Миссис Хендон сказала:

— Если по установленной таксе, то я согласна, и даже не возражаю подналечь, если все по-хорошему и нужно для дела. Вы в субботу хотите начать?

— Честно говоря, миссис Хендон, я бы начал прямо сейчас, если вы свободны. Я в ударе. Меня распирает от кипучих мыслей. Записывайте, пожалуйста!

— Секундочку, только возьму блокнот и карандаш, — с готовностью сказала миссис Хендон.

Келвин ступил в центр комнаты и несколько раз обошел вокруг стола. Низкий потолок и опрятная теснота вдруг напомнили ему отчий дом в Глейке, но с существенной разницей. В этой комнате он чувствовал себя хозяином. Из кресла в углу его поедала глазами миссис Хендон, держа наготове блокнот и карандаш. Он гадал, не те ли чувства обуревали его отца перед молитвой — владычество и смирение: вышняя власть дала ему полномочия, и есть внимающие, но еще не обрелись слова — и он безгласен. «Единственная трудность, — учил его лорд Хаверсэк, — это первая фраза. Когда вы ее нашли, все остальное само напишется».

— От самого начала нашей обозримой истории, — выпалил Келвин, — считается общепризнанным, что…

Он смолк и начал снова.

— Англичане запятая шотландцы запятая уэльсцы запятая а также ирландцы живут на острове запятая и от самого начала нашей обозримой истории признается, что остров есть часть суши, со всех сторон окруженная…

Он смолк, помычал и хватил себя кулаком по лбу. Миссис Хендон тихо обронила:

— Может, чайку глотнете? Заварить пакетик в кружке?

— Ш-ш! — сказал Келвин. — Мы живем в удивительном мире запятая который озадачил бы не только наших предков запятая но и самих нас запятая загляни мы в сегодняшний день десять-двенадцать лет назад точка кому тогда могли пригрезиться мешочки с чайной заваркой запятая растворимый кофе запятая молоко в пакетах и спутники вопросительный знак.

И тут его прорвало. Еще поворошив очевидное и осязаемое, он взмыл ввысь и ухватил проблемы, угрожавшие целости и сохранности мира. Его статья звучала как манифест, как открытое исповедание веры.

— В истекшее столетие тире исключая военное время тире наши лидеры предпочитали плыть по течению запятая а не противостоять ему точка сколь непохожи они на политиков викторианского призыва запятая на Пальмсбери и Шефтстонов[13] (проверьте эти фамилии, миссис Хендон), которые сделали Британию великой, ибо верили, прописные «в» в «великой» и «верили», восклицательный знак и дальше с абзаца. Совершенно ясно, что страну не спасут марксизм, маоизм, эмансипация женщины, легализация порока и прочие «из-мы» и «ации», составляющие проклятье нашего времени точка нужна вера запятая но да повергнем никчемные земные кумиры и уверуем запятая ныне и присно запятая…

Одушевление погасло на его лице. Он закусил губу и в раздумье заходил вокруг стола. Мягко поторапливая его, миссис Хендон бормотала под нос:

— И уверуем, ныне и присно?..

Келвин замер на месте, хмуро посмотрел себе под ноги, потом поднял к потолку просветлевший взгляд и вскричал:

— И уверуем запятая ныне и присно запятая в самое веру — прописная «в» в слове «вера» восклицательный знак конец!

— Красиво сказано, мистер Уокер, — сказала миссис Хендон, — очень красиво.

— Э, нет, миссис Хендон, — сурово оборвал ее Келвин, — не красиво, а — верно, что важнее. Теперь дело за вашей машинкой. Отнюдь не претендуя на то, что в моей диктовке сплошные золотые россыпи, я все же думаю, что серой массы там меньше, чем мы ожидали. Хаверсэку понравится. Я удаляюсь. Я еле держусь на ногах.

Он необыкновенно торжественно поднимался к Джил. Он был исполнен трепета перед открывшимся талантом.

Как-то за завтраком Келвин распечатал конверт, внимательно прочел пригласительную карточку и сказал:

— Тебе придется купить новое платье, шляпу, туфли, пальто, чулки и прочее. Денег уйдет масса, потому что ты должна выглядеть как все и при этом выделяться.

— Зачем? — сказала Джил.

Он передал ей карточку. Там было сказано, что Ее Величество поручила лорду-канцлеру пригласить Келвина Уокера с супругой на чай в саду Бекингемского дворца; форма одежды — парадная для утренних приемов, мундир или пиджачный костюм. Джил задохнулась от восторга. Она сказала:

— Откуда королева знает о нас?

— Скорее всего, она ничего о нас не знает. Это Дилан Джонс устроил.

— А она побеседует с нами?

— Мы будем стоять как бы в очереди, и, когда подойдем к ней, она пожмет нам руки и скажет, что рада нас видеть. Меня немного смущает одно обстоятельство. Я бы и не упомянул о нем, не возникни тема чая. Я просил тебя класть мне две ложки сахару, а ты уже третий день подряд кладешь одну. Я молчал, надеясь, что это случайный недогляд, и не стал бы упоминать…

— Тогда зачем упоминаешь?

— Хотя об этом и не стоит упоминать, но помнить об этом ты должна.

Джил на секунду задумалась, потом пододвинула к нему сахарницу и вернула карточку, сказав с грустью:

— Неужели тебя это не волнует, Келвин?

— Ты о приглашении? Нет, хотя я весьма удовлетворен. Еще один шаг в верном направлении. Плюс к тем, что я сделал недавно.

Она понимала, что он имеет в виду. Решительно отстаивая свою точку зрения во всех животрепещущих вопросах, по которым у основных политических партий не было разногласий, он стал знаменитостью общенационального масштаба. Как раз в этот вечер ему предстояло появиться в программе текущих событий, причем задавать вопросы будут ему самому. Джил не придавала событию большого значения — к тому все вроде бы шло, а что до нее, то она оставалась в стороне. Келвин объяснил, что их семейная жизнь пока не подлежит огласке, поскольку, с клерикальной точки зрения, они живут в грехе. После свадьбы все переменится.

Тут она вспомнила кое-что и развеселилась. Она сказала:

— Джек вчера звонил, совсем забыла тебе сказать.

— Джек? — озадаченно спросил Келвин. Он не сразу даже вспомнил, кто этот Джек, но Джил этого не заметила. Она сказала:

— Он был такой лапочка, я сказала, что мы женимся, он засмеялся, говорит: победил достойный, велел тебя поздравить. Ты главного не знаешь: он работает кондуктором автобуса.

— Скажите пожалуйста.

— Сегодня у него выходной, я позвала его поужинать с нами, и ты потом успеешь на свое действо.

— У меня нет никакого желания видеть его, — решительно объявил Келвин. — Он унизил нас обоих. Я не могу это забыть. Меня поражает, где твое чувство собственного достоинства, что ты зовешь его к нашему столу.

Джил тоже была поражена. Она пытливо вгляделась в него, убеждаясь в серьезности сказанных слов, и ответила ему так же серьезно:

— Джек остается моим лучшим другом, Келвин, неважно, что он больше не мой любовник. Ты не можешь это поломать. Он всегда был и будет мне дорог. И ведь ты ему дорог! Он пустил тебя сюда жить, когда у тебя вообще никакого угла не было. Ты что, забыл?

— Я не отрицаю, что у меня есть основания быть ему благодарным, — холодно сказал Келвин, — но мне он никогда не был дорог и не будет. Я не возьму греха на душу, утверждая обратное. Повидай его, если тебе так нужно, только меня здесь не будет. Я пришлю машину отвезти тебя в студию.

Ей в который раз пришлось убедиться в том, как ловко он загоняет в слова любое дело, — ей нечего было возразить. Она пробормотала под нос:

— Не думаю, что мне хочется ехать.

— Ты должна поехать. Сегодня все решается.

Он встал из-за стола, взял галстук и внимательно повязал его перед зеркалом над камином. Вздохнув, он сказал:

— Огорчает меня эта свадьба, честно говоря.

Она подняла на него глаза:

— Ты хочешь отложить?

— Да нет, откладывать дальше некуда, к приему у королевы мы должны быть женаты. Только церковь — это куда приличнее отдела гражданских состояний.