Надо было решить и менее важные вопросы в образовательной политике консерваторов. Я старалась, чтобы в предвыборный манифест вошло безоговорочное обязательство поднять возрастную планку окончания школы до шестнадцати лет, и преодолела некоторые сомнения со стороны департамента казначейства. Столкнулась я и с сильной оппозицией со стороны Теда Хита, когда во время нашей дискуссии в парке Сэлсдон в начале 1970-х я утверждала, что манифест должен поддержать новый независимый Букингемский университет. Я проиграла эту битву, но получила-таки разрешение упомянуть университет в своей речи.
Политический уик-энд в отеле «Сэлсдон Парк» в конце января – начале февраля был успешным. Мысль, что «Сэлсдон Парк» привел к радикальному смещению партийных взглядов вправо, неверна. Основные линии политического курса уже были согласованы и внедрены в черновой проект манифеста, который мы прорабатывали в деталях. Наша позиция об иммиграции также была подробно разъяснена. Наше предложение по реформе профсоюзов было опубликовано в докладе «Честная сделка на рабочем месте». Политика доходов, слегка запутанная, находилась в процессе разработки. Лейбористы фактически отказались от своей собственной политики. Не было необходимости, таким образом, затрагивать больной вопрос относительно введения некоего рода «добровольной» политики доходов. Но было ясно, что Р. Модлинг был недоволен тем, что у нас не было предложений по поводу все еще существующей «инфляции доходов». Манифест избегал и монетаристского подхода, и кейнсианского и просто гласил: «Главной причиной поднятия цен является ущербная политика лейбористов по увеличению налогов и девальвации. Принудительный контроль заработной платы, введенный Лейбористской партией, был неудачей, и мы этого не повторим».
Позднее это привело нас к неприятностям. Во время предвыборной кампании ложная уверенность в том, что высокие налоги послужили причиной инфляции, стала частью информационной записки из Центрального офиса. Эта записка позволила Лейбористской партии впоследствии заявить, что мы сказали, что снизим цены «одним ударом» посредством снижения налогов. Благодаря широкому освещению происходящего в отеле «Сэлсдон Парк» в прессе мы, посвятившие себя долгим размышлениям о стратегиях развития будущей Британии, выступили серьезной альтернативой правительству. Нам также на руку сыграло нападение Гарольда Вильсона на «сэлсдонца». Это придало нам некий ореол практичного популизма правого крыла, который пересилил несколько отчужденный образ Теда Хита. Кроме того, и сессия в «Сэлсдон Парке», и манифест Консервативной партии «Лучшее завтра» благоприятно контрастировали с блужданием, непоследовательностью и торгашеством, которые к тому моменту характеризовали правительство Вильсона.
Между нашим отъездом из «Сэлсдон Парка» и открытием предвыборной кампании в мае, однако, результаты опросов общественного мнения перевернулись с ног на голову. Трудно точно сказать, почему случилось это радикальное изменение. С парламентскими выборами в перспективе всегда есть тенденция разочарованных сторонников возвращаться к своей партии. Но правда и то, что в годы оппозиции мы всерьез не старались победить в битве идей. И на самом деле пересмотр нашего политического курса не был таким фундаментальным, каким должен был быть.
Сама кампания в значительной степени состояла из нападок лейбористов на наши политические стратегии. Со своей стороны мы, как любая оппозиция, выдвигали на первый план длинный список нарушенных лейбористами обещаний: «постоянный и стабильный промышленный рост», «отказ от политики попеременного стимулирования и сдерживания экономики», «не будут увеличиваться налоги», «не вырастет безработица», «фунт в кармане не потеряет цену», «экономическое чудо» и многие другие. Это было моей главной темой в предвыборных речах. Кроме того, я выступила с речью на ужине, организованном Национальной ассоциацией директоров школ, где обрисовала наши планы в сфере образования.
Трудно сказать, что же изменило ход событий. Довольно парадоксально, но основной вклад принадлежал двум персонам, смертельно враждовавшим между собой, Т. Хиту и И. Пауэллу. Никто не назвал бы Теда великим мастером общения, но время шло, о нем сложилось впечатление, как о любезном человеке, прямом и знающем, чего он хочет для Британии. Как сказал мне Кит пятью годами ранее: «он страстно желает помочь Британии». Это было подчеркнуто во впечатляющем предисловии Теда к предвыборному манифесту, где он критиковал «дешевый и банальный стиль управления» лейбористов и «правительство уловок». Финальное выступление Теда на телевидении показало его как честного патриота, озабоченного судьбой страны и желавшего ей служить.
Он провел хорошую избирательную кампанию. И. Пауэлл со своей стороны произнес три сильные речи о провале лейбористского правительства, побуждая людей голосовать за консерваторов. Есть статистическое подтверждение того, что вмешательство Инока помогло склонить чашу весов в нашу сторону в Уэст-Мидлендс.
Мой собственный результат был встречен бурным одобрением в Хендонском технологическом колледже, я завоевала большинство, увеличив разницу между мной и лейбористами до 11 000 голосов. Когда я пошла на прием «Дэйли Телеграф» в «Савой», очень скоро стало ясно, что опросы общественного мнения были не правы и что мы были на пути к абсолютному большинству. Пятницу я провела в своем округе, наводя порядок и рассылая обычные благодарственные письма. Я думала, что, наверное, Тед оставит в кабинете министров меня, поскольку он ко мне привык за время работы в теневом кабинете. Согласно той же логике, я, возможно, смогу остаться в Министерстве образования.
В субботу утром с Даунинг-стрит позвонил личный секретарь. Тед хотел меня видеть. Когда я зашла в его кабинет, то начала с поздравлений по поводу его победы. Тед был, как всегда, резким и деловым и предложил мне пост министра образования, который я приняла. Мы с Дэнисом вернулись в квартиру на Вестминстер Гарденс и поехали в Ламберхерст{ Мы купили «Маунт», дом в псевдотюдоровском стиле с большим садом в Ламберхерсте вблизи Танбридж-Уэллс в 1965 г. В 1972 г. мы его продали и купили дом на Флуд-стрит (Челси), в котором мы жили вплоть до 1979 г., когда я переехала на Даунинг-стрит, 10.}.
К несчастью, мой отец уже умер и не мог порадоваться вместе со мной. Незадолго до его смерти в феврале я поехала в Грэнтем, чтобы навестить его. Моя мачеха Сисси, на которой отец женился несколько ранее и с которой он был очень счастлив, была постоянно возле его кровати. Пока я была в Грэнтеме, друзья по церкви, бизнесу, местной политике, клубу «Ротари» и боулинг-клубу заходили «просто проведать Альфа».
Знаю, что мой отец слушал мое выступление по радио в качестве члена правительственной комиссии как раз перед смертью. Он не успел узнать, что я стану министром, и я уверена, что не мог и предположить, что я стану премьер-министром. Он хотел этого для меня, потому что политика была такой большой частью его жизни и потому что я так сильно была на него похожа. Но он никогда не считал политическую власть самой важной или даже самой действенной вещью в жизни. Перебирая свои бумаги, чтобы собрать материал для этой книги, я наткнулась на черновые записи проповеди, принадлежавшие моему отцу и случайно сохранившиеся в моем учебнике по химии за шестой класс: «Люди, нации, расы или отдельные поколения не могут быть спасены ритуалами, властью, законом. Мы переживаем из-за всего этого, и наша вера становится слабой и нетвердой. Но все эти вещи стары, как человеческая раса…. Вот почему Иисус должен был прийти». Мой отец пронес эти убеждения до самого конца.
Глава 6
Учительская лихорадка
Министерство образования, 1970 – 1974
В понедельник 22 июня 1970 г. я приехала в Министерство образования и науки, располагавшееся в великолепной старой штаб-квартире на Керзон-стрит. Меня встретили постоянный заместитель министра Билл (позднее сэр Уильям) Пайл и уходящий в отставку постоянный заместитель министра сэр Герберт Эндрю. Они тепло приветствовали меня и провели в мой роскошный кабинет. Было легко оказаться в теплых волнах почитания со стороны чиновников по отношению к министру, но я сознавала, сколько работы предстоит впереди. В целом я была довольна министерской командой, которая мне досталась: один дружелюбный, один враждебный и один нейтральный. Мой старый друг лорд Экклс, генеральный казначей, был ответственным за гуманитарные науки. Билл Ван Страубензи, близкий друг Теда, имел дело с высшим образованием. Лорд Белстед представлял министерство в Палате лордов. Я была особенно рада тому, что Дэвид Экклс, бывший министр образования, был всегда готов дать мне личный совет, основанный на его знании министерства.