Фромм, анализируя понятие бытия, подчеркивает прежде всего, что бытие есть становление. Ничто не является реальным, кроме процессов (см.: Фромм 1990а: 31, 32). Именно такая философия обусловливает интерпретацию созерцания живого цветка как подлинной формы бытия в противоположность обладанию цветком, когда тот погибает (см.: Фромм 1990а: 22–26).

Эта же диалектика процесса позволяет Фромму сказать: «Под бытием я понимаю такой способ существования, при котором человек и не имеет ничего, и не жаждет иметь что-либо, но счастлив, продуктивно использует свои способности, пребывает в единении со всем миром» (Фромм 1990а: 25).

На наш взгляд, идея «человек есть процесс» является односторонней и потому истинной наполовину. Более продуктивной представляется формула Г. Э. Хенгстенберга (1995: 213): человек есть «постоянство-в-изменении». Мы предлагаем уточнение: человек есть постоянство-в-становлении, поскольку изменение возможно и по кругу, а становление уходит в неизвестное будущее. Думается, именно трактовка человека как постоянства-в-становлении позволяет рассматривать его как единство обладания и бытия.

На наш взгляд, односторонность решения Э. Фроммом дилеммы «иметь или быть» (в пользу процессуального бытия) обусловлена и экзистенциальным характером его методологии. Очевидно, что экзистенциальный мир индивида находится в определенной корреляции с его социальным/институциональным статусом. Еще Л. Фейербах отмечал, что во дворцах мыслят иначе, чем в хижинах. Вот почему можно полагать, что для полноценной духовной жизни личности требуется ее качественная институционализация.

Иначе говоря, нам следует видеть в человеке интегральное единство всех его свойств и качеств, в том числе единство экзистенциально-институционального бытия.

Демонстрируя принципы обладания и бытия в повседневной жизни, Э. Фромм удачно анализирует обучение, память, беседу, чтение, власть, веру, любовь. Мы разделяем многие его выводы и хотим показать, как их можно приложить к анализу ценностей философского образования.

Философия гуманистична и демократична по самой своей природе: она обращена к человеку и доступна всем, поскольку у каждого из нас есть разум. Как говорил Людвиг Фейербах (1955: 63), «не во власти философии наделять умом, она его предполагает…». Однако он был не точен, когда добавлял: «Она только определяет мой ум. Образование понятий средствами определенной философии… есть только развитие заключенного во мне духовного материала, еще не определенного, но способного ко всяческой определенности». В действительности же философия имеет большее значение: она не только обнаруживает внутреннее содержание человеческого духа, но и принимает участие в его творении.

С этой точки зрения одна из основных ценностей философского образования заключается в том, чтобы утверждать и развивать самостоятельное мышление студентов, то есть способствовать их самотворению. Философия приглашает к размышлению. Она должна будить мысль, но «не должна брать в плен наш ум сказанным или написанным словом, — последнее всегда убийственно действует на ум…» — считал Фейербах (1955: 67). Никто (даже в рекламе) не смеет входить в мою голову без моего разрешения и навязывать свои представления.

По замечанию Фейербаха, философ проповедует не немым рыбам, он обращается к мыслящим существам. Однако основного смысла вещи он не дает, он вообще ничего не дает, — «иначе философ в самом деле мог бы создавать философов, что доныне никому не удавалось…» (Фейербах 1955: 67).

Размышление совершается в диалоге, где при столкновении различных мнений рождается истина, как высекается искра. Если взаимодействие является causa finalis природных вещей, то диалог оказывается оптимальным способом существования философии, классической формой ее бытия. Диалог — суть философии, когда он есть размышление, устремленное к истине. Философия диалогична. Самовлюбленный монолог оскорбителен для нее.

Размышление предусматривает доказательство. «Для доказательства необходимы два лица; мыслитель раздваивается при доказательстве; он сам себе противоречит, и лишь когда мысль испытала и преодолела это противоречие с самой собой, она оказывается доказанной. Доказывать значит оспаривать» (Фейербах 1955: 73).

Нередко же студентов учат так, пишет Э. Фромм, чтобы они могли повторить основные идеи автора. Именно в этом смысле студенты «знают» Платона, Аристотеля, Декарта, Спинозу, лейбница, Канта, Хайдеггера, Сартра. По мнению Фромма, так называемые отличники — это учащиеся, которые способны наиболее точно повторить мысли каждого из философов. Они напоминают хорошо информированного гида в каком-нибудь музее. Они не учатся мысленно беседовать с философами (Фромм 1990а: 43).

Однако мысль можно передать только посредством мысли, философию — посредством философствования. Или, говоря словами Фейербаха, изложение философии само должно быть философским. Это значит, что рассказывать о философии можно только размышляя. Иначе просто невозможно показать деятельность разума. Тогда на лекциях и семинарах осуществляется «таинство воскрешения» философского мышления разных времен. Разум преподавателя является «живой водой», тем чудотворцем, которым оживляет, воскрешает мысль прошлого.

Между тем многие историко-философские сочинения имеют один и тот же недостаток: схематичность, отсутствие живой мысли и произвольные оценки. Такая история философии превращается в историю… без философии, в обыкновенную положительную науку со своим духом позитивизма.

На наш взгляд, историк философии — это профессионал, «переболевший» теми или иными философскими доктринами и потому способный рассказать о них. Кто пишет повести о мировой философии, тот является человеком, который своим духом «пребывал» в духе, скажем, Платона, Декарта, Канта, Гегеля. В самом деле, как можно аутентично рассказать о Платоне, если мы сами не мыслили, не чувствовали, не переживали реальность в его категориях? Только уловив вибрации другого философского духа, можно о нем поведать.

Думается, критерием для нашего адекватного понимания метафизических дискурсов мог бы служить следующий экзистенциальный опыт. Мы правильно поняли мыслителя, когда, во-первых, из его исходных посылок самостоятельно получили его же выводы; когда, во-вторых, мы можем указать факторы (теоретические, социальные и др.), обусловившие его первые постулаты. Мы лучше поймем исследуемую доктрину, когда, в-третьих, преодолеем ее, возвысимся над ней в своем духовном развитии. В этом случае величие и ограниченность превзойденной философской системы станут более очевидными.

Можно сказать, что философия занимается постановкой разума у человека. Она не вливает в его голову мысли, словно капли лекарства. Истина не транслируется. «Мудрость непередаваема», — говорил Сиддхартха, герой одноименной повести Германа Гессе. Передаются слова, некоторая информация о ней. Постижение истины — прежде всего личностный процесс, связанный с саморазвитием познающего субъекта; существует момент истины, время ее откровения, которое, правда, может никогда не наступить, если к нему не стремиться.

В самом деле, как можно наделить кого-нибудь мудростью Платона? Здесь никакой исчерпывающий рассказ, например, о его теории идей, не поможет. Не поможет и институционализация в виде дипломов самых лучших университетов. Чтобы понять требуемый смысл, нужно возвыситься до философии Платона, если угодно, приобрести его мышление, а для этого необходима самостоятельная работа собственного духа.

Способность понимать другого, его идеи и чувства во многом предопределяется внутренним состоянием личности. Лишь развивая свою экзистенцию, свои мысли и чувства, можно подниматься до более высоких ступеней человеческого духа. Научение философии предполагает в первую очередь пробуждение разума студента, а не механическое усвоение им тех или иных постулатов. Мы должны начать думать, чтобы увидеть, почувствовать и понять философию. Одухотворение личности есть непременное условие качественного образования.