.................................................................................
Всё утро Васечкин разбирал свои последние вещи, оставшиеся в ящиках его рабочего письменного стола: оттиски статей, кое-какие бумажки, книги,... Наш герой не любил ничего выкидывать, поэтому практически всё упаковывал с помощью бечёвки в компактные пачки, - чтобы потом отнести собранные вещи в большой спортивной сумке домой. Не оставлять же в лаборатории на неизвестный срок! Впрочем, подсознательно он понимал, что, вряд ли ему что-нибудь из этого хлама когда-нибудь понадобится.
С разборкой приходилось поторапливаться, так как Вася назначил в лаборатории на четыре часа дня чаепитие по поводу своего отъезда, - для чего закупил накануне кое-какие сладости.
К полудню Васечкин уже практически всё разобрал, упаковал и сложил в сумку и вместе с Пахом Пахомычем Тамбуренко, Федей Коньковым и Рафиком Раздолджабовым отправился обедать в находившуюся неподалёку от их института столовую учёного издательства, носящего старорежимное название "Красная наука". Они иногда туда ходили, так как в ней кормили существенно лучше, чем в институтской столовой, да и внутреннее убранство там было весьма приятно, - почти как в ресторане. Единственным минусом являлась трудность проникновения в это достойное заведение общественного питания. На входе всегда дежурил свирепый пенсионер-вахтёр с испитой красной физиономией и сизым, картофелеобразным носом. Он проверял издательские пропуска, и не пускал никого постороннего. Обладая, однако, достаточной степенью нахальства, бдительность сего заслуженного стража было не трудно обмануть.
Примерно год назад в жидкокристаллической лаборатории проходил двухнедельную стажировку небезызвестный индусский профессор Херма, - тёмный, как высококачественный шоколад, равномерно заплывший жирком мужчина лет пятидесяти, - всегда в костюме и при галстуке, - очень солидный.
В один из первых дней пребывания Хермы в институте профессор Чесноков повёл его обедать в издательскую столовую. Проходя мимо всё того же бдительного вахтёра-пенсионера, упомянутые учёные мужи что-то увлечённо обсуждали по-английски. Увидев двух представительных иностранцев, пенсионер вытянулся по струнке и замер так на несколько мгновений, провожая уважительно-восхищённым взглядом зарубежных гостей. Да, - иностранцев у нас в стране почему-то любят больше, чем своих граждан!
Так вот, и в этот раз Вася и сопровождающая его компания решили прикинуться иностранцами, для того, что бы беспрепятственно попасть на территорию красно-научно-издательской столовой. Поравнявшись с бдевшим на своей вахте пенсионером, они сделали непроницаемо-заграничные лица и что-то бодро залопотали по-английски. Номер удался. Хотя в самый последний момент, когда наши друзья были уже в столовой, метрах в двадцати от достойного блюстителя порядка, тот вдруг встрепенулся и хотел, было, броситься за ними вдогонку. По-видимому, кое какие детали их одежды, например, огромная, клетчатая кавказская кепка Рафика, показались ему подозрительными. Но было уже поздно, - шустрые физики исчезли из его поля зрения, размешавшись в извилистой очереди.
В столовой кроме отпуска еды методом самообслуживания, с отдельных лотков продавались ещё и некоторые остродефицитные продукты питания, - исключительно для работников издательства, по предъявлению ими пропусков. Так, в тот день шустрая, пикантная, розовощёкая молодуха-лоточница в белоснежном халате отпускала аппетитные парниковые помидоры. Вы можете себе представить, - зимой и помидоры! Ладно работавшая девушка то и дело наклонялась к стоящим на полу деревянным ящикам за новым товаром, демонстрируя при этом толпящейся у лотка публике ощутимо-выпирающие сквозь ткань халата две божественные полуокружности. Залюбовавшись прелестным зрелищем, Рафик мечтательно произнёс: "Эх бы вставыть ей па самыэ памидоры!" Кавказский аспирант был хоть и молод, но уже женат и имел двоих детей. Однако семья его осталась в родном, далёком Дагестане, - так, что в Москве Рафик чувствовал себя настоящим вольным джигитом.
....................................................................................
За обедом Федя, - равнодушный, как настоящий философ, к женщинам, - стал подтрунивать немного над Рафиковой слабостью к прекрасному полу.
- Ты же женатый человек, Рафик, - а заглядываешься на все юбки. Нехорошо! - заметил Коньков. - Однако мне понравилось, уважаемый Рафик, твоё образное сравнение яиц с помидорами. Ты знаешь, - я люблю томаты. Но, уважаемый, - до Москвы доходят слухи, что вы на Кавказе ебёте только девственниц. А ты знаешь, наверное, что у нас здесь девственниц-то почти нет. Так как же ты собирался вставить прекрасной лоточнице по самые помидоры?
- Мы эбём всэх ва всэ дыры, - серьёзно отвечал Раздолджабов. - Но на Кавказэ девушку бэрут замуж, только, эсли он дэвствэнныца. Ыначе эё ныкто нэ вазьмёт - и хадыть эй вэк в дэвках.
- Понятно. Но объясни мне тогда, - продолжал любопытный Федя, - как же вашим красавицам удаётся сохранять девственность до брака? Они, что, - не трахаются?!
- Трахаутса, - да ышо ы как: но толька в рот и в жопа. Вот пачему у нас на Кавказэ тожэ эсть пэдыки, - какая разныца трахать в жопа баба ылы мужык?
- В этом, Рафик, я с тобой совершенно не согласен. Разница, по-видимому, есть! - перебил его Коньков.
- Можэт ы ест. Но пэдыкы - эта очэн плоха. Пэдык - эта нэ джыгыт! - глубокомысленно заключил Рафик.
- Кстати, - о жопах, - продолжал Федя. - Как, Пахом Пахомыч, не вставили ещё те хулиганы, о которых ты давеча рассказывал, твоей дочке в жопу паяльник.
- Не, попугали немного и, вроде как, слава богу, отстали, - отвечал Тамбуренко.
Затем Федя внезапно и умело сменил тему разговора, коснувшись предстоящего отъезда Васечкина в Париж.
- Вот ты, Вася, - тоже у нас женатый человек, - молвил лабораторный философ задумчиво. - И куда тебя тянет от семьи к чёрту на куличики? Ты смотри, друг мой Вася, - не балуйся там в Париже с француженками! Да и за женой, когда приедет, следи построже. Слышал я, что французы - ёбари с заслуженной репутацией!
- Всё-то ты знаешь, обо всём-то ты слышал, - недовольно проворчал Васечкин. - А сам-то чего торчишь в этой грёбаной Москве? Не надоело ещё? Взял бы, да и тоже свалил куда-нибудь, захватив с собой семейство.
- Нет, Вася, я заграницей жить не смогу,... Зачахну там... - с некоторой грустной серьёзностью отвечал Коньков.
- Завыдую я тэбэ, Васэчкин, - с чувством вымолвил Рафик. - Паэдэж в Парыж, тэхныкы сэбэ прыабрэтёш, тачка купыш,... Возмы и на мою долю тачка, а я у тэбя эту ыномарку в тры дорога пэрэкуплу.
- Откуда же, уважаемый Рафик, у тебя такие деньги, - чтобы иномарку заиметь? - поинтересовался Коньков.
- Дэнгы эст. Мой папа вырашываэт абрыкосы, - лаконично отвечал Раздолджабов.
- Кстати о технике, - сумеем ли мы заточить иглу для нашего микроскопа на уровне американских коммерческих образцов? - снова умело и неожиданно сменил тему разговора Федя, адресуя свой вопрос к Пахому Пахомычу. И неразлучная двойня - Тамбуренко с Коньковым, - наевшиеся и раздобревшие от горячей пищи, - принялись с удовольствием обсуждать "учёные вопросы". Это были проблемы, возникающие при сборке туннельного микроскопа, которой они вот уже как полгода ежедневно занимались по поручению профессора Чеснокова.
Дагестанского аспиранта научный разговор явно утомлял. Глаза его помутнели и закатились к потолку, и он, не скрываясь, стал зевать во весь рот. Васечкин же, однако, напрягал свои не слабые мозговые извилины, пытаясь вникнуть, хотя бы из вежливости, в суть обсуждаемых вопросов.
.................................................................................... По возвращении с обеда четверых наших друзей ожидала печальная новость. В лаборатории их встретила Фани Цукатова с распухшим от слёз лицом. Она только что говорила по телефону с женой Никиты Никитича, которая сообщила, что профессор вчера ночью скончался от застарелого цирроза печени.
