Она не знала, как художник рвался писать! Красить! Скорее! Такая колоссальная натура! Он не собирался, как баба, полдня обсуждать ее судьбу. Кирилл понимал, что Сонечка ждет от него сакраментальных истин, но не сейчас! Когда вдруг появились силы, жажда творить, возможно, это будет его лучшая картинка — «Сонечка»…
— Мы все обсудим. А сейчас живо скидывай свои тряпки. Я буду работать, а тебе надо денежку копить. На квартиру, — это уже было как бы из тех ожидаемых советов.
Соня снова сидела, стояла, мерзла и не могла сосредоточиться на своих мыслях от боли и усталости. И так изо дня в день.
Измучившись, она совсем забывала про свою наготу, только зябкость в холодные дни напоминала ей об этом.
А вечером она без сил валилась в постель.
Художник тоже уставал, даже музыку свою любимую слушал редко, а выпив вечерний кофе, уходил в мастерскую. Домой он не ездил, почему — Сонечка не знала. Может, чтобы ей не было одиноко и страшно?.. Так хотелось думать. А может, просто потому, что сам уставал: в восемь они уже бывали на рабочих местах. Сонечка ни разу не увидела в его взгляде того, чего она все же ждала, что бы он там ни говорил…
Как-то через неделю Кирилл сказал:
— Теперь ты можешь отдыхать. С завтрашнего дня ты мне не нужна. Иногда я буду тебя звать на минутку… И все. Так что ты свободна.
Соня испугалась. Она ему больше не нужна?
— Для этого портрета не нужна, — поспешил он объяснить. — А потом еще как будешь нужна! Я задумал триптих. Три связанные одним замыслом картинки. На всех трех — ты. Поняла? В разных видах… Каких? Я пока только примерно знаю. Когда утрясется, я тебе скажу. Тебе советую выйти на улицу. Не иди в сторону Курского, а иди направо. Запомни дом, адрес, не пропадешь. Купи себе что-нибудь.
Деньги он платил исправно. А когда она отказалась брать, сказав, что не дает на питание, он рассмеялся — чтобы он больше такого не слышал!
Сонечка поняла, что должна идти, иначе Кирик будет считать ее дурочкой и трусихой.
Переулок, в котором стоял дом, вывел ее на улицу, где было солнечно, полно людей и магазинов.
Сначала Сонечка боялась (она таки надела черный парик, а Кирик дал ей темные большие очки): ей казалось, что она тут же встретит кого-нибудь оттуда, но, несколько освоившись, пристыдила себя: откуда здесь они?.. Люди шли по своим делам, и никто не остановил на ней взгляда.
Соня решила купить себе что-то необычное и красивое. Кирик будет еще «красить» ее. Может, теперь в одежде? Денег у нее, она считала, много.
Зайдя в первый же шикарный магазин, она остановилась, ошеломленная. Все стоило неимоверно дорого!
У нее хватит денег, чтобы купить, например, вон то белое платье… Но тогда почти ничего не останется. А ей нужны духи, колготы, да и о зиме надо подумать.
Она постаралась сделать независимый вид и быстро смылась.
Так хочется что-нибудь купить! И главное, удивить Кирика своим вкусом.
Соня бесцельно шла по улице, как вдруг кто-то ухватил ее за руку. Она вздрогнула, обернулась — перед ней стояла здоровая тетеха и знакомым южным говором частила:
— Девочка, чего шукаешь? У меня все, шо душе угодно… Дешево. Прямо с самого Кипру!
Она привела Соню в квартиру, где находился магазинчик «Секонд хенд» — вторые руки.
Сонечка набрала ношеной одежды, на первый взгляд модной и вполне приличной. Дома она поняла, что ей насовали рвани, денег взяли не так уж мало и еще вытащили из пакета пол-лимона.
Услышав шаги Кирика, она засунула тряпье в неубранную постель, оставив пакет на полу.
— Ну, погуляла? Не украли? Возлюбленного не встретила? — спросил он весело.
А у нее был растерянный и огорченный вид.
— У меня украли пол-лимона, — пробормотала Соня.
— Еще заработаешь! Не вешай носа! А что ты пакет этот везде таскаешь? На него уже глянуть страшно. Денег твоих я не возьму, надеюсь, ты это поняла? Можешь положить их в шкафчик… Одежду разложи и развесь, а?
Настала минута, когда нужно все выяснить.
— Кирик Сергеевич, я же не знаю, на сколько я у вас… Что ж мне устраиваться… Скоро работа кончится. Мне надо будет съезжать. Где-то комнату снять. Вы мне поможете?.. — Соня замерла.
Он поднял ее подбородок:
— Ты не поняла, что я говорил? Живи сколько хочешь. Не хочешь, снимай комнату, когда денег подкопишь. Я лично считаю так: живи здесь и собирай на покупку комнаты, поняла? Чтобы у тебя была своя жилплощадь в Москве. Домой тебе ехать не стоит, устраивайся здесь, в Москве… Но это решать тебе. А вот написать ты должна. Матери. И все ей рассказать. И Гуле своей. Адрес, пожалуй, пока не давай. Мало ли какими хитростями твой герой выведает, где ты.
Они сидели за вечерними чаями.
— Кирик Сергеевич, а вы осудили меня?..
Художник пожал плечами.
— Как я могу тебя осуждать? С позиций закона, человечности ты совершила серьезный проступок, но какое я право имею тебя осуждать? У меня другая натура, другой возраст, все другое… Ты необузданная, возможно, в критических ситуациях ты всегда будешь решать вопрос жестко… Тебе надо развивать интеллект, зачатки милосердия, почитать Библию, наконец… Тогда в тебе произойдет ломка, ты — человек неглупый и, возможно, научишься себя обуздывать. В следующий раз постараешься уязвить и ранить обидчика без ножа. Но это долгий и тернистый путь. Я понятно говорю, Сонечка, или не очень?..
Она неуверенно кивнула, не совсем уразумев его речи. Она лишь поняла, что он станет ее воспитывать, наблюдать за ней и, пожалуй, никуда не отпустит.
Так он и сказал в итоге.
— Если ты согласна, будешь жить здесь и меня слушаться. Я тебе в отцы гожусь. Мне уже тридцать девять, моя девочка.
«…Ну и что, — подумала Сонечка, — я вас все равно люблю…» Испугавшись, что эта мысль отразится у нее в глазах и тогда он ее прогонит, она опустила голову.
— Я согласна…
Кирик внимательно посмотрел на нее. Какой же он въедливый. Хочет знать о ней все!.. Но эту тайну он не узнает. Может быть, не скоро, когда она станет совсем взрослой, придет к нему в гости…
О Максе она забыла после встречи с Кириком, а когда узнала, что он жив и даже здоров, перестала о нем вспоминать… Разве может он сравниться с Кириком!
— И еще, — сказал он строго, — я хочу тебе это внушить. Когда сюда будут приходить художники, сиди, как мышка. Только если позову, поняла? Им не следует знать, что ты здесь живешь. Достаточно, что знают твои бомжи… Вот, пожалуй, и все.
На следующий день Кирик принялся за образование и воспитание Сонечки. Натащил из дома книг, пластинок, альбомов живописи.
Кирик оказался прекрасным учителем. Он рассказывал интересно и доходчиво, обязательно высказывая свое мнение, зачастую странное и сложное для восприятия не только Сони. И говорил: «Я не навязываю свои взгляды, но хочу, чтобы ты их слышала».
Среди книг Сонечка увидела знакомые — стихи Блока и Есенина — и сказала, что многое помнит наизусть. По просьбе Кирика Соня, наверное, целый час читала наизусть, за что тот осчастливил ее, заметив, что она понимает поэзию.
Как-то Сонечка достала свои «дорогие покупки». Среди барахла оказался широченный длинный дымчатый шарф из нейлона, в который она могла закутаться с головы до ног. Сонечка решила воспользоваться им, если Кирик заставит ее одеться для триптиха…
Раздался звонок в дверь. Кирик крикнул Сонечке, что к ней гости.
В комнату бочком вошел Федя. Сонечка разозлилась, но, вспомнив наставления Кирика, постаралась унять гнев.
А Федя пришел за очередным подаянием. Деньги у них с Барбосом кончились, а Зофья из больницы требует еды и фруктов (та просила, конечно, другого, но Федя засмущался).
Сонечка спросила, куда же он дел свои деньги? Федя, замявшись, сказал, что баксы бережет на комнату… Не век ему тут валяться.
Она дала Феде две десятки. Тот, огорчившись, сказал, что придется пойти к Макарычу, у него дешевле…