Мария мелкими шажками пошла к нему. Она пыталась даже улыбаться при этом, ибо Йодлер внушил ей, что придает большое значение веселому настроению, которое должно быть у окружающих его людей. Мария наполнила вином его бокал, стараясь не подходить к Йодлеру слишком близко.
— А может быть, ты предпочла бы работать на какой-нибудь фабрике и спать в кишащем вшами бараке? Но я бы тебе этого не посоветовал.
Эти слова Йодлер произнес хрипло, но дружеским тоном — он ведь разрешил иностранной рабочей составить общество ему, представителю власти, к тому же истинному арийцу. Конечно же, она должна была чувствовать себя осчастливленной. И Йодлер без всяких предисловий схватил девушку за колено, а затем повел руку и выше.
Но Мария, охваченная ужасом, после нескольких секунд замешательства вдруг закричала, а затем с широко раскрытыми глазами выбежала из комнаты на темную лестничную клетку и рывком захлопнула дверь.
Ефрейтор Леман встретил нарождающийся день со своими новыми друзьями. Ночью они писали краской лозунги на стенах домов Пренцлауэраллеи. Лозунги спрашивали: «Как долго?» или же оповещали: «Ищем убойную скотину для Гитлера!» Среди них был и такой, который на первый взгляд казался довольно простым, а на самом же деле звучал утонченно: «Германия, проснись!»
И вот, с трудом переводя дыхание, они собрались в темном подвале на Ландверштрассе, что недалеко от Александерплац: рабочий трамвайного депо, две студентки, судебный заседатель, чета пенсионеров, драматург и ефрейтор Леман, по прозвищу Гном, который значился по фальшивым документам крановщиком, родом из Вестфалии. Чиновник, в распоряжении которого он состоял, был как раз вышеупомянутым судебным заседателем.
— Мы что, будем заниматься этим каждую ночь? — поинтересовался Леман.
Одна из студенток рассмеялась и ответила вопросом на вопрос:
— По-видимому, для этого требуется много усилий?
— И времени… — добавил Леман немногословно. — Лозунги выглядят так, как будто их писали наспех, дрожащими руками, а это не соответствует моим представлениям о прекрасном.
— К сожалению, — снисходительно заметил драматург, — среди нас нет художников.
И тут Леман предложил им глубоко продуманный с учетом перспективы план: изготовить шаблоны, подготовить красильщиков, ввести рациональные методы работы, применять более жидкие, влагоустойчивые и светящиеся краски. Изложив свой план, Гном с удовольствием насладился изумлением, которое он вызвал у слушателей.
Пенсионер, в ведении которого находился подпольный склад, спросил с сомнением:
— А как ты себе все это представляешь, товарищ? Ведь каждый килограмм краски приходится добывать с большим трудом.
— Придется сделать заказ на большую партию, — ответил спокойно Леман. — Если уж делать, так делать! Это мой девиз. Посмотрю, может быть удастся раздобыть парочку бочонков краски уже этой ночью.
Вскоре он звонил по телефону, доступ к которому его друзья имели с помощью отмычки. Леман нисколько не удивился, что через некоторое время ему ответил капитан фон Бракведе.
— Говорит склад сбыта номер семь, — бросил Гном в трубку. — Могу ли я сделать срочный заказ?
Бракведе потребовалось лишь несколько секунд, чтобы узнать, с кем он разговаривает. Потом он звонким голосом спросил:
— А хорошо ли складируется поступивший к вам на днях огнеопасный материал?
— Наилучшим образом! — заверил его Леман. — Укрыт в соответствии с требованиями инструкции от любого воздействия непогоды.
Бракведе, казалось, несколько замешкался с ответом, а затем сказал:
— Здесь сейчас нет подходящего материала, все упаковано, отправлено и к обеду должно быть доставлено в пункт назначения.
— Отлично! — обрадовался ефрейтор. — Могу ли я для оформления счета заехать в вышестоящую организацию?
— Да, можете, — согласился капитан. — Однако соблюдайте предельную осторожность при погрузке.
— Будет сделано! — заверил Леман радостно и, обращаясь к своим новым друзьям, объяснил: — Или мы с этого момента вообще не будем писать лозунги, или завтра вечером я притащу парочку бочонков нужной нам краски.
Вот уже несколько часов, как лейтенант Константин фон Бракведе сидел на стуле посреди узкой комнатки прямо под матово светящейся лампой, стараясь сохранить приличествующий случаю вид. Перед ним на низеньком столике, размером с раскрытую газету «Фёлькишер беобахтер», стояли чашки и бокалы, наполненные почти до краев.
— По-видимому, уже очень поздно, — сказал он с вежливым сожалением.
— А вы не скучаете? — спросила графиня Элизабет Ольденбург-Квентин. Она сидела напротив лейтенанта и тоже старалась держаться корректно. Казалось, она находится в своем бюро на Бендлерштрассе, где в любое время может открыться дверь.
Лейтенант поднял руки в знак протеста:
— Нет-нет, я не скучаю. На основании чего вы могли подумать такое? — Он очень редко, да, пожалуй, еще ни разу, не говорил столь взволнованно.
Их излюбленной темой была литература. На этот раз они вспомнили Шекспира, и Константин под впечатлением момента начал цитировать целые куски из «Ромео и Джульетты». Он собирался также подробно побеседовать о Шиллере, как вдруг Элизабет сказала:
— Странно, очень странно, что все героические личности увлекаются поэзией… Штауффенберг, например, помнит наизусть довольно сложные стихи, а ваш брат знает «Фауста» лучше, чем документы в своей папке…
— Вы, наверное, уже захотели спать, не правда ли? Мне нужно было уйти еще несколько часов назад.
— Я, конечно, не стану вас удерживать, если у вас какое-то дело. Мне не хотелось бы препятствовать выполнению вами какого-либо служебного задания…
Это предположение лейтенант решительно отверг.
— Я не мог представить себе ничего более прекрасного, чем… — Он смущенно замолчал, а затем поспешно спросил: — А что нам делать с портфелем, который поручил мне брат?
Туго набитый портфель стоял рядом. Его светло-коричневая кожа глянцевито поблескивала.
— А вы знаете, что находится в портфеле? — нетерпеливо спросила Элизабет. — Вы не задумались над тем, что же таскаете с собой?
— Над этим я даже не думал, — заявил лейтенант как о чем-то само собой разумеющемся. — Брат мне его доверил, и этого вполне достаточно.
— Портфель ведь даже не заперт, — продолжала девушка. — У вас не появлялось желания заглянуть в него?
— Ни малейшего.
— Насколько прав оказался ваш брат! — вздохнула Элизабет и улыбнулась, но улыбка эта предназначалась явно не лейтенанту. — Од знает, кому можно доверять. Перед ним остается только преклоняться.
В течение нескольких минут она словно прислушивалась к ночи. И вдруг эту гнетущую тишину прорезал резкий женский крик, а следом раздался приглушенный звук захлопнувшейся двери. Потом послышались шаркающие шаги.
Лейтенант поднял голову;
— Что такое?
— Пусть это вас не беспокоит, — заявила Элизабет решительно. — В наше время не все спят ночью. Можете себе представить, что среди нас есть люди, которые живут в постоянном страхе? Я вижу, вам не хватает фантазии, чтобы вообразить это… Пока не хватает. Но и вы скоро почувствуете страх. Вы хотите остаться у меня на ночь, Константин?
Сегодня Адольф Гитлер собрался идти спать на четверть часа позже, чем обычно. Эта задержка не на шутку обеспокоила Бормана: фюреру, которого он называл также шефом, сон был необходим, поскольку, невыспавшийся, он становился несносным, а от этого страдал строго регламентированный рабочий процесс в ставке.
Но генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель решил, что пробил его час. Стараясь растянуть этот час подольше, он пустился в разглагольствования, связанные с оптимистическими воспоминаниями. И Гитлер внимал ему с удовольствием.
— Когда я думаю о том, как вы, мой фюрер, прокладывали себе дорогу, несмотря на, коварные интриги врагов, я расцениваю это лишь как волю провидения!
