— Хорошо. Завтра съедем.

— Я сказала: сегодня! Сегодня — или я зову полицию! Завтра приходите хоть с мусорной тачкой за своими пожитками, но ночевать вы здесь больше не будете.

— Имейте совесть, миссис Хендон.

— Он говорит мне про совесть! Очень мило. Очень даже мило. Так я вам скажу, почему не оставляю вас на ночь. Шум — это полбеды: я не хочу убийства в своем доме.

Миссис Хендон мягко тряхнула Джил за плечо и требовательно вопросила:

— Как вы себя чувствуете, милочка? Не нужно позвать доктора?

Не поворачиваясь, Джил слабо сказала:

— Оставьте меня в покое, пожалуйста. Оставьте в покое.

Миссис Хендон повернулась к Келвину, по лодыжки увязнувшему в месиве тюбиков с краской, книг, провизии и битых черепков. Она сказала:

— Вот, мистер Уокер, полюбуйтесь, что тут творится. Я его честно предупреждала — вы не дадите соврать, — предупреждала не раз и не два, но ему, дикарю, плевать на других. И сегодня же его здесь не будет — или я зову полицию. Вы можете остаться, мистер Уокер, и дамочка тоже, если хочет, я ее не выставляю на улицу, а вы, мистер Джек Уиттингтон, извольте убираться. Иначе я зову полицию.

Она прошла к выходу и оттуда выкрикнула:

— Чтоб ни минутой позже двенадцати, понятно?

Джек пожал плечами. Джил перекатилась на другой бок и села, убирая назад волосы и свободной рукой осторожно трогая красную распухшую щеку. Миссис Хендон широко раскрыла рот и глаза. Свирепо уставив на Джека взгляд и палец, она крикнула:

— Глянь на ее лицо, садист проклятый!

И еще раз сказав про двенадцать часов и полицию, она вышла.

Хмуро глядя в пол, Джек вздохнул.

— Увы, старушка Хендон ошибается, — сказал он. — Будь я садистом, Келвин, мне бы чуть веселее жилось. А так — сплошная тоска доставать Джил посильнее, чем она сама меня достает.

Келвин направился к дивану, окликнул:

— Джил!

Она сидела, посасывая большой палец и отсутствующе глядя перед собой. Келвин придвинулся к ней ближе, стараясь не добавлять тесноты. Джек отыскал на полу рюкзак, швырнул его на стол и принялся собирать по комнате одежду — в основном свою. Он сказал:

— Рано или поздно это должно было случиться. Мы тут засиделись. Слишком засиделись. В этом все дело. Давай, Джил, приходи в себя.

Джил встала, качнувшись от слабости. Келвин удержал ее за плечо. Она тряхнула головой, прошла к столу, оперлась на него руками и замерла над рюкзаком и пожитками, которые Джек валил в кучу. При этом он говорил:

— Ну вот, Келвин, теперь все твое. У тебя наконец своя собственная комната. Насколько я понимаю, я тебе кое-что должен. Возьми вещами, не все же перебито. Ты прости за телевизор, холодильник и прочее, но мы же тебя не просили тащить все это сюда. В конце концов, ты даже не спросил у нас разрешения. — Он свалил на стол груду тюбиков и кистей и сказал: — Давай, Джил, собирайся.

Она заторможенно отлепилась от стола и нагнулась за скомканной блузкой, а Джек стал набивать рюкзак. Келвин, повернувшись к ним спиной, оперся локтями на каминную полку и сказал:

— Неужели ты пойдешь с ним?

Она замерла, согнувшись. Келвин сказал:

— По-моему, тебе нужно остаться здесь со мной. Правда, оставайся. Пожалуйста.

Джек ухмыльнулся и сказал:

— Ну и ну, браво, тетушка Келвин, не зеваешь. Очко в твою пользу.

Он взглянул на Джил и мягко сказал:

— Давай, Джил, свои вещи. Я сложу.

— Да, — сказал Келвин, — он знает, когда быть мягким.

Джил молчала, и тогда Джек рявкнул:

— Вещи давай, говорю!

Она швырнула блузку на пол и заорала в ответ:

— А на кой черт?!

Глянув в ее сторону, Джек испытал кошмарное потрясение, ибо его глазам предстал некто невообразимый, расплывшийся в жуткой ухмылке ликующе-злобного беззвучного смеха, скалившийся невозможно, нечеловечески. Дрогнувшим голосом Джек сказал:

— Посмотри. Посмотри на его лицо.

Джил посмотрела, и Келвин ответил ей печальным взглядом, сказав:

— Останься, пожалуйста. Останься.

Она повернулась к Джеку и просящим голосом сказала:

— Можно я останусь, Джек?

— С ним?

Она тронула оцарапанную щеку, истерически выкрикнула:

— Не хочу я никуда идти! Не хочу никого видеть! — и опустилась на сваленный холодильник, закрыв лицо руками.

У Джека было бредовое ощущение оторванности от происходящего. Когда, например, он в бешенстве крушил мебель, он именно этого хотел, а тут, он чувствовал, какие-то неведомые силы выбивают почву у него из-под ног, и, похоже, распоряжается всем спокойно и безучастно взирающий Келвин. Не без усилия он принял равнодушный вид и продолжал собирать рюкзак. Пакуя тюбики с краской, он завернул их в старую рубашку, рассуждая:

— Дело, конечно, твое… Куда я дел ультрамарин?.. Келвин, конечно, будет рад получить тебя. Я был уверен, что одного раза ему не хватит, но я думал, что тебе этого достаточно. О вкусах не спорят. После этого между нами все кончено, ты это понимаешь? — Он бросил на нее быстрый взгляд и сказал: — Носки, кисти, ботинки, краски… Хм, свинцовые белила. Без них я не уйду.

Он стал рыскать глазами по полу. Келвин поднял какой-то тюбик и протянул ему. Джек подошел и, замедленно поглядев пустыми глазами на пустое лицо Келвина, сказал:

— Спасибо, — и понес тюбик к столу, задорно бросив: — Так что, Джил, ты идешь?

Она не шевельнулась.

— У тебя последний шанс, Джил.

Келвин шагнул к холодильнику и положил руку ей на плечо. Она стряхнула ее. Джек бросил тюбик в рюкзак, стянул шнур и завязал концы узлом. И обыденным тоном сказал:

— Кстати, Келвин, тебе нужно кое-что знать про нее. Мы с тобой не одни освоили ее укромную гавань. Ты ее как-нибудь об отчиме спроси.

Джил вздернула голову и крикнула:

— Замолчи!

— Очень интересная история.

Они уже не сдерживали голоса, стараясь перекричать друг друга. Джил молила:

— Замолчи! Не надо! — умоляла: — Замолчи, пожалуйста! Пожалуйста, не надо!

Потом она разрыдалась, Келвин обнял ее за плечи, и она прильнула к нему. Джек продолжал:

— Вот так-то! Пока мать была в больнице, она с ним спала, а ведь он ей вместо отца. Неудивительно, что ей стыдно видеться с матерью. Ты в курсе, что она даже стыдится читать письма от нее?

Настала звеняще-мертвая тишина, прерываемая всхлипываниями Джил. Келвин сказал:

— Теперь-то, я полагаю, ты уйдешь?

Боевой огонь в глазах Джека сразу потух. Он вскинул на плечо мешок и направился к двери, ужасаясь самому себе. Он сказал:

— Джил, я… не надо было говорить…

Келвин холодно сказал:

— Твои чувства делают тебе честь.

Джек молча взглянул на него и вышел.

Келвин провел Джил к дивану, приговаривая:

— Сюда, сюда. Тут будет удобнее. Со мной тебе вообще будет хорошо, Джил. Обещаю.

Она повалилась на диван ничком в подложенные руки. В открытую дверь донесся голос Джека, прозвучавший невыразительно и буднично:

— Келвин, подойди на минутку.

— Зачем?

— Для полного порядка.

Келвин подошел к двери, ступил через порог, и прямой удар в лицо оглушил его и отшвырнул к стене. Другой удар пришелся по виску, и он опустился на пол, обхватив руками голову и мотая ею, чтобы стряхнуть одурь и боль. На лестнице стихли шаги, и он поднялся на ноги, пошатываясь и фыркая от смеха. Вернувшись в комнату, он закрыл за собой дверь. На жилет обильно лилась кровь. Он приложил к носу платок и рассмеялся:

— Получил по морде! Ах, паршивец!

Он подошел к Джил, все еще приглушенно всхлипывавшей, восхищенно осклабился на нее и снял пиджак. Склонившись, он тронул ее мягкие волосы, с недоуменной восторженностью затряс головой и сказал:

— Какая ты красивая! Какая красивая!

То, что их избил один человек, наполнило его чувством особой близости к ней. Он отошел, усмехнулся в потолок и благоговейно, с подъемом сказал: