— Постой, — сказал Ким. — Я не понимаю. Откуда у тебя это? И почему?.. Ты меня разыгрываешь?

— Я не разыгрываю.

— Но… каким образом? Послушай, Юрка, ты мне должен сказать. Это, в конце концов…

— Я не могу, папа. Не имею права. Пока я ничего не могу.

Глаза Юркины посмутнели: конечно же, наверняка ему очень хотелось все рассказать, тем более отцу, но он, к сожалению, не мог, не имел права.

И еще Киму, когда он заглянул в посмутневшие глаза сына, вдруг стало понятно, что эти глаза видели что-то такое, чего не видел он сам.

Опять позвонили у двери.

— Привет, — сказала Светка, отряхивая капор. — Снег пошел.

— Да? — сдержанно удивился Ким Андреевич.

— У тебя… кто-то есть? — Она только сейчас обнаружила шинель на вешалке.

— Да.

— Так я могу уйти, — с готовностью, без обиды предложила Светка.

Фролов, поколебавшись, сопоставив в уме какие-то «за» и «против», решил:

— Нет, заходи.

— А кто?

— Юрка. Сын.

— О-о… — Она испуганно округлила глаза.

Хотя вообще-то ее мудрено было испугать чем-нибудь.

Светка училась на третьем курсе педагогического института. Они познакомились в одной компании, откуда он в первый же вечер увел ее к себе, и вот с тех пор она сюда исправно наведывалась. У Кима не было никаких оснований подозревать, что Светка намеревается его на себе женить — она прямо говорила, что это в ее планы не входит, а просто ей осточертело институтское общежитие.

Ему же она просто нравилась.

И сейчас, когда она сняла свое длиннющее пальто с обшитым искусственным мехом подолом и осталась в кратчайшей юбчонке искусственной кожи и в высоких ботинках со шнуровкой (это уж был его подарок), Ким еще раз с гордостью убедился в том, как она тонка в талии, как неожиданно грудаста и какие у нее тяжелые черные волосы. Право, некоторым гражданам остается лишь завидовать ему, Киму Фролову, ха-ха.

— Прошу… — Ким пропустил ее в комнату, сказал: — Знакомьтесь.

Юрка поднялся, зачем-то прищелкнул под столом каблуками, склонил голову.

— Фролов.

Она же ему сделала девчачий книксен и назвалась:

— Светлана.

Ким Андреевич достал из серванта третий бокал, разлил всем коньяк, придвинул ближе к Светке закуску.

— Налегай, — посоветовал он, кивнув на бутерброды.

— Спасибо, — сказала Светка и, зацепив лимонный ломтик, укусила его, сморщила нос. — Ну, кислятина.

— Да ешь! — приказал хозяин гостье. — Вот с крабами, с колбасой…

— Не хочется.

«Не хо-очется!» — озлился Ким, не подавая, впрочем, вида. Он-то знал, что ей всегда хочется.

А Юрка между тем очень внимательно и прямо смотрел в Светкино лицо. Было даже странно, что такой молодой парень, ну совсем еще юнец, умеет и смеет вот так, безо всякой робости смотреть в женское лицо.

Даже саму Светку это смутило наконец, щеки ее вспыхнули.

— Что вы… почему вы так смотрите?

— Я вспоминаю, — сказал Юрка. — Я вспоминаю, но вот никак не могу вспомнить. Почему-то я вас не знаю… Вы в какой учились школе?

В Соснах до недавних пор были всего лишь две десятилетки, и, конечно же, здешние старшеклассники знали друг дружку наперечет, хотя бы классом ниже или классом выше, хотя бы и не состояли в знакомстве, однако же знали, тем более хорошеньких девочек.

— Почему-то я вас не знаю, — повторил Юрка. — Странно.

— Да откуда вам меня знать? — Светка весело рассмеялась. — Я же вовсе не сосненская! Я приезжая. Я сюда приехала — в пединститут.

— Она на филфаке учится, — добавил Ким Андреевич.

— А откуда вы?

— Из Балты. Нет-нет, это не на Балтике, никакого даже отношения. Это в Одесской области такой городок сельского типа.

— А… почему сюда? — продолжал удивляться Юрка.

Теперь было совершенно очевидно, какой он еще желторотый и наивный мальчишка. Ким даже почувствовал к нему жалость.

— Прочла объявление в газете, — объяснила Светка. — Догадалась, что у вас это проще — поступить. Новый институт. Взяла да и приехала.

— Ну и правильно, — одобрил Юрка. — У нас ведь ни чего город, а?

— Ничего…

Светка опять расхохоталась, откинула голову, и ее черные волосы пали на спинку стула.

Ким Андреевич покосился на эти волосы и неожиданно подумал, что было бы и впрямь не худо жениться на ней. Отчего бы ему не жениться? Такая молодая и красивая. А эта ее настораживающая покладистость… черт возьми, эта покладистость скорее всего выражает ровность характера и доброту. Он-то разбирается в таких вещах. Вон его Алка уж какая была недотрога, а что потом вышло… Так почему бы ему не жениться?

— А потом, когда вы окончите, останетесь здесь или уедете к себе в Балту? — обстоятельно расспрашивал Юрка.

— Куда пошлют. Мне все равно, — сказала Светка. И, подумав, добавила: — Теперь везде одинаково.

— Да, — согласился Юрка. — Ну, в одном месте теплее, в другом холоднее, а так-то вообще одинаково… Значит, вы будете преподавать литературу?

Фролов в одиночестве — сейчас он, бесспорно, пребывал в одиночестве, хотя за столом сидели еще двое, — выпил.

Было бы вовсе не худо жениться на ней. Тогда уж она никуда отсюда не уедет… Но вот что странно: он еще ни разу не затевал с ней разговора об этом, насчет женитьбы, и даже осмотрительно не касался этого вопроса. Лично он никогда. А она, именно она успела уже столько раз сообщить ему, что это вовсе не входит в ее планы. Что пусть он не думает, она не добивается… Но почему? Не входит, видите ли, в планы. Какие же у нее другие планы?

— В субботу у нас вечер в институте, — рассказывала она Юрке. — Приходите, я вам достану пригласительный. — Она потупилась жеманно. — Я там буду петь. Нет-нет, не одна — у нас вокальный октет.

— В субботу? Но я ведь только до четверга…

— Света, — сказал Ким Андреевич, встав из-за стола. — На минуту.

В прихожей он снял с крюка длиннополую ее хламиду, подал, объяснил вполголоса:

— Понимаешь, он только на три дня и ко мне уже вряд ли зайдет. А надо потолковать с парнем.

— Ну, конечно, — сказала Светка.

— Ты приходи завтра.

— Ладно, — кивнула она макушкой, застегивая пуговицы у колен. — Передай до свиданья.

— Ушла, ей на лекции рано. — Ким, вернувшись, развел руками. И таинственно улыбнулся. — Юрка, а ведь ты еще не видал… Иди-ка.

Он провел его в соседнюю комнату, включил свет.

Заметил, с каким печальным любопытством Юрка обвел глазами стены этой комнаты, которая была когда-то его владением, где он спал, готовил уроки — так бесконечно давно, полтора года назад…

— Смотри же!

В углу комнаты рядом с двухтумбовой радиолой «Симфония», поблескивая никелем, сияя медью, сверкая зеленым лаком, расположилась большая ударная установка. Целое хозяйство: большой барабан, малый барабан, висящая отвесно тарелка и горизонтальные сдвоенные тарелки, и еще барабанчики — мал мала меньше.

— Ого! — восхитился Юрка. — ГДР?

— Наша, — с гордостью сказал отец. — Восемьсот тридцать рублей. Я из Москвы привез.

Это было давней и заветной мечтой Кима Фролова. Он зажегся этой идеей много лет назад. Но тогда, будучи еще рядовым инженером, он, естественно, не имел возможности выложить такую кучу денег, да и где бы он пристроил этот исполинский агрегат, когда в двухкомнатной квартире жили три человека?

— Садись вон туда, — указал он Юрке на диван.

А сам, немного волнуясь, суетясь, бросился к приемнику, включил, дождался полного звука и начал вертеть регулятор настройки. В обеих тумбах засвистело, забубнило, заверещало…

— Сейчас что-нибудь найдем. В это время лучше всего на средних, — сказал Ким Андреевич, вглядываясь в шкалу.

И точно. Разноголосый гомон эфира вдруг начисто смылся, уступив место ясной, отчетливой всеми тембрами, сразу привлекшей слух, музыке, будто оркестр играл рядом, и даже не рядом, а в самой этой комнате.

Ким, не разгибаясь, постукивал подошвой по ковру — пробовал ритм. Оглянулся, подмигнул Юрке.