Спустилась к реке, цепляясь за что придется, и все-таки дважды упав. Поплескала в лицо ледяной прозрачной водой. Поняла, что забыла взять умывальные принадлежности и чтобы почистить зубы, нужно проделать весь этот путь наверх, а потом опять вниз.
"Надо, надо умываться по утрам и вечерам", -- пробормотала Инга. С надеждой глянула в сторону лагеря -- вдруг кто-нибудь из мужчин как раз собирается спускаться и сможет захватить ее "мыльное"? Как бы не так.
Она тяжело вздохнула, опускаясь на гладкий, обточенный водой валун у самого потока. Папа-папа... Неужели твоя вера в чудесные свойства обыкновенной воды оправдывает все жертвы? Егор уже шестой, кто не вернется с этих мрачных берегов.
Стоп, оборвала себя Инга. Еще не все потеряно. Герман считает, надежда есть. Как раз во время последнего перехода, перед этим злополучным каскадом, он рассказывал о группе русских, сплавлявшихся в этих же местах, только по другой речке. Выжили двое из всей команды. И нашли их... через неделю, кажется. Или через месяц. Неважно. Главное, что нашли и, причем, живых, только слегка похудевших. Ну, или не слегка...
Мда, Горцу худеть некуда, с мрачной иронией подумала Инга. Пока толстый сохнет, худой сдохнет, как говорится. Тьфу! Да что за слова-то в голову лезут! Все, хватит рассиживаться, надо завтрак готовить. Мужчины скоро проснутся.
Комковатую переслащенную овсянку сжевали молча. Запили слишком крепким чаем. С самого начала похода так сложилось, что готовку оставили за ней, хотя она и дома-то не слишком часто подходила к плите. Мужчины ставили лагерь, таскали воду, натягивали веревки, на которые потом развешивали вещи сушиться, и ждали, что она приготовит горячий ужин. Инга же, сдирая с себя мокрый гидрокостюм, думала, что и пальцем двинуть не сможет, не то что готовить ужин на толпу голодных мужиков. Только кого это интересовало? Шовинисты! А, собственно говоря, почему она?! Что за патриархальные гендерные стереотипы?
В первый вечер Горец, закончив с делами, распаковал гитару и лениво перебирал струны, глядя, как Инга мыкается с горелкой и котелками. Хмыкнул презрительно и пропел на мотив песни из старого фильма про декабристов:
Зажав в руке половник с миской,
Ты смотришь преданно в глаза.
На завтрак будет только каша,
На ужин - только колбаса.
С котла потянет сизым дымом,
Его на углях повело.
Не доверяйте деве юной
Вы в этой жизни ничего.
И еще раз издевательски:
Не доверяйте де-е-еве ю-ю-ю-юной
Вы в этой жизни ничего-о-о!
После этого, как ни в чем не бывало, отложил гитару и взялся за горелку: "Сегодня пайку я приготовлю, жрать очень уж хочется. Но с завтрашнего дня будешь кашеварить сама. Учись".
Но и в следующие дни он постоянно терся рядом, мешая непрошеными советами: "Хорош сахару уже! Водички еще плесни! Огонь-то убавь, не видишь, что ли?!" Инга огрызалась, но Егор в пререкания не вступал, пожимал плечами и сам доливал воды, помешивал, пробовал, что-то сыпал в котелок... И каша всегда получалась в меру сладкой и без комков, а мерзкое сублимированное мясо становилось похоже на настоящую говядину. Еда не пригорала и доваривалась, а добавки было всегда вдоволь.
Инга впихнула в себя еще пару ложек овсянки, понимая, что если она не поест, то дальше идти не сможет.
-- Если мы выживем, нам будет все нипочем! -- наиграно-бодро вдруг заявил Левушка.
-- Не каркай, -- буркнул Герман, пристально изучая размазанные по миске остатки каши.
Левушка моментально надулся:
-- Сема, что они все ко мне придираются? Я просто хотел слегка разрядить обстановку! Могу я вздохнуть спокойненько, раз уж наш угрюмый друг больше не...
-- Заткнись! -- рявкнул Герман, вскакивая.
Звонко брякнула о камни отлетевшая миска. Левушка испуганно съежился и попытался слиться с пейзажем.
Герман постоял, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Потом с видимым усилием взял себя в руки и опустился обратно на пенку. Жестко прищурился, вдруг став удивительно похожим на Горца, и заговорил, скупо роняя слова:
-- Каскад нам не пройти. Будем обносить . Дальше пойдем аккуратно. Мы с Ингой первые, вы следом. Смотреть в оба.
-- Хренушки! -- с отчаянной храбростью смертника вякнул Левушка из-за спины Семена. -- Меня туда, -- он ткнул пальцем в сторону реки, -- больше и под пистолетом не загонишь! Я, можно сказать, только жить начинаю!
-- А что ты предлагаешь? -- окрысился руководитель похода. -- Я уже понял, что на Горца вам положить с прибором, но дальше-то что? Лечь на берег и ждать конца?
Инга зачем-то подняла руку, как школьница на уроке, и неуверенно спросила:
-- А телефон? У нас же был спутниковый телефон на крайний случай?
Герман отвел глаза.
-- Гор при себе все держал. В гермике. Вместе с документами.
-- А если...
-- Нет никаких если, -- оборвал он. -- По этой реке не ходят и искать нас никто не будет.
-- Вернуться можно? -- спросил Семен.
Герман покачал головой:
-- Десять дней на маршруте... Триста километров. По таким горам, с барахлом, без снаряжения... Нереально.
- А по берегу? - пискнул Левушка.
- Много ты тут берегов видел? Да вы поймите, осталось-то -- раз плюнуть! Главное, этот каскад обойти. И еще пара-тройка переходов до выброски. Как два пальца об асфальт!
Инга встрепенулась.
- Погоди, как это до выброски? А пещера? Мы так не договаривались...
Герман смерил ее тяжелым взглядом исподлобья. Да, она понимала, как это выглядит со стороны. Человек пропал, а бессердечная стерва вспоминает о каких-то глупых обязательствах. Только что же, выходит, все было напрасно? Месяцы ожиданий, боль, кровь, пот, слезы, лишения... Все зря? Что случилось с папиной экспедицией, они так и не узнали, и другого шанса уже не будет. Пусть считают ее чудовищем, бездушной тварью, но не спросить она не могла!
Герман отвернулся и заговорил скучным протокольным тоном:
- Вас предупреждали, что руководитель похода, то бишь я, имеет право прекращать движение по маршруту, изменять маршрут и график движения, возвращаться или поворачивать в ближайшие населенные пункты при резком ухудшении погоды, во время стихийных бедствий и при других обстоятельствах, делающих дальнейшее продвижение по маршруту опасным. Согласие на это вы дали в письменном виде. Сейчас именно такие обстоятельства, и дальнейший поиск пещеры я считаю нецелесообразным. Так что идем к точке выброски. Всем понятно?
― Я за, ― поддержал его Семен.
-- Ага, -- заныл Левушка, -- а если там еще один этот... каскад? Или не один!
-- Судя по картам, серьезных препятствий до конца маршрута больше нет, -- заверил Герман.
-- По ка-а-артам... -- не унимался Левушка. -- Знаем мы эти карты! Да у тебя ее, наверное, вообще нет. Думаешь, я не слышал, как пару дней назад вы с Горцем обсуждали, что это река с блуждающим руслом, и она вообще не соответствует лоции.
Инга переглянулась с Семой.
- Это правда?
Герман поднял руку и, не вдаваясь в подробности, отрезал:
-- Вы знали, что река сложная и по ней мало кто ходил, но вас это не остановило. Все, минутка демократии закончена. Я теперь не только руководитель похода, но и гид-проводник в одном лице, и...
Инга поднялась, собрала посуду и отправилась к реке. Был бы тут Санька, наверняка смог бы доказывать, что форсмажора никакого нет, и им полагается неустойка. Только, какой толк препираться? Герман прав -- теперь он за главного, ему и решать. И Левушка это понимает не хуже остальных. Просто страх сильнее разума. Так всех нас в трусов превращает мысль...
Она разложила на камнях миски, ложки, кружки. Посидела, бездумно глядя на бегущую воду. И заплакала.
***
Мокрая веревка дернулась как живая и выскользнула из рук.
