Занятия в университете закончились, и моя учеба тоже подошла к концу. Диплом секретаря был у меня на руках, и я собиралась в скором времени подыскать себе подходящую работенку в приличном офисе. Торговлей я была сыта по горло. Продавщицы из меня никогда бы не вышло — у меня не хватало ни терпения вначале, ни выручки потом. К тому же я была уверена, что заслуживаю лучшей жизни. За все это время мне так и не пришлось поразвратничать ни с кем, даже немножко. Поэтому, зажатая между дурацкой работой и полным отсутствием кого-то, с кем я могла бы разрядить эмоции и поделиться своей неуемной энергией, неудивительно, что я впала в депрессию и чувствовала себя подавленной и угнетенной.
Был пик лета. Жара стояла такая невыносимая, какая может быть только летом в Мадриде. Квартира стала похожа на духовку для жарки кур гриль, которыми торговали в «Английском дворе».
Эстрелье удалось смотаться. Она прохлаждалась теперь в Сантандере. Мы же с Антонио, как наказанные, остались убивать благословенное время каникул дома. Кто знает Мадрид, тот представляет, в какую пустыню превращается город в разгаре августа. В первых числах этого месяца словно гигантским пылесосом кто-то проходится по улицам и площадям и всасывает весь народ, да так начисто, что в городе не остается ничего, кроме смертельной скуки. Изнуренные жарой, выжатые до капли, мы с Антонио не обращали друг на друга никакого внимания: спали с открытыми дверями в комнатах и выходили на кухню и в коридор чуть ли не нагишом. Иногда я ловила на себе жгучий, пожирающий, гипнотизирующий взгляд соседа, но не обращала на это никакого внимания и не оставляла ему никакого шанса. Было и так достаточно жарко, чтобы еще чем-то перегревать себе голову.
Эта ночь была такой же, как и все предыдущие, и коротали мы ее абсолютно так же, как и всегда. Я валялась на диване, Антонио устроился в кресле. Было почти четыре утра, а мы все еще безуспешно надеялись, что через распахнутые настежь окна в квартиру войдет хоть какое-то количество свежего воздуха. Мы уже устали переключать телевизор с одного канала на другой. Глаза у нас слипались от духоты и усталости. Я растянулась на диване и лежала как вареная. Нет, как жареная.
Поначалу, почувствовав, как маленькие, ловкие и быстрые пальчики массируют мне плечи, я даже не поняла, сон это или все происходит наяву. Я прикинулась наивной дурочкой и долгое время не вмешивалась в это занятие, потому что, надо отдать Антонио должное, его пальчики делали свое дело просто феноменально мастерски. Его руки забрались под мой топик, надетый прямо на голое тело, и я сама помогла его снять. Тогда его пальцы лихорадочно забегали по всей моей спине. Вскоре я ощутила, как он прошелся языком прямо по позвоночнику. У меня забегали мурашки по коже, но это было скорее приятно, чем неприятно. Я смаковала его ласки, вальяжно и лениво, наслаждаясь и чувствуя себя Клеопатрой. Его тело внезапно задрожало, он не мог больше себя контролировать и мокрыми губами прошептал мне на ухо:
— Я от тебя торчу! Какая телка! Проклятие, ты меня возбуждаешь!
Я тут же очнулась — меня как холодным душем обдало, — тут же отпихнула его от себя и, перевернувшись к нему лицом, выставила на обозрение свою драгоценную грудь. Совершенно отдавая себе отчет в том, что созерцание этого великолепного запретного зрелища окончательно сведет его с ума, я холодно добавила:
— Оставь меня. Я иду спать.
Антонио уставился на меня, не понимая ни слова. Потом попытался удержать меня, но я вырвалась и убежала. Этой ночью я спала за закрытой дверью. Я рухнула на постель, взяла сигарету, закурила и стала рассуждать. Мозг говорил мне, что ничего не надо, что он не нравится мне, что с ним даже связываться не стоит. Тело пело другую песенку, что немного секса никогда не помешает и еще никому не повредило и надо же в конце концов время от времени хоть что-то чувствовать у себя между ног. Мозг настаивал, что я просто шлюшка зеленая, которая путается с собственным соседом по квартире, что беспорядочные половые связи никогда ничем хорошим не кончаются, особенно когда партнер тебе не нравится, совсем, настолько, что ты не видишь в нем ничего хорошего. Тело продолжало свою вечную песню: что ни к чему это не обязывает, я хоть вспомню немного, что у меня есть сиськи и пиписька и что уже почти четыре года, как я снова девственница. Мне так и не вспомнить, чем закончилась эта война и кто из двоих одержал победу, потому что незаметно для себя я спеклась и провалилась в сон.
В два часа следующего дня Антонио разбудил меня криком из-за двери и вошел ко мне в комнату с подносом в руках. Мама родная, чего там только не было, я чуть в обморок не упала: взбитые яйца, поджаренные тосты, свежий мармелад, апельсиновый сок, чашка кофе и роза на конверте. Ну прямо как в кино. Этот парень и правда был от меня без ума. После вчерашнего номера, после всего, что я выкинула, он обращался со мной так, будто я облегчила его по меньшей мере раз шестнадцать, и, что вероятнее всего, все это было задумано только для того, чтобы просто уложить меня в постель и перепихнуться. Курам на смех. Вот она «настоящая» любовь! Запахи были такие аппетитные, что я тут же почувствовала голод и накинулась на еду. Антонио убрал со стула лифчик и трусы, сел и уставился на меня с таким обожанием, что я снова не удержалась и ощутила себя Клеопатрой. В перерыве между яйцами и кофе я вскрыла конверт и увидела открытку с сурком на зеленом лугу. Сурок, луговая собачка, говорил: «Людям свойственно ошибаться, но я твой талисман, это точно!» Ну вот, пришло время как-то отреагировать. Надо было что-то сказать. Прожевав, я выдала:
— Это все так приятно и, наверное, недешево стоит, спасибо, Антонио. А ты сам-то уже поел? Хочешь чего-нибудь?
Он отрицательно повертел головой и счастливо улыбнулся. Наконец я покончила со всем содержимым подноса и добралась до розы. Оставалось только ее съесть. Антонио прикурил две сигареты и одну протянул мне. Я поняла, что он хочет поговорить о том, что произошло вчера ночью. Роскошные завтраки за здорово живешь в постель не подают.
— Хочешь поговорить, Антонио? Давай поговорим.
Его лицо расслабилось, он затянулся, как Богарт[6], и всхлипнул:
— Проклятие. Ты классная телка, я все время думаю о тебе. Ты просто невозможная, ты супершлюха! Ты такая крутая, когда сердишься, и такая киска, когда у тебя хорошее настроение. Ты так быстро меняешься, что я не успеваю за тобой, я без ума от тебя, киса ты моя.
Его слова вывели меня из себя, они не могли не нервировать и не раздражать. За пару секунд я попыталась вычислить, вообразить себе поведение, соответствующее тому типу женщин, который только что описал Антонио. Раз он представляет меня такой, пусть такую и получит. Я наполнила свой взгляд нежностью на грани слащавости, принимая его игру и делая вид, что поверила его комплиментам. Он осмелел на глазах, взял меня за руку и улыбнулся. Я тут же изменила выражение лица и посмотрела на него так, словно весь урожай меда со всего мира сейчас тает и портится прямо передо мной. Было видно, как все его надежды рушатся буквально на глазах, и этот маленький спектакль меня несказанно позабавил.
— Об этом даже речи быть не может, забудь, Антонио. Мы слишком разные. Единственное, что у нас с тобой есть общего, это квартира. Что только усугубляет дело. Это просто невозможно. А теперь, сделай милость, выйди, мне надо одеться.
С этими словами я как бы ненароком сделала так, что простыня соскользнула, и позволила ему несколько мгновений насладиться моей наготой, видом спереди. В это время я кивала ему головой, показывая, в какой стороне выход. Он так и вышел с открытым ртом и пылающими щеками, кто знает, не то от стыда, не то от сдерживаемой ярости.
Весь вечер я пробездельничала в постели с томиком «Пеппи Длинныйчулок». Я наслаждалась моментом и чувствовала себя, как в сказке. Королевой гномов. Мне даже показалось, что жара спала. Я выползала из своей берлоги только пару раз: выбросить окурки из пепельницы и сполоснуть ее. Столкнувшись во время одной из вылазок с Антонио, я одарила его невинной улыбкой. Думала, он съест меня вместе с ней прямо в коридоре.
