Что касается абортов, гомосексуализма и реформы закона о разводе, очевидно, что все обернулось не так, как планировалось. Можно сказать, что эти реформы проложили путь к более черствому, эгоистичному и безответственному обществу. Реформа закона об абортах была главным образом направлена на то, чтобы остановить молодых женщин от совершения подпольных абортов, но это не означало, что аборт должен стать просто «выбором». И все же вопреки всеобщей доступности контрацептивов количество абортов продолжает расти.
Гомосексуальные активисты, отстаивавшие права на свой образ жизни, теперь потребовали общественного признания стиля жизни геев, равного статуса по отношению к гетеросексуальной семье и даже легального права эксплуатировать сексуальную неуверенность подростков. Реформа закона о разводе внесла свой вклад в увеличение числа разрушенных семей, в результате чего так много детей растет без постоянной опеки и любви обоих родителей.
Проголосовала ли бы я по-другому за эти законопроекты? Сейчас я вижу, что мы смотрели на вещи слишком узко. Как адвокат, я полагала, что главным является то, что закон должен быть осуществимым, а его применение справедливым. Но законы имеют и символическое значение: это указательные столбы на дороге общественной жизни, то, как законодатели определяют направление их развития. Если собрать все «либеральные» реформы 1960-х вместе, они предстанут как новая система взглядов, которая определяет поведение новых поколений.
Наиболее ярко это проявилось в Соединенных Штатах. Я впервые посетила США в 1967 г., приехав туда по одной из программ «лидерства», проводимой американским правительством с целью собрать перспективных молодых политических и деловых лидеров. В течение шести недель я объехала страну вдоль и поперек. Радостное волнение, которое я тогда испытала, не утихло. На каждой остановке меня встречали и предоставляли жилье дружелюбные, открытые, щедрые люди, приглашавшие меня в свои дома и с очевидной гордостью показывавшие мне свои города и поселки.
Кульминацией стал мой визит в космической центр НАСА в Хьюстоне. Я познакомилась с программой подготовки астронавтов, которая уже два года спустя помогла человеку шагнуть на Луну. Как живой образец «утечки мозгов», от которой страдала чрезмерно контролируемая, задавленная налогами Британия, я встретила человека из Финчли, который уехал работать в НАСА, где мог реализовать свои таланты. Я не видела в этом ничего плохого и действительно была рада, что британский ученый делает такой важный вклад. Но Британия теряла возможность конкурировать даже в более скромных сферах технологии, раз мы не были готовы научиться экономике свободного предпринимательства.
Я посетила Москву с любезным Полом Ченноном и его женой. Наша насыщенная программа включала достопримечательности не только Москвы, но и Ленинграда (бывшего, ныне опять Санкт-Петербурга) и Сталинграда (Волгограда). Но хотя названия городов могли меняться, пропаганда оставалась прежней. Это был неослабевающий, бесконечный поток статистики, доказывающей промышленное и социальное превосходство Советского Союза над Западом. Возле картинной галереи, которую я посетила, стояла скульптура кузнеца, выковывавшего молотом меч. «Это символ коммунизма», – с гордостью сообщил мне гид. «Вообще-то нет, – ответила я. – Это из Ветхого Завета: «И перекуют мечи свои на орала, и копья свои на серпы». Воскресная методистская школа приносила свои плоды.
И все же, несмотря на официальную пропаганду, серые улицы, пустые магазины и плохо содержавшиеся блочные дома для рабочих, в общении проглядывала человечность русских. Я не сомневалась в подлинности слез, когда пожилые люди в Ленинграде и Сталинграде рассказывали мне о своих страданиях во время войны. Молодые люди из Московского университета, с которыми я общалась, хоть и чрезвычайно осторожные в выражениях, ибо, конечно, знали о том, что находятся под наблюдением КГБ, были в восторге от возможности узнать о жизни на Западе.
По возвращении в Лондон я была переведена в департамент образования теневого кабинета. Эд. Бойл оставлял политику, чтобы стать вице-канцлером Лидсского университета. К этому моменту усилилась оппозиция рядовых членов на партийных конференциях против его слабой защиты классических школ. Хотя наши взгляды не совпадали, мне было жаль, что он уходит, я знала, что мне будет не хватать его ума, сердечности и честности. Но для меня это было продвижением, даже при том, что я была запасным кандидатом после Кита Джозефа. Я получила пост.
Я была рада новым обязанностям. Сама я достигла всего благодаря бесплатному (или почти бесплатному) хорошему образованию, и я хотела, чтобы у других был такой же шанс. Политика социалистического образования, ведущая равнение на низкие стандарты и отказывающая одаренным детям в возможности делать успехи, была главной тому преградой. Еще я была в восторге от близости к науке, ибо в те дни это было Министерство образования и науки.
Образование на тот момент стало главным предметом споров в политике. С момента прихода к власти в 1964 г. Лейбористская партия делала все, чтобы превратить школьную систему среднего звена в единую общеобразовательную, и ввела ряд мер, чтобы заставить местные органы образования утвердить планы для осуществления этих перемен. Сложности обоснования нашей позиции скоро стали для меня очевидными.
Теневой кабинет и Консервативная партия резко разделялись во мнении относительно средней школы и в особенности по поводу экзамена «11-плюс», благодаря которому дети проходили отбор в возрасте одиннадцати лет. Сразу следует признать, были те, кто не имел интереса к государственному образованию, потому что они сами и их дети ходили в частные школы. Эта группа была склонна прислушаться к доводам политической целесообразности. Но были и такие, кто сам или их дети не могли поступить в классическую школу и были разочарованы уровнем образования, полученным в средней современной общеобразовательной школе. И наконец, были люди, которые подобно мне учились в классической школе, были сильно настроены против ее уничтожения и нисколько не смущались, выступая за экзамен «11-плюс».
Но к тому времени, когда я получила свой портфель, группа, вырабатывающая политику партии, уже представила доклад, и сама политика была в основном утверждена. Она содержала два основных аспекта. Мы решили сконцентрироваться на улучшении начальных школ. Чтобы максимально облегчить дебаты об экзамене «11-плюс», мы сделали акцент на автономности местных органов образования в принятии решения о сохранении классических школ или введении общеобразовательных.
Убедительными доводами в пользу этой программы было, во-первых, то, что улучшения в образовании младших детей были жизненно необходимы, поскольку требовалось остановить очевидную тенденцию к росту тех, кто не умел читать и считать, и, во-вторых, то, что сохранение классических школ позволяло противостоять централизации. В то же время не было смысла тратить крупные суммы на детские сады и начальные школы и их преподавательский состав, если образовательные методы и установки были неверными. Не могли мы в долгосрочной перспективе защищать классические школы – или, если на то пошло, частные школы, дотационные школы и даже дифференцированные общеобразовательные школы, не отстояв основной принцип.
В пределах согласования политики и реальности, я пошла так далеко, как могла. Для многих это было слишком далеко, как я узнала, когда вскоре после моего назначения была приглашена на встречу с журналистами по вопросам образования в отель «Камберленд» в Лондоне. Я изложила, как обстоят дела с классическими школами и современными общеобразовательными. Те дети, что не блистали в академических дисциплинах, могли научиться многому в отдельной средней современной школе, чего они никогда бы не добились, находясь в постоянной конкуренции с более одаренными детьми.
Я была абсолютно готова к тому, что экзамен «11-плюс» может быть заменен или модифицирован более поздним тестированием ребенка в процессе его обучения. Я знала, что можно перевести тех, кто позднее будет успешно учиться в современной общеобразовательной школе, в местную классическую школу, чтобы должным образом развить их способности, но признавала, что многие современные общеобразовательные школы обеспечивали второсортное образование. Для исправления этого нужно было повысить их стандарты, а не понизить стандарты классических школ. Только двое из присутствующих в отеле «Камберленд» журналистов были согласны со мной. В целом я столкнулась с враждебностью и непониманием. Это сделало для меня очевидным господство социалистического мышления среди тех, чья задача была обеспечивать общественность информацией об образовании.
