Гул возбужденной толпы перешел в громкий возмущенный ропот. Усталый путник остановился и сбросил с плеча тяжелую котомку.

— Что там происходит? — удивленно спросил он у идущего навстречу старика.

— Безбожник там проповедует, — проворчал старый Иоаким — Допрыгается, сын ехиднин. Забросают его сейчас камнями. И ученикам этого богохульника достанется. Ишь, додумались против закона Моисеева выступать!

Путник подошел ближе и втиснулся в толпу. Безбожник лет тридцати с горящими глазами и всклокоченной бородой возвышался над толпой, забравшись на самый верх горы, и смущал оттуда своими речами сердца людей.

— Книжники и фарисеи пользуются вашей доверчивостью. Они дурят вас! Каких только глупостей они не рассказывают! А вы верите в их сказки. Вы верите в то, что можно убить тысячу человек одной ослиной челюстью, но только свежей. Старая для этого не подойдет. Верите, что для напуска несчастий на Иерусалим лучший способ — сжечь огнем посреди города одну треть своих волос, вторую изрубить ножом, а третью развеять по ветру. Но это сработает, только если священник, готовящий себе пищу на человеческом кале, положит перед собою кирпич и начертает на нем имя города. Вы верите в говорящих змей и ослов и спите со своими ребрами. Ваш разум поврежден, потому и говорю вам притчами, ибо видя не видите, и слыша не слышите, и не разумеете.

Стоящие в стороне римские солдаты похохатывали и наслаждались театром. Те же, кто были из местных ауксилии, злились, но пока не подавали виду. Путник почувствовал азарт. Если толпа решит забить богохульника камнями, он тоже сможет поучаствовать.

— Думаете, ваша религия менее смешна? — внезапно повернулся в сторону римских воинов вошедший в раж безбожник. — Все, что говорят и чему учат ваши жрецы — это выдумки. Можно ли придумать что-то более безумное, чем ваши боги? Уран оскопляется, Кронос связывается и низвергается в тартар, титаны совершают восстание… И как много других таких же нечестивых бредней они рассказывают! Стикс умирает в битве: даже и смертными они оказываются; влюбляются друг в друга, влюбляются в людей. И это ваши боги? О неразумные! Вы даже простого сына человеческого, римского императора, почитаете за бога. Вы готовы поверить в любой вымысел. В то, что бог может умереть и воскреснуть. Что бог может полюбить человека. А если бы ваши жрецы рассказали вам, что боги произошли не от богов и людей, а, например, от людей и жертвенных голубей, вы бы, небось, и в такую чушь поверили? — безбожник не выдержал и сам расхохотался над своей шуткой.

— Богохульник! Атеист! Убить его! Забросать его камнями! — гудела толпа.

— Распять его! — влились в рев толпы крики римских ауксилии.

— Хм, а ведь этот безбожник не так уж и неправ, хотя сам даже не понимает всю глубину своей мысли, — неожиданно прошептал путник. — Кажется, это может сработать. Действительно, чем бредовей учение, тем легче ему избежать рациональной критики и овладеть разумом уверовавшего. Только так оно сможет завоевать целый мир.

Путник постоял на месте еще несколько секунд, размышляя над пришедшей в голову идеей, а затем тихо отошел в сторону.

— Нет, в самом деле… Может, мне стоит не на раввина продолжать учиться, а поменять имя и начать проповедовать подобную чушь на полном серьезе? Но лучше не сразу. Пока я буду служить в страже первосвященника и забивать камнями еретиков, нанять тем временем нескольких писателей, которые тайно выдумают новые священные книги… Над этим стоит поразмыслить. Credo quia absurdum est, — задумчиво бормотал себе под нос молодой Савл, сын фарисея из Тарса, наблюдая за тем, как озверевшая толпа тащит безбожника во двор первосвященника Каиафы.

Вечер, 10 сентября 1541 г.

Теофраст Парацельс очень любил свой маленький уютный домик на окраине Зальцбурга. Наконец-то он может заняться врачебной практикой и писать труды, не заботясь о том, что завтра ему, как не раз случалось, придется перебираться в другой город. Теперь у него здесь есть свой дом, кабинет, своя лаборатория. Своим нелегким трудом на благо науки он это заслужил. А сколько еще предстоит сделать! Ведь Эликсир Жизни уже почти готов, но еще не опробован. Все те пять рецептов, которые он составил раньше, работали плохо. Честно говоря, не просто плохо. Иногда в укромных уголках сознания даже мелькали напущенные бесами и элементалами мысли, что пациенты умирали как раз таки от использования этих эликсиров. Но на этот раз все будет по-другому. Он, профессор Парацельс, сделает то, что пока не удалось ни одному алхимику. Он создаст эликсир и прославится на века!

Радужные размышления Парацельса были бесцеремонно прерваны настойчивым стуком в дверь. Странно, он ведь сегодня уже не ждал пациентов. Тем более что последние два пациента так и не оправились после его лечения и почили в бозе. Парацельс раздраженно подошел к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял пожилой священник. Лицо его явно не было знакомо профессору.

— Добрый вечер, профессор Парацельс, — изрек гость надтреснутым сиплым голосом, медленно откидывая свой черный капюшон. — Отрадно, что я вас застал дома. Впрочем, как я слышал, вы теперь вообще редко выходите. Много работаете?

— Что вам угодно, святой отец? — Парацельс не смог сдержать раздражение в голосе.

— Эликсир Жизни, конечно! — священник, казалось, был удивлен. — Не вы ли несколько дней назад сказали архиепископу, что эликсир уже готов?

Парацельс с радостью бы захлопнул дверь перед носом этого странного наглеца, но его осведомленность и самоуверенность заставила профессора забыть о былой славе вспыльчивого врача-дуэлянта, одинаково хорошо владевшего и ланцетом, и шпагой.

— Кто вы? — спросил Парацельс.

— Человек, читавший вашу книгу «Алхимический псалтирь», да и другие работы тоже, и уважающий вас, как выдающегося ученого. Впрочем, нам стоит поговорить внутри, что стоять на пороге? — с этими словами незнакомец бесцеремонно оттолкнул профессора и прошел в комнату. — Поверьте, я бы предпочел нанести вам вежливый визит, как пациент, и купить ваш эликсир, но здесь существует одна проблема. Вы уже рассказали об эликсире архиепископу, а он его получить не должен. Эликсир должен получить я. И вы его мне сейчас отдадите.

— Вы в этом так уверены? — Парацельс попытался собрать в эту фразу весь сарказм и презрение.

— Конечно. Ведь у вас нет выхода. Вы спрашивали, кто я? Я инквизитор, работающий в Зальцбурге уже много лет. Тринадцать лет назад, в 1528 году, именно я сжег тех восемнадцать ведьм и колдунов. Известное дело было, вы наверняка слышали. Хотя, может, и не слышали — ведь в том году вы сами пытались стать проповедником и странствовали где-то в окрестностях Инсбрука. Итак, объясню вам ситуацию. Ваш покровитель, архиепископ, сейчас в Страсбурге. Встречается там с Кальвином, который через три дня уедет в Женеву. Так что вам он не поможет. Уже послезавтра вы имеете возможность разделить костер с двумя протестантскими еретиками.

— И за что же вы собираетесь меня сжечь? — сарказм профессора быстро улетучивался.

— За ересь, конечно. Нам даже не придется вытягивать у вас признание пытками. У нас уже есть два доноса о том, что вы написали книгу «О природе вещей», в которой описали, как предавались греху рукоблудия с тыквой. И с помощью этого мерзкого греха Онана хотели принизить славу Господа нашего, создав искусственного человечка силою Вельзевула. О! — священник подошел к столу. — Да вот же и рукопись этой книги! Мы вас, еретиков, сжигали и куда за меньшие грехи. Но я не любитель ходить вокруг да около, предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне эликсир, а архиепископу, когда он вернется в Зальцбург, под видом эликсира даете яд. Постарайтесь дать что-нибудь быстродействующее. Тогда архиепископом стану я, а вы под моим покровительством сможете продолжать спокойно жить и работать. Решайтесь, профессор, другого выхода, как я уже сказал, у вас нет.

Ситуация, действительно, было серьезной. Костры полыхали повсюду, еретиков жгли массово. Католики пытались сдержать распространение протестантства.