Проморгавшись, хватнув ожегший глоток воздуха, Антон с удивлением понял, что плеск лишь показался ему громким. Вокруг по-прежнему ни души. Деревня вдалеке сонно дремлет. На дороге пусто. Никто, конечно же, не слышал.

Он попробовал нырнуть. Время не будет ждать.

Но уже нырнув, понял, что зачем-то задержал дыхание.

Дотянулся ногами до дна. Машинально отдернул ступни. Отчего снова вылетел на поверхность воды. Отплевался, отмахнул мокрые, отяжелевшие кудри с лица.

Безобразие. Тупо теряет время.

Он снова нырнул. Сжался, чтобы не коснуться больше дна. Обхватил колени руками. Заставил себя выпустить струйку пузырьков. Глазам было неприятно под водой. Но он заставил себя смотреть в мутную, зеленоватую толщу. Темную. Следил за пузырьками, быстро-быстро мерцающими, несущимися наверх, к свету…

Надо бы вдохнуть, влить воду в легкие, чтобы побыстрее…

Грудь распирало от нехватки воздуха. Голова как будто хотела лопнуть.

Было мерзко. Противно. Хотелось плакать. Стало ужасно себя жалко.

Но он решил, значит умрет сегодня.

Это лучше, чем каждый день, каждый миг ждать, когда сердце перестанет стучать. Порвется аорта. Лопнет желудочек, сожженный шрамами. Откажет клапан. Он может быть в это время за рулем — и вмажется в неповинных людей на остановке. Или протаранит чужую машину. Никто ведь не виноват, что он такой урод. Никто не обязан платить за его уродство своими жизнями. Даже сестра. Она с ним и так всю жизнь мучилась. Она имеет право спокойно получить его деньги. Он скопил больше, чем она знает. Она найдет потом счет, карточку на свое имя. Она поплачет о нем — и вздохнет спокойней.

Он тоже заслужил покой.

Здесь не станут отправлять его тело на препарирование. Не дадут резать. Захлебнулся, ничего более.

Он снова вынырнул. Глазам было горячо от слез. Он слабак!! Какой же он придурок!!!

Он с рычанием, грызя губы до боли, поплескал по воде руками.

Даже утопиться не умеет.

Время уходит!! Он физически ощущал, как утекают минуты сквозь пальцы. И эти драгоценные, последние минуты его никчёмной жизни — они были скользкими и ледяными.

Ледяными?.. Он нащупал ключ? Ключ — к своей смерти. Подземный ключ с ледяной водой, о котором упоминал Сенька.

Сенька… Шикарный красавец с широкими плечами.

Вот. О нем Антон и станет думать, выдыхая последние пузырьки воздуха в мутную толщу илистой воды.

Леденящие струи огладили ноги от ступней, по коленям, добрались до пояса. Мышцы икр быстро скрутило болью. Сердце заколотилось чаще. Больно. Правда, очень больно.

Он закричал — но в горло полилась вода. Невкусная, противная, гадкая вода.

Он бился и махал руками. От этого становилось только холоднее.

Он хотел потерять сознание… Но его лишь парализовало. Он не чуял ни ног, ни рук. Он перестал ими владеть, не слушались. Сердце судорожно сжималось через раз, рассылая волны паники по трясущемуся в крупной дрожи телу.

Его тянуло на дно…

Он всё видел и осознавал. Это была смерть. Его смерть.

Долгожданная.

Но он больше не хотел ее!!

И ничего не мог сделать.

***

Часть 14

… — Ваш дачник? — окликнул пра-тёщу участковый.

— Наш!! Тошка!! — обрадовалась Егоза. Поскакала по берегу вперед прабабки.

Прабабка охнула, припустила, ковыляя, к воде.

Егоза уже нагнулась над распластанным по травянистому склону приятелем, участливо спрашивала:

— Тош, ты заболел?

Участковый отрывисто велел отойти девчонке в сторону, чтобы не мешалась. Продолжил делать искусственное дыхание рот в рот и непрямой массаж сердца.

— Зачем вы его целуете?! — возмутилась малявка. — Ба!! Позвони папке! Его жениха дядя полицейский целует!!

Антон слабо закашлялся. Наконец-то. Усач уже думал отступиться.

Полицейский перевернул утопленника на живот, приподнял, заставив кое-как держаться на четвереньках, стал вытряхивать из него воду, резко нажимая на диафрагму.

— Отойди, я ж сказал! — с досадой крикнул усач малявке.

Та отскочила, ойкнув, от потока воды, полившегося изо рта, из носа. Утопленник задыхался, фыркал, кашлял, пытался глотнуть воздуха — и снова его тошнило проглоченной и вдохнутой водой.

— Что ж вы за своим дачником плохо следите? — ворчал полицейский. — Я ж ему сказал — не лезь в воду, даже если снасть оборвешь. Нет же! Блесна ему дороже собственной шкуры. А у него сердце слабое, у идиота. Еле успел. Хорошо, волосья ярко выкрашены, заметно на воде издалека. А как я добежал — уже вниз ушел. Так что с самого дна его вытащил. Городская немочь, ё-пе-рэссстт, плавать не умеет, а лезет!