– Ладно, хватит с меня обниматься с Дексом, – произнес Киф, и их экодон подплыл к динозавру Софи. Киф перепрыгнул к ней и отогнал их экодона подальше от остальных.

– Расслабься. – Он крепче обнял ее за талию. – Я тебя держу, не упадешь.

Она нервничала не из-за этого. В последний раз они с Кифом сидели так, когда летели на Силвени над океаном. В ту ночь аликорн тоже несла их к «Черному лебедю». Софи надеялась, что в этот раз все закончится не так ужасно.

Видимо, Киф вспомнил о том же, потому что прошептал:

– Больше мама ничего тебе не сделает, обещаю.

– Ты никак не можешь на нее повлиять, Киф. Ты же это понимаешь, да?

– Ты слышала Орели. Совет обвиняет отца в том, что он не знал о планах матери. Но… он не был единственным эмпатом в семье.

– Ты сам говорил, что не чувствуешь ложь – только эмоции, сопровождающие ее.

– Все равно надо было быть внимательнее.

– Зачем? Никто не подозревает семью в злодействах.

От ее слов он напрягся, и Софи обернулась через плечо.

– Прости. Я не то имела в виду.

– Именно то. И она злая. А я должен был это заметить.

– Не надо так, Киф. Эдалин однажды сказала, что опасно жить прошлым. Когда знаешь, что искать, все кажется таким очевидным. Поверь, мне ли не знать.

Она думала о своем похищении – и о смерти Кенрика – чаще, чем хотелось бы. И каждый раз замечала новые упущенные предзнаменования. Но ей нельзя было винить себя. Эльфийский разум не выдерживал такого чувства вины. Под тяжестью ноши их рассудок не справлялся. Алден тоже это пережил: он слишком винил себя из-за Прентиса, члена «Черного лебедя», которого он обрек на безумие в Изгнании, лишь после этого узнав, что «Черный лебедь» боролся за правое дело. Алден остался нормальным лишь благодаря Софи, которая смогла его исцелить.

– Прошу тебя, – прошептала она, – береги свой рассудок, Киф. А я постараюсь сберечь свой.

– Хорошо, – произнес он через мгновение тяжелой тишины. – Нам надо поймать их и заставить заплатить за содеянное.

– А ты сможешь? – спросила Софи. – То есть… это же твоя мама. Понимаю, ты считаешь, что это ничего не значит, но…

– Это действительно ничего не значит. Она меня использовала. Пыталась меня убить. Пыталась убить моих друзей – и не говори, что на Эвересте она спасла Биану…

– Но ведь спасла! Они бы упали со скалы, если бы она не остановилась.

– Именно, она спасалась сама, а Биане просто повезло.

Софи хотела бы поспорить, но понимала, что это не поможет.

К тому же… может, Кифу стоило злиться. Злость была безопаснее.

– Если захочешь поговорить… – прошептала она.

– Спасибо. – Он наклонился так близко, что она ощутила его дыхание на своей шее. Он прижал Софи к себе чуть крепче, и сердце затрепетало в ее груди. – Слушай, Софи, я…

– «Удар исподтишка» все еще на тебе, – перебил Декс, чей экодон их догнал. – Если он тебе надоел, просто врежь ему хорошенько.

– Блин, сначала ты дышишь с ним одним воздухом, а потом он подначивает врезать тебе по лицу, – проворчал Киф.

– Разве не у всех на тебя такая реакция? – спросил Фитц, подплывая к ним вместе с Бианой.

– Продолжай в том же духе. Мой список причин для мести растет, – предупредил Киф.

Фитц пожал плечами.

– Рискни.

– Вы просто невозможны, – вздохнула Биана, глядя на мерцающие стены окружающей их пещеры. – Кто-нибудь знает, где мы?

– Да, – откликнулся плывущий впереди мистер Форкл. – Там, где вы будете жить.

– На дворфском языке эта пещера называется Аллювитерре, – пояснил мистер Форкл, придерживая своего экодона, чтобы Софи с друзьями его нагнали. – Что означает…

– Пески рассвета, – перевела Софи.

Киф рассмеялся.

– Сколько пафоса.

Мистер Форкл не обратил на него внимания.

– Дворфы считают эту пещеру доказательством того, что наша планета способна на перерождение. Над нами безжизненная пустошь, разрушенная человечеством. Но посмотрите, что выросло под землей, а всего-то и нужно было, что немного света и немного покоя. Король дворфов привел меня сюда, когда я рассказал о нашей организации. Он решил, что это место прекрасно подходит, чтобы начать все заново.

– Значит, король Энки на нашей стороне? – спросила Делла.

– Он не против Совета, если вы об этом. Но ему давно кажется, что методы старейшин не работают. Много дворфов пришли нам на помощь, хотя сейчас большинство из них вернулись в свои города. Им нужно время оплакать друзей, погибших в битве на Эвересте, и залечить раны.

Софи попыталась вспомнить, столько дворфов погибло в тот день. Трое? Четверо?

Ее раздражало собственное неведение, раздражало то, как легко было сосредоточиться на своих знакомых и забыть, как много народа рисковало ради «Черного лебедя» жизнью.

Не успела она спросить, как у раненых дворфов дела, мистер Форкл произнес:

– А здесь вы будете жить.

Он указал вперед, на арочный мост с черной беседкой в центре, соединяющий два огромных дерева, растущих на разных берегах реки. Их стволы обвивали деревянные лестницы, доходившие до самой верхушки, где над лесом возвышались два больших дома.

– На востоке будут жить девочки, на западе – мальчики. В беседке на мосту можете собираться и вместе обедать.

– Знаете, думаю, жить всем вместе будет куда веселее. Кто со мной? – спросил Киф.

Никто не согласился – хотя Декс выглядел так, будто очень хотел. Как и Биана.

Экодоны выбрались на берег, и Софи произнесла «Спасибо», вместе с Кифом соскальзывая со спины плезиозавра. Навстречу им из кустов выбрались трое гномов, демонстрируя зеленые зубы в широкой улыбке. Они стряхнули с землистой кожи листья и поставили перед экодонами по ведру с отвратительными извивающимися червяками. Софи думала, что слизни, которыми она кормила Игги, своего домашнего импа, были противными. Но эти черви были похожи на смесь скорпиона с личинкой.

– Ларвагорны, – сказала гномка с заплетенными в косу волосами, наблюдая за экодонами, которые поедали жутких червей, подобно конфетам. – Хотите – верьте, хотите – нет, но дворфы считают их деликатесом.

Софи порадовалась своему эльфийскому происхождению. От одного только хруста ее начинало тошнить.

– Я думала, мы приучаем животных к вегетарианству, – пробормотала Биана.

– Только тех, кто живет в Убежище, – пояснила Делла. – Было бы бессмысленно отправлять их размножаться, чтобы они друг на друга охотились. Но живущие на воле могут сами выбирать, что им есть.

– Так они действительно живут среди людей? – спросила Софи, глядя на экодонов, слизнувших с морд слизь и забредших обратно в реку.

– Строго говоря, – вступил в разговор мистер Форкл, – они живут в подводных пещерах. И плавают слишком быстро, чтобы люди заметили их или успели поймать. Но все же мы следим, чтобы их никто не нашел. И скоро поймаем того хитрюгу из озера, который мелькает в газетах.

– Да уж, конечно, – согласился другой гном. Софи решила, что это мужчина, потому что на нем был надет травяной комбинезон, а не юбка, как на двух других гномах. Но отличить было сложно. У всех гномов были одинаковые большие серые глаза и детские тела. Они сами решили жить с эльфами и были крайне трудолюбивым народом. В большей мере растения, чем животные, они питались энергией солнца, поэтому почти не нуждались во сне и тем более в пище. Но они обожали работать и возиться с растениями, так что обменивались с эльфами урожаем, а бессонными днями помогали эльфам по хозяйству. Алден назвал такие отношения взаимовыгодными, и чем дольше Софи жила с эльфами, тем больше она с ним соглашалась. Эльфы заботились о гномах, гномы с радостью работали, и все были довольны.

– Меня зовут Калла, – представилась гномка с косой, – а это Сиор и Эмиси. Мы счастливы наконец-то с вами познакомиться.

Софи поежилась, когда Калла сделала преувеличенно низкий реверанс.

– Я тоже рада вас видеть.

Двое гномов кивнули и отвернулись к экодонам, но Калла продолжила смотреть на Софи. На лице ее смешивались восхищение и любопытство, и Софи задумалась, что «Черный лебедь» рассказал о ней гномам.