Пристыжённый и покрасневший до ушей Юрик второй, под общий смех, пятясь, занимает своё место в строю.
- Отставить смехуёчки! - грозным, командным голосом приказывает прапорщик и продолжает занятие.
- Кстати, - к вопросу об очках, товарищи курсанты. Прогуливался я вчера вечером по лесу, вокруг расположения лагеря. Вечерок такой тихий, тёплый, дышится славно, пахнет хвоей - ну прямо благодать. И вдруг чувствую носом - потянуло чем-то не тем. Гляжу под ноги, а там - огромная куча говна! Чуть было не вляпался в своих новеньких яловых сапожках. Прошёл ещё немного, смотрю - опять говно лежит, потом чуть подальше - ещё и ещё... "Что же это такое?" - думаю, - "Какой же гад засрал весь лес?!" И понял я, довольно быстро, что говно - это ваша работа, товарищи курсанты! Смехуёчки отставить!
- Что же это делается, - вместо того, что бы купить в лагерном киоске газетку, пойти с ней в прекрасную деревянную уборную, выделенную нашей роте, - с двадцатью четырьмя, - повторяю - с двадцатью четырьмя очками, сесть там спокойненько на корточки и сделать своё дело, почитав параллельно газетку, а, потом, этой же газеткой и подтереться, - как должны поступать все культурные люди, - вы, товарищи курсанты, засираете, я извиняюсь, природу! Нехорошо, не культурно получается. Надеюсь, что вы меня правильно поняли, и больше такое не повторится.
- Да, насчёт газет... Газеты покупайте в киоске около офицерской столовой! Две копейки - штука: не обеднеете. И, чтоб не думали мне пиздить прессу из подшивок "Правды" и "Красной Звезды" в Ленинской комнате! Газеты не для того там разложены, а представляют собой наглядно-агитационный материал! Вот так.
Да, прапорщик Полено являлся незаурядной личностью. Рассказывали, что в своё время он имел чин старшего прапорщика (редкое воинское звание, даваемое особенно заслуженным прапорщикам) и служил в Хлюпинской в/ч по хозяйственной части - приставленным к складу с провизией, получая сто восемьдесят рублей в месяц. Деньги, конечно, - не ахти какие, и их, разумеется, не хватало, чтобы прокормить самого старшего прапорщика (пропивавшего, вдобавок, немало), его толстуху-жену Геклу Власовну и двух его рыжих задиристых сынков - Вована и Коляна Полено-младших.
Стал тогда наш старший прапорщик думать, как выйти из своего финансового кризиса? Вот тут-то и обнаружились у него удивительные способности бизнесмена! На складе, за который отвечал товарищ Полено, хранились несметные запасы армейской провизии. Тут тебе и увесистые, малость подпорченные мышами, мешки гречки и сахара, и несметные батареи блестящих баночек с консервированным минтаем в томатном соусе, и, конечно же, - самое вкусное, - запакованные в объёмистые картонные ящики, оцинкованные банки говяжьей тушёнки, завёрнутые поштучно в промасленную бумагу, - чтобы не ржавели. Вот на этих-то банках прапорщик и решил провернуть деловую афёру.
Для осуществления своих коварных замыслов товарищ Полено вошёл в сговор с главным поваром Хлюпинской в/ч товарищем Холдыбой - тоже старшим прапорщиком, - разбухшим, как долго барахтавшийся в кипящей воде вареник, лысым хохлом. Холдыба стал не докладывать в котлы с солдатским супом мясную приправу. На один такой объёмистый котёл по уставным нормам полагалось две четырёхсотграммовых банки тушёнки, - а он клал только по одной. Остававшиеся излишки ценного мясного продукта прапорщик Полено сбывал (и весьма прибыльно!) жителям близлежащей деревеньки Нижние Хрены.
Со временем, солдаты стали ощущать недостаток в рационе питания и, по-видимому, кто-то из них стукнул об этом куда надо.
Приехала комиссия, недовес мяса в котлах был вскрыт, и, как следствие, оба старших прапорщика были понижены в звании до просто прапорщиков и переведены на другую работу - подальше от соблазнов. Холдыба возглавил команду солдат-садовников, стригших в расположении части кусты, посыпавших гравием дорожки и иногда даже (к приезду инспектирующего генерала) красивших в зелёный цвет траву. Наш же друг - Полено - был направлен на поприще воспитания молодёжи. В течение учебного года он муштровал на плацу в/ч солдат-новичков - "салаг", - а летом учил уму-разуму лагерных студентов-курсантов. До воспитания более зрелого контингента: солдат одногодок - "бугов" или двухлеток - "дедов" и "дембелей", начальство товарища Полено пока не допускало, - говорило: "маловато квалификации...".
VII
Под руководством трёх только что оописаных доблестных воинов, наша служба потихоньку шла, - без особых перипетий. Теоретические и практические занятия, стрельбище, дежурства на кухне ... и, конечно же, - самое трудное - караулы...
В караул, за три месяца службы нашей роте полагалось сходить четыре раза. Для тех, кто не знает, поясню, что караул - это суточное дежурство воинского подразделения по охране вверенного ему объекта. Мы должны были сторожить - не больше, не меньше, - саму Хлюпинскую в/ч!
Особенно чётко помню наш первый караул. По прибытии в Хлюпинскую в/ч нас выстроили на плацу, и прапорщик Полено лично выдал каждому курсанту по автомату Калашникова и по картонной коробке с патронами, которыми необходимо было снарядить два прилагающихся к автомату рожка-магазина - по тридцать патронов в каждый рожок. Это смертоносное оружие было привезено в специальном грузовике из нашего лагеря, - там оно хранилось в бетонной каптёрке, оборудованной под арсенал. За оружие головами отвечали старлей Хамилов, прапорщик Полено и наш старшина Хряк. Теперь же, как нам сообщил с затаённым злорадством товарищ Полено, - за выданный ему автомат головой отвечает каждый из нас.
- Здесь вам не тут..., поэтому не вздумайте ебануть из Калашникова друг по другу или ещё куда, - предупредил он нас, - если видите, что кто-то чужой приближается к расположению воинской части, действуйте строго по уставу. Вначале окликните его: "Стой, кто идёт?!" Если он не остановился, - орите: "Стой, стрелять буду!" Если и это его не проняло, - снимаете автомат с предохранителя, передёргиваете затвор, - то есть досылаете патрон в патронник, - и делаете предупредительный выстрел в воздух. Если и после этот мудак не остановился, - открываете огонь короткими очередями на поражение. Но это всё - теория, на деле, лучше автомат совсем не трогайте. Висит он у вас на груди спокойно и пусть себе висит. А то вот прошлым летом один такой курсантик чуть было офицера в штатском не завалил.
Караул был организован так. Нашу роту разбили на три равные команды. В то время, когда, например, первая команда находится на охране объекта, вторая и третья отдыхают в караульном помещении. Причём, вторая команда бодрствует: чтение, игры в шахматы или шашки, и тому подобное; а третья команда спит. Спали в тёмной душной комнате, не раздеваясь, а только сняв сапоги, на стоящих в один ряд жёстких нарах, подбитых ватой и обтянутых истёртой кожей. Каждый такой цикл - охрана, бодрствующий отдых или сон - длился по два часа: то есть четыре часа бодрствуешь, а два часа спишь. 3а сутки вымотаешься, как ездовая лайка!...
Сентябрьская ночь. Ты ходишь с автоматом наперевес по песчаному валу. Справа, внизу, в тусклом свете фонарей, проглядываются мрачные, кондовые силуэты казарм и складов Хлюпинской в/ч. Слева, под валом, тянется изгородь из колючей проволоки, а за ней - лес, - черно и ничего не видно. Ночью, в сентябре, - уже холодно. Ты залезаешь лицом до носа в ворот шерстяной водолазки, торчащий из-под гимнастёрки. Тишина такая, что свои шаги колоколом отдаются в ушах и поневоле кажется, что за спиной кто-то крадётся. А тяжелый автомат своим ремнём давит шею. И ты вцепляешься в эту железку коченеющими пальцами, - только бы не потерять его..., только бы не выстрелить...
VIII
Одним прекрасным солнечным июльским утром, - точно помню, что это было в среду, - весь наш лагерь отправился на целый день на практическое занятие по вождению танков. Преподаватели военной кафедры считали своей первоочередной задачей обучить нас управлять этой грозной техникой, поэтому на первом таком мероприятии обещал собраться весь цвет нашего кафедрального офицерства во главе с самим полковником Мухеровым.