— Так и было. — Женщина вздохнула. — В любом случае жалко, что она их не носила, но, надеюсь, кто-нибудь еще… воспылает к ним страстью.
— С удовольствием куплю их, — сказала я и предложила цену. Женщина осталась довольна. Я выписала ей чек, отнесла вещи на склад и развесила там, чтобы выветрить появившуюся за долгие годы затхлость. Раздался звонок, и мужчина попросил Анни поставить подпись.
— Это доставка, — услышала я ее голос. — Две гигантские коробки — наверное, с бальными платьями. Точно, — добавила она, когда я спускалась по лестнице. — Отправитель… Рик Диаз, Нью-Йорк.
— Долго же они к нам шли, — сказала я, а Анни тем временем открыла первую коробку и стала по очереди доставать платья — тюлевые нижние юбки подергивались словно на пружинах.
— Они великолепны! — восхитилась Анни. — Посмотрите, какие плотные юбки — и цвета просто фантастические! Вот это красное словно охвачено огнем, а это, цвета индиго, напоминает ночное летнее небо. Мы их обязательно продадим. На вашем месте, Фиби, я бы заказала еще.
Я взяла оранжевое платье и встряхнула его.
— Мы повесим четыре из них на стену, как и прежде, а два поместим в витрину — красное и цвета какао.
Затем Анни открыла вторую коробку, в которой, как и ожидалось, лежали сумочки.
— Я была права, — сказала я, рассмотрев их. — Большинство не являются винтажными, да и выглядят неважно. Вот эта сумка «Спиди» от Луи Вюиттона — подделка.
— Откуда вы знаете?
— Сужу по подкладке — настоящая сумка от Вюиттона имеет коричневую хлопковую подкладку, а не серую, и число стежков вдоль основания ремня неверно — их должно быть ровно пять. Это мне тоже не нужно, — отвергла я темно-синюю сумку «Сэкс» середины девяностых. — А черная от Кеннет Коул старомодна, и на ней не хватает бусин… И потому — нет, нет, нет и еще раз нет, — сказала я, открывая уцененную сумочку «Беркин». — Жаль, что мне пришлось их купить. Но нельзя обижать Рика, иначе он перестанет присылать действительно хорошие вещи.
— А вот это очень мило, — достала Анни кожаную сумочку «Глэдстоун» 1940-х. — И она в прекрасном состоянии.
Я изучила приглянувшуюся ей вещицу:
— Немного потерлась, но мы ее отполируем и… О! А это мне нравится. — Я взяла белую сумочку из страусовой кожи в форме конверта. — Она очень элегантна. Возможно, оставлю ее себе. — Я сунула ее под мышку и посмотрела на себя в зеркало. — А пока отнесу все на склад.
— А как насчет желтого бального платья? — спросила Анни, развешивая наряды на мягкие вешалки. — Оно по-прежнему у нас в резерве — интересно, что там у Кэти?
— Я не видела ее больше двух недель.
— Когда состоится бал?
— Через десять дней, так что время пока есть…
Но прошла еще неделя, а Кэти так и не объявилась — не пришла и не позвонила. В среду перед балом я решила связаться с ней, но, размещая в витрине большую тыкву — мою единственную уступку Хэллоуину, сообразила, что не знаю ее телефона и даже фамилии. Я оставила сообщение на автоответчике «Косткаттерс» и попросила позвонить ей от моего имени, но к пятнице по-прежнему ничего не было слышно, поэтому после обеда я снова повесила платье на стену рядом с оранжевым, фиолетовым и синим — платье цвета индиго было уже продано.
Взбивая его юбки, я гадала, а не нашла ли Кэти наряд подешевле или же просто не пойдет на бал. Потом я подумала о Рокси — вечернее «витражное» платье от Кристиана Лакруа из коллекции этого сезона стоило три тысячи шестьсот фунтов, как было написано в «Вог».
— Это несуразные деньги, — сказала я Майлзу, когда мы сидели у меня на кухне на следующий день после его покупки. Он впервые пришел ко мне домой. Я приготовила пару стейков, а он принес бутылку «Песни дрозда». Я выпила два бокала и расслабилась. — Три тысячи шестьсот фунтов!
Майлз спокойно потягивал вино.
— Деньги большие, но что было делать?
— А ты не мог сказать: «Это слишком дорого»? — весело предложила я.
— Не так-то это просто.
— Неужели? — Я неожиданно подумала, а слышала ли когда-нибудь Рокси слово «нет».
— Рокси очаровало это платье — а у нее, по сути, первый благотворительный бал. О нем напишут в прессе, и она надеется, что ее сфотографируют. Плюс к этому там будут вручать приз самому нарядному гостю — она хочет переиграть соперниц, и потому… — он вздохнул, — я не устоял.
— А она должна сделать что-то в ответ?
— Что именно — помыть машину или выдернуть сорняки?
— Что-то в этом роде — или просто поусерднее учиться в школе.
— Я так не поступаю, — сказал Майлз. — Рокси знает, сколько стоит платье, и благодарна мне за то, что я его купил, — этого достаточно. А плата за обучение существенно снизилась, поскольку она больше не находится в пансионе, так что у меня не было причин скупиться. Если помнишь, я собирался потратить не меньшую сумму на аукционе «Кристи».
— Разве можно забыть такое? — Накладывая Майлзу салат, я подумала, а доведется ли мне когда-нибудь надеть удивительное белое платье из шелкового джерси с шифоновым шлейфом. — А тебе не хочется дать Рокси почувствовать, что она заработала это платье — или по крайней мере вложила в него хоть каплю труда?
— Да нет, — пожал плечами Майлз. — А в чем дело?
— Ну… Полагаю, в том… — Я глотнула вина. — На Рокси все падает с неба, и она не привыкла прилагать к этому никаких усилий. Словно само собой разумеется, что все принадлежит ей.
Майлз пристально смотрел на меня.
— Какого черта? Что ты хочешь этим сказать?
Я вздрогнула от его тона.
— Просто… детей надо поощрять. Вот и все.
— О. — Лицо Майлза разгладилось. — Да. Конечно…
А затем я рассказала ему о Кэти и желтом бальном платье.
Он откинулся на спинку стула.
— Так вот что побудило тебя прочитать мне эту лекцию, верно?
— Возможно. По-моему, поведение Кэти достойно восхищения.
— Так оно и есть. Но Рокси находится в иной ситуации. Я не чувствую себя виноватым, тратя на нее столько денег, поскольку… могу делать это и много даю на благотворительность, так что не считаю себя эгоистом. Имею право распоряжаться оставшимися после уплаты налогов средствами так, как мне заблагорассудится. И предпочитаю тратить деньги в основном на семью — то есть на Рокси.
— Ну… — пожала я плечами. — Она твой ребенок.
Майлз повертел в руке бокал.
— Да. Я воспитывал ее в одиночку в течение десяти лет — а это непросто, и ненавижу, когда посторонние говорят мне, будто я все делал неправильно.
«Значит, «посторонние» заметили, как Майлз потакает Рокси, — думала я, направляясь субботним утром в магазин. Но этого невозможно не заметить. — Интересно, а если у нас с Майлзом будут дети, станет ли он относиться к ним точно так же? Я бы точно не позволила ему этого. — И я поймала себя на мысли о нашей возможной семейной жизни — отношение Рокси ко мне со временем наверняка станет терпимее, а если нет… — Ей шестнадцать, — напомнила я себе, снимая пальто. — Скоро она пойдет по собственному жизненному пути».
Перевернув табличку с надписью «Закрыто», я пожалела, что сегодня мне никто не помогает — ведь суббота всегда самый напряженный день. Я говорила об этом с Анни, но она предпочитала не работать по уик-эндам, поскольку обычно в эти дни ездила в Брайтон. Я отказалась от идеи попросить о помощи маму: винтаж ее не интересует, и, кроме того, она устает и нуждается в отдыхе.
В первый же час в магазине побывало восемь покупателей. Было продано фиолетовое бальное платье, а также мужской тренч от «Берберри»; затем пришел мужчина, искавший подарок для жены, и купил несколько вещей тети Лидии. Потом наступило временное затишье, и я облокотилась на прилавок, наслаждаясь видом Хита. Дети катались на велосипедах и носились друг за другом; люди бегали трусцой, катили коляски и запускали воздушных змеев. Я смотрела на небо с барашками облаков, следила за самолетами, поблескивающими на солнце, оставляя белые полосы на синем фоне. Большое подсвеченное снизу облако с удивительно ровными краями нависло над Хитом словно космический корабль. Я представляла фейерверк, который расцветит небо через неделю. Мне нравились фейерверки в Блэкхите, и будет очень мило, если мы полюбуемся им вместе с Майлзом. Звякнул колокольчик.
