Наверное, думает: «Кому я доверил мать своей жены?»

Когда я снова пытаюсь искоса посмотреть на скамейку, к удивлению нахожу там только Лидию Михайловну в компании Егорыча.

Уже испарился! Оказывается, директор умеет исчезать так же внезапно, как и появляться.

– А почему он тогда её сюда определил? – спрашиваю я Свету, которая уже закончила убираться и стоит около меня.

– Мне кажется, здесь совсем неплохие условия. Живи – не хочу! А еще она сама мне говорила, что он ей частную сиделку хотел нанять, когда она одна в квартире жила. Только она отказалась и сюда попросилась. Дочки нет, мужа тоже больше нет. Не хотела, говорит, больше жить в квартире с призраками прошлого. Да, мне кажется, тут хорошо. Я бы в старости не отказалась сюда перебраться. Кормят, поят, развлекают. Что еще нужно?

– Может, нас еще здесь приютят на старости лет за былые заслуги, – ухмыляюсь я.

Вечером после ежедневного променада на свежем воздухе мы с Лидией Михайловной читаем Асадова. Вернее, читаю я, а моя слушательница, затаив дыхание, полулежит в кровати и наслаждается поэзией любимого автора.

– Мне тоже нравятся эти стихи, – говорю я, закончив читать стихотворение «Мы хотели с тобою дружить».

– Да, поэзия – это нечто особенное. Она способна затронуть самые сокровенные уголки души, самое потаенное, – отвечает она мечтательно. – Я своим деткам в младших классах всегда задавала писать небольшие стишки. Пусть получалось не очень стройно по ритму и по рифме, зато какие образы! Взрослый такого не придумает! Один мальчик, как сейчас помню, написал что-то там… «из снега… как из муки… испеклись снеговики». Эх, запамятовала уже, как точно.

– Да, а еще стихи – это отличное лекарство, – произношу я задумчиво, – лекарство для души, когда плохо, когда не с кем поговорить. Они – настоящее спасение. Уйдешь с головой в творческий процесс и забудешь, о чем плакал…

– А ты тоже пишешь стихи? – она с интересом заглядывает мне в лицо.

– Да, – неуверенно отвечаю, понимая, что выдала себя, – так… балуюсь немножко.

– Прочитай мне что-нибудь из своего, пожалуйста.

Из своего? Судорожно перебираю в мозгу названия и понимаю, что не могу вспомнить ни одного целиком.

– Я как-то плохо помню свои стихи наизусть, – мямлю я.

Лидия Михайловна смотрит на меня щенячьими глазами.

– Ну, разве что, вот это.

На ум почему-то приходит стих, который я написала Пашке, когда мы еще были в браке. Набираю побольше воздуха в легкие и медленно начинаю:

– Я почти не помню, как тебя любила,

Как тобой дышала, как тобой жила.

Как же допустила, что совсем забыла

Нужные такие нежные слова.

Я ищу, за что бы ухватиться крепко,

Чтобы погрузиться в прежние мечты,

Чтобы сделать кадры, чтобы сделать слепки

Нашей прошлой сказки будней золотых.

Мне бы окунуться в счастье от того лишь,

Что ты рядом ходишь, ходишь и молчишь,

А сейчас ты будто в топях тёмных тонешь,

И меня пугает фраз забытых тишь.

Я хочу обратно к первым поцелуям,

К вздохам на скамейке, к трепету в груди,

Но сидит в сознанье, глухо протестуя,

Замершее в крике, злое «уходи».

Ссоры, ругань – болью сердце выжигают.

И, рубцуясь, рана стёрла все следы.

Как же так случилось? Наши тени тают.

Волшебство из сказки превратилось в пыль.

Из обид оковы сбросить нету силы,

Я иду, на ощупь выбирая путь.

Помоги мне вспомнить, как тебя любила,

Без тебя мне память эту не вернуть.

Я замолкаю.

– Такое грустное стихотворение, – Лидия Михайловна хмурит брови-ниточки, – и очень хорошее. А я тоже на Гришу часто обижалась. Думала: Всё! Ухожу от него! Не люблю его больше! А он всегда первый мириться приходил… с цветами. Даже когда я не права была. Вот так сорок пять лет и прожили вместе. Куда же без ссор? Они у всех бывают.

– Да, но у нас с мужем ссоры стали обычным образом жизни. Последние полгода мы даже не разговаривали нормально, только огрызались друг на друга. А ведь в начале нашей совместной жизни мы совсем не ругались. Конечно, у него были вспышки. Но это было так несущественно.

– А что же случилось?

– Мы решили завести ребенка.

Лидия Михайловна округлила глаза:

– Так это же дело хорошее. Дети – это прекрасно. Это цветы жизни.

– Да, вот и мы, прожив в браке два года, подумали: не посадить ли нам самим эти прекрасные цветы… для начала хотя бы один. В первый месяц нашего планирования… Я раньше даже слов таких не знала… Я по своей наивности мечтала и представляла, как покажу ему тест на беременность, где я ему сообщу эту радостную новость. Выбирала имя для девочки и для мальчика, заглядывала в витрины детских магазинов и присматривала понравившиеся комбинезончики. Не ходила, а порхала в радостном предвкушении. Но ничего не получилось. Я подумала, что это какое-то недоразумение, ошибка. Но не получилось ни во второй, ни в третий, ни в четвертый месяц. И во мне поселился страх. А что, если никогда не получится? Состояние паники и бесконечной тревоги не покидало меня. И я плакала каждый раз, когда понимала, что вновь не беременна.

– А что же твой муж?

– А что он? Сначала в шутку, а потом и всерьёз называл меня бесплодной и никудышной.

К горлу подкатил ком.

Я вспоминаю, как пила настойки каких-то трав, читала заклинания, объедалась витаминами вперемешку с валерьянкой, даже фикус посадила, прочитав в интернете, что это помогает. В общем, сходила с ума, как умела. На что только не толкают отчаяние и одиночество. Да, одиночество, потому что мой муж настолько отдалился от меня, что, казалось, этот ребенок нужен мне одной. Он даже дома перестал появляться. Хотя, когда супружеский долг превратился в ежедневную пытку, а дома ждет вечно ревущая жена… разве от такого не хочется сбежать?

– Знаете, – я сглатываю намечающиеся слезы, – я ведь пошла к врачам, обследовалась, и мне сказали, что я полностью здорова. Доктора лишь развели руками, потому что лечить меня было не от чего.

– А муж проверился? Сейчас мужики совсем хилые пошли.

– Я предлагала ему несколько раз, но он отказывался и возмущался, мол, точно здоров, это я – больная и неполноценная.

– Так это из-за него не получалось, Витоша! Сам он больной!

– Нет, – я грустно улыбаюсь своему новому прозвищу. – Нет, он не больной. Через год наших мытарств мне позвонила женщина и сказала, что они с Пашей давно встречаются, любят друг друга, и у них скоро появится ребенок.

– Вот кобель! – вырывается у всегда интеллигентной Лидии Михайловны.

– Мне тогда так больно было, просто физически больно, всем телом. Это же настоящее предательство. Как он мог. Он мне изменял, да ещё и подарил ребёнка другой, чужой женщине… не мне. Я чувствовала себя такой одинокой, такой растоптанной. После того, как всё открылось, – хрипло произношу, – я собрала его вещи и подала на развод. Мне даже показалось, что он не очень хочет уходить. Ему и так было удобно: тут одна кормит, там другая холит. Да только вот, видимо, перепутал, забылся и сделал ребёнка любовнице. А может, решил так проверить свои возможности.

Я закрываю глаза, пытаясь скрыть слезы обиды.

Зачем я всё это рассказываю этой пожилой женщине? Думаю, она и сама не рада моей исповеди. Наверное, это стихи настроили меня на такой откровенный лад. Может, мне просто необходимо было выговориться, ведь я ни с кем этого не обсуждала. Подруги – в других городах, а маму я не хотела лишний раз расстраивать своими проблемами в столь редких разговорах по телефону. Я просто поставила её перед фактом, что развожусь. А она не стала спрашивать, и, кажется, даже обрадовалась. Паша ей никогда не нравился. Она считала его слишком импульсивным, горячим и почему-то нечестным. Мама, ты как в воду глядела. Мой внутренний монолог прерывает трескучий голос моей собеседницы:

– Я передачу смотрела… Там рассказывали, что мужчина и женщина могут не подходить друг другу по природе, генетически. Вот у них дитё и не рождается. А я вот считаю, что на всё воля Божья, и детей небеса посылают.