Она взглянула на ложу. Дама в желтых кружевах в антракте не вышла, сидела, беседуя со своим спутником. Дама в кружевах была довольна, это было заметно даже из партера.

Она огляделась вокруг. Часть зрителей вышла в вестибюль, но в опустевших рядах оставалось еще вполне достаточно довольных физиономий. Люди довольны — разглядывала она их. Слишком много довольных людей, от которых ее недовольство, наверное, отразилось бы, как солнечный луч от зеркала, не продолжайся действие алкоголя. А теперь она смотрела на них с отвращением, которое не нарушало ее уверенности в себе, пожалуй, даже усиливало ее.

«Откуда у вас право быть довольными?» — мысленно спрашивала она всех этих спокойных людей. Но за множеством довольных лиц ей виделось лицо мужа. И вопрос относился к нему.

Он как раз возвращался, так и сияя.

— Все было чудесно! — сообщил он. — После спектакля мы с Владей идем в винный погребок. Знаешь, в тот, студенческий. Владя будет рад тебе. Говорит, сто лет тебя не видел!

— Да ну?

— Он был такой милый!

— Хотелось бы мне когда-нибудь быть такой же довольной, как ты.

— Да это нетрудно, — его не покидал отблеск успеха, — нужно только правильно выбирать друзей.

— Вроде той дамы в желтом платье.

— Она не из числа друзей, — бесхитростно ответил он, — зато у ее мужа всюду есть рука.

Встреча с актером после спектакля проходила не так, как ей хотелось бы. В погребке собралась целая компания: актеры и актрисы, несколько местных деятелей, несколько завзятых театралов, и разговор шел сумбурный.

Мужу это не мешало веселиться, так было больше возможностей блеснуть дружбой с актером, и он не упустил ни одной из них.

Она сидела в конце длинного стола, далеко от знаменитости, и на этом расстоянии он казался таким же молодым, как и на сцене. А люди вокруг нее болтали о всякой всячине, и она не понимала, зачем нужно было собираться такой компанией, чтобы потолковать о завтрашнем футбольном матче или о крапивном чае. Место мужа рядом с ней почти все время пустовало: он бегал вокруг стола, заговаривал со знакомыми, в том числе и с самим актером, причем дружески обнимал его за плечи.

Она сама перекинулась с актером всего несколькими фразами. Зато дама в желтом платье сидела прямо напротив него и имела возможность говорить с ним в любую минуту.

После полуночи они с мужем собрались уходить; поднялся и знаменитый актер, слегка раскрасневшийся от вина, комплиментов и духоты винного погребка.

— Старик, — сказал он ее мужу, — ты доставил мне огромную радость! Ты совсем не переменился. А твоя супруга… — он поклонился ей, — да если бы у меня была такая жена, я бросил бы сцену и сидел дома!

— Ну-ну! — похлопал его по плечу муж.

— Серьезно. Говорю же тебе! — Он заметил, как она поджала губы. — Вы мне не верите? Ну и не верьте. Я из тех, кто позволяет себе оба наслаждения: владеть и изменять.

— Видала! — воскликнул муж. — Он всегда изображает из себя не того, кто он есть! Ну разве не блестящий актер?

— Вы ему верите? — спросил актер у нее. Он говорил ей «вы»! Он ей говорил «вы»!

— Нет! — твердо ответила она.

В его глазах она уловила разочарование, и это было единственным, очень маленьким удовлетворением за сегодняшний вечер.

По дороге к автомобильной стоянке муж выговаривал ей за неуместность ее поведения.

— Господи, еще и это! — воскликнула она.

— Ты должна была сказать ему что-нибудь приятное.

— А что приятного сказал он мне?

— Это совсем другое дело! — отрезал муж с досадой.

Площадь в такой час была пустынна, их шаги и голоса отражались под аркадами, и казалось, весь город притих, чтобы ни слова не упустить из их ссоры.

— Оставим это, — сказала она.

— Ромео! — Муж повысил голос. — Это был великолепный Ромео.

Тут он задумался и, только когда включил зажигание и когда машина тронулась с места, решил поделиться с женой результатами своих размышлений.

— Словечком «Ромео» спокойно можно назвать заболевание, которому подвержены только люди. У животных все иначе, гораздо проще.

— Оставь в покое животных!

— Но согласись, у людей все куда сложнее. Поставь человека в самую простую ситуацию, и она тут же станет сложной.

— Ох, ты-то хоть не усложняй!

— Хорошо еще, что мы оба не сложные натуры. Слава богу, что это так! Или, может, ты думаешь, мы — сложные?

— Где уж мне!

Он включил фары. Машина выехала из города, над полями висело темное небо, но оно было похоже не на небо, а на пустое темное пространство, откуда бежали и звезды, и луна, и, может, даже солнце завтрашнего дня.

Муж тихонько насвистывал за рулем, она сидела рядом и думала о мужчинах, которые приходят к женщинам, а потом бросают их. А женщины обычно остаются с детьми, о которых мужчины ничего не знают или не хотят знать. Вот о чем она думала. Женщины остаются, потому что иначе они потеряют самих себя. А мужчины не боятся этого. О, мужчины не боятся…

Осень

Эмиль дошел до леса и оглянулся. Противоположный склон курился под осенним солнцем, желтые костры деревьев величественно полыхали, искрились луга под длинными послеполуденными лучами, все сияло тем завораживающим сиянием, которое природа приберегала всю весну и лето, чтобы разом выплеснуть его, когда настанет этот день. И стены маленького отеля под горой тоже излучали необыкновенно белое сияние. Где-то там в саду за отелем под желтеющими каштанами сидела вместе со своей сестрой жена Эмиля, обе по-своему проводили отпуск: читали детективы, время от времени прихлебывая уже из второй или третьей чашки черный кофе.

Эмиль всегда брал отпуск осенью. Под конец сезона, вернее, уже после сезона они уезжали с женой в какой-нибудь маленький отель. Детей у них не было, поэтому им не приходилось считаться с каникулами. Чем старше становился Эмиль, тем больше убеждался, что в этом, пожалуй, единственное преимущество бездетных супругов. Со скрытой тоской он завидовал своим друзьям с их заботами о детях. Но его жена, казалось, была довольна своей участью. Она с нескрываемым облегчением встретила свое сорокапятилетие — появление ребенка теперь не угрожало привычному образу жизни. А Эмиль понемногу толстел в своем референтском кресле одного из страховых учреждений. Он собирал этикетки спичечных коробок, отвыкал курить и записывал в блокнот начало анекдотов, чтобы не позабыть их.

Осень в этом году выдалась солнечная и теплая. Эмиль любил осень. Он уверял, что все хорошее, что когда-либо произошло в его жизни, всегда случалось осенью. Он улыбался, когда кто-нибудь говорил, что май — месяц влюбленных. Тихое шуршание сухих листьев под ногами, взволнованное перешептывание хрупкой, отмирающей листвы вызывало в нем чувства отрадные и нежные. Можно сказать, что именно осенью в его душе расцветала сирень и весенняя поэзия. Но ему необходимо было оставаться одному, чтобы насладиться настроением, приходящим только раз в году. К счастью, жена была не охотница до дальних прогулок и предпочитала сад отеля.