сейчас.

Раз враги захлопывают дверь перед самым его носом, он поищет обходной путь. Керр полистал список контактов и нашел слово «Пустельга». Такую кличку он дал своему информатору из МИ-5. Он набрал номер, но его сразу же переключили на автоответчик.

— Сейчас пятница, восемь пятнадцать утра; перезвони, как только получишь сообщение, — коротко произнес Керр.

Пятница, 14 сентября, 10.26 по местному времени, Стамбул (Турция)

После того как все сотрудники ушли, Абдул Малик сдвинул на лоб солнцезащитные очки-«авиаторы», тщательно закатал манжеты рубашки и, подавшись вперед — он сидел в минималистском «кресле руководителя», открыл секретный почтовый ящик.

— Давай перейдем к делу. Расскажи все подробности о нашем юристе из МИДа.

Рашид Хуссейн открыл папку, которую он заранее подготовил для Малика. Затем нагнулся и завязал шнурок. Он носил оксфордские туфли, отполированные до зеркального блеска. И туфли, и темно-синий костюм, почти такой же дорогой, как у Малика, были куплены в Лондоне, городе, в который Хуссейн вот уже двадцать лет боялся наведываться. Он закинул ногу на ногу, снял с брюк пылинку и подкатил стул ближе к столу.

— Кличка — Бекас. Сорок семь лет, гомосексуалист, но женат. У него двое детей-подростков, — заговорил Хуссейн, листая страницы досье. — Занимает руководящий пост; скорее всего, рекомендован к повышению. Работает в штаб-квартире на Кинг-Чарлз-стрит. Там есть все подробности. У меня его полное досье с изобличающими снимками. — Он прочел первые строки.

Малик придвинулся ближе к монитору и посмотрел на фотографию Бекаса. Хорошо одет; на нем темно-синий костюм в узкую полоску. На снимке Бекас пил шампанское и смеялся. Рядом с ним стоял какой-то молодой человек.

— Кое-что нужно увеличить, но опознать его можно, — продолжал Хуссейн, прокручивая альбом вперед.

На новых снимках Бекаса сняли уже без одежды. Он занимался сексом с тем самым молодым человеком. На многих фото лицо Бекаса выглядело вполне узнаваемым.

— У нас, кажется, и видео есть? — спросил Малик.

— Да. Все изображения вполне четкие.

— Давно Гарольд с ним знаком? — спросил Малик, просматривая текст.

— С тех пор, как он учился в Кембридже.

— Сколько гостей пришло на прием?

— Двенадцать, в том числе две женщины; они первые заняли спальни.

— Развращенность этих шлюх не знает границ! — проворчал Малик, с отвращением рассматривая компрометирующие фотографии. — И мало кто из неверных способен потягаться в порочности с западными дипломатами!

Малик не понаслышке знал, о чем говорил. В девяностых годах его отца назначили третьим секретарем турецкого консульства; он отвечал за налаживание торговых связей. Отец перевез жену и детей из уютного дома в Анкаре. Им выделили служебную квартиру на улице Мейда-Вейл в северо-западной части Лондона. Молодой Малик поступил в Лондонскую школу экономики, где получил степень бакалавра по специальности «международная экономика». В юности он был маленьким и тщедушным, с едва заметными подростковыми усиками, зато вдумчивым, чем выгодно отличался от большинства своих однокурсников.

До тех пор Малик ни разу не выезжал за пределы Турции. Шумные и развязные жители британской столицы сильно смущали его. Они сбили его с толку. Его до глубины души оскорбляли пьянство, наркомания и беспорядочные половые связи, нескромность женщин и наглость мужчин. Когда он смотрел телевизор, ему казалось, что все британское общество погрязло в пороке. Иногда по протоколу им со старшей сестрой приходилось бывать на приемах; там он с глубокой грустью осознал, что излишества Запада соблазнили даже его родителей.

В 1997 году, учась на последнем курсе, Малик стал лучшим студентом. Из служебной квартиры отца он переехал в студенческое общежитие в районе Херн-Хилл. Ему выделили самую маленькую комнату на верхнем этаже обветшалого купеческого дома викторианской эпохи, в котором, кроме него, жили три студентки и пять студентов ЛШЭ, в том числе Димитрий, третьекурсник с отделения экономики труда.

В середине нового семестра Димитрий повел его на студенческую вечеринку в Брикстоне, где все пили и курили марихуану. Студенты из его общежития фотографировали своих друзей, которые совокуплялись прямо на полу, часто по трое. Иногда сексом занимались мужчины с мужчинами. Малик пошел искать Димитрия, он хотел сказать, что уходит домой. Своего соотечественника он нашел в одной из спален; тот занимался сексом с англичанкой.

Позже, ночью, один студент-англичанин, едва ли не самый разнузданный, упал с балкона третьего этажа и разбился насмерть. Все страшно перепугались; девушки рыдали. И лишь Абдул Малик тихо радовался в глубине души. Есть все-таки справедливость на свете! За час до того, как упасть с балкона, погибший целовался с другим мужчиной. Малик решил, что таким образом Аллах наказал студента за его грехи.

Вернувшись в свою уединенную комнату в верхнем этаже, он взял Коран, книга раскрылась на истории грехопадения Адама. Тогда-то на него и снизошло озарение. Несчастный случай с однокурсником был зна́ком свыше. Аллах обратился к нему через современную аллегорию греховности человека! С той ночи Малик совершенно отдалился от студенческой жизни и замкнулся в своих мыслях. Он изучал Коран и регулярно молился. Соседей раздражали его застенчивость, которую они неверно приписывали его отчужденности, и успехи в учебе, из-за которых его считали зубрилой. В насмешку над его турецким происхождением его прозвали «Шиш-кебаб». Особенно безжалостно Малика преследовал его соотечественник, которому следовало, казалось бы, его защищать. Хотя Стамбул и называли шикарным городом, честолюбивые юноши стремились преодолеть культурные границы и уехать на Запад.

Однажды ночью Малик сидел у себя в комнате и читал Коран, как вдруг соседи по дому стали швырять камни в его окно. Всмотревшись в щель между занавесками, он увидел, что они, пьяные, столпились на тротуаре и что-то кричат, обращаясь к нему. У всех была с собой еда из закусочных; девушки пустили по кругу бутылку водки. Малик выключил свет, но соседи вломились в дом и стали подниматься по узкой лестнице.

Он лег в постель и укрылся одеялом. Соседи выбили дверь и ворвались в его комнату. Они подняли невероятный шум. Его самый лютый враг, третьекурсник-физик с первого этажа, и Димитрий сорвали с него одеяло и навалились на него, прижимая к кровати. Малик кричал и вырывался, но кто-то снял с него трусы. Его гениталии полили соусом чили. Одна девица схватила его член и принялась мастурбировать, а остальные вопили во всю глотку: «Шиш-кебаб! Шиш-кебаб!» У него возникла эрекция, и он мучился от стыда. Другая девица полила его член водкой и взяла его в рот, но от смеси водки и чили ее вырвало. Малик в отчаянии закрыл лицо руками. Димитрий стал вытирать рвоту, чили и сперму Кораном. Таким был первый сексуальный опыт Малика.