Брюки стали вскоре музейным экспонатом, были выставлены на обозрение и вызвали всеобщее изумление. Осмотрел их и рейхслейтер Борман, и зрелище это навело его на мысль о роли провидения в спасении, фюрера, а генерал-фельдмаршал Кейтель напомнил, что то же самое он сказал непосредственно после взрыва.

Рейхсмаршал Геринг, как всегда жизнерадостный и шумный, восторженно поздравил Гитлера со спасением и тоже упомянул о роли провидения.

Фюрер, казалось, еще не мог найти подходящих слов для выражения своего отношения к этому чудовищному происшествию. Его молчание было многозначительным и расценивалось как запрет на все разговоры. Он лишь сказал:

— Как это могло произойти? Я жду объяснений!

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в своей ставке уже начал расследование. Его каналы связи работали бесперебойно. В начале второго он дозвонился до Берлина. Ему ответило главное управление имперской безопасности. Гиммлер попросил соединить его с Кальтенбруннером.

— Здесь произошло настоящее свинство, — сказал он. — Немедленно соберите группу надежных людей для переброски самолетом, среди них должны быть специалисты по взрывчатке и криминалисты. Они должны прибыть сюда как можно скорее.

— Будет сделано, — ответил Кальтенбруннер. — Что-нибудь еще, рейхсфюрер?

— Пока ничего, но будьте готовы ко всему. Дальнейшее — по обстановке. Ничего определенного пока сказать не могу.

По всей вероятности, никто в этот момент не знал, что происходит в действительности.

Полковник фон Штауффенберг сидел в самолете рядом с обер-лейтенантом фон Хефтеном. Внизу проплывали темные, подчас однообразные леса и светлые, будто выцветшие глаза, озера Восточной Германии. Пассажиры не обмолвились ни словом. Полковник закрыл свой единственный глаз и выглядел очень усталым, а обер-лейтенант все время улыбался, как человек, наконец-то избавившийся от больших забот.

Пилот не отрываясь смотрел на приборную доску. Двигатель самолета гудел в утомительным однообразием, а офицеры думали: «Что-то сейчас происходит на Бендлерштрассе?»

Однако там ничего не происходило. Гёпнер, Ольбрихт и Мерц фон Квирнгейм терпеливо ждали определенных, недвусмысленных сведений и время от времени пили за успех переворота.

Капитан фон Бракведе засел за телефон. Он пытался соединиться со ставкой фюрера, в частности с генералом Фельгибелем. Но это ему не удалось.

Генерал Эрих Фельгибель, начальник связи вермахта, сделал то, что от него требовалось: он блокировал коммутатор «Волчьего логова», и столь основательно, что даже Бендлерштрассе не имела никакой связи со ставкой фюрера. А теперь он со стоическим хладнокровием сидел среди своих офицеров и ждал дальнейшего развития событий. Одно из них произошло довольно скоро: Кейтель вызвал его на доклад.

Фельгибель поднялся, поправил форму, выбросил недокуренную сигару за окно и сказал примолкшим друзьям:

— Если бы вы верили в потусторонний мир, то сейчас я сказал бы вам: «До свидания!»

Он знал, что это конец.

В 14.30 полковник Эберхард Финк в Париже получил по телефону из Цоссена сообщение: «Учение началось». Это означало: покушение на Гитлера состоялось. Немецкие войска в районе Большого Парижа были сразу же приведены в состояние боевой готовности — значительно раньше, чем в Большом Берлине.

А на Бендлерштрассе все еще ничего не происходило.

Человек, который уже начал действовать, правда не имея о том ни малейшего представления, был лейтенант Ганс Хаген. У него было полное добродушное лицо, а по-юношески стройная фигура выглядела в военной форме довольно странно. Шел он задумавшись, и причиной тому был предстоящий доклад. Задача Хагена состояла в том, чтобы показать эффективную деятельность национал-социалистского руководства, а выступать на этот раз он должен был перед офицерским составом берлинского батальона охраны.

Для Ганса Хагена большой трудности это не составляло. Ведь прежде чем стать офицером, он был сотрудником министерства пропаганды. Именно там его заприметил сам шеф, Йозеф Геббельс, с тех пор относившийся к нему благосклонно. И теперь Хаген мнил себя личностью.

Сейчас он плелся по Фридрихштрассе и подбирал наиболее броские формулировки: «Только при больших испытаниях лучше всего проявляется добродетель!» Или же: «Для истинно великого никакая жертва не может быть достаточно большой!» А то и так: «Ничто не делается само По себе, чтобы чего-то добиться, необходимо хорошо потрудиться!»

Он проходил неподалеку от здания варьете «Винтергартен», когда обратил внимание на легковую машину. В ней сидел мужчина в генеральской форме, и лейтенанту вдруг показалось, что он узнал его. Это был Браухич!

Хаген страшно удивился, ибо генерал-фельдмаршал Браухич в настоящее время находился в немилости. Он был отстранен от дел самим фюрером и нигде не должен был появляться в форме, а прежде всего — в Берлине.

Это обстоятельство показалось лейтенанту Хагену, как он говорил впоследствии, весьма забавным. У него не было времени долго раздумывать об этом, но все-таки он сказал себе: «Весьма странно!»

В действительности Хаген не мог видеть генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, который до 1941 года являлся главнокомандующим сухопутными войсками, — в этот день Браухич находился в своем поместье в Восточной Пруссии. Но это было уже неважно.

Хаген заметил нечто, что стало занимать его мысли, хотя вначале и подсознательно. Об этом он заявил позднее, и ему можно верить. Однако эта ошибка, несомненно, послужила тем толчком, который привел к трагедии.

Небо было безоблачным, в воздухе ни малейшего ветерка, термометр показывал в тени тридцать четыре градуса. В этот день положение на фронтах не претерпело значительных изменений, да и бомбардировщики союзников в районе Большого Берлина не появлялись.

Фогльброннер не торопился. Он инстинктивно чувствовал: расследование в доме номер 13 по Шиффердамм таит много неожиданностей. То, что на третьем этаже рано или поздно он столкнется с неким лейтенантом фон Бракведе, было ему известно. Но как на это отреагировать — он еще не знал. Не мог он знать и того, что у лейтенанта имелся портфель, обладавший поистине «взрывной» силой. Фогльброннер думал сейчас лишь о том, как ему лучше сбалансировать государственные интересы и сложившееся в настоящее время соотношение сил.

Было почти 15.00, когда он стал подниматься на третий этаж.

В 15.00 Кейтель появился у Гитлера И попросил разрешения снять запрет на работу средств связи, поскольку могли быть звонки с фронтов.

Фюрер посмотрел на генерал-фельдмаршала с удивлением:

— Запрет на работу средств связи? Я об этом ничего не знаю. А кто отдал такое распоряжение?

Кейтель смутился, его обычно вкрадчивый голос зазвучал хрипло:

— По-видимому, Фельгибель неправильно понял ваше замечание, мой фюрер… Сознательно неправильно.

— Какое замечание? — спросил Гитлер, начиная сердиться.

— Вы же сказали, мой фюрер: «Ничто, даже самая малость, не должно просочиться отсюда!»

— И поэтому был заблокирован весь аппарат связи?! — завопил Гитлер. — Это же настоящий саботаж! Кто отвечает за связь? Арестовать мерзавца!

— В целях предосторожности я уже взял под арест генерала Фельгибеля.

В 15.00 полковник Финк из Парижа связался с главнокомандующим войсками «Запад», но к аппарату подошел начальник штаба генерал фон Шпейдель, который сообщил:

— Генерал-фельдмаршала фон Клюге в настоящее время в штаб-квартире нет.

— Попытайтесь разыскать его немедленно, — потребовал Финк. — Гитлер мертв.

Генерал фон Шпейдель несколько секунд молчал. Известие потрясло его, хотя и не было неожиданным: он относился к числу посвященных. Наконец он сказал:

— С генерал-фельдмаршалом связаться в настоящее время невозможно. Он выехал на линию фронта, у него там назначено совещание.

В дальнейших объяснениях собеседники не нуждались, так как хорошо понимали: только генерал-фельдмаршал в силу занимаемого поста мог обеспечить решение «западной проблемы» и тем самым вызвать лавинообразный переворот во всем вермахте.