Поэтому, в один прекрасный день, мы решили окончательно разделаться с этим олухом - Аркашей.
Наше нападение на Подпеньного-младшего тщательно подготавливалось. Сначала мы планировали сделать ему светлую - то есть просто бить, потом - тёмную - то есть бить, накрыв подушками и одеялами, а в самом конце - сделать, как выражался Гоги, "дышытэ, чэм хотытэ" - связать по рукам и ногам и заткнуть все дырки: нос, уши, рот, глаза. Для этой цели Гоги заранее спёр в санитарной комнате несколько увесистых упаковок пластыря и бинтов. Избитого и скрученного в бараний рог Аркашу мы собирались запихать под кровать, - пусть полежит там, и отдохнёт, пока его не хватятся нянечки.
Оставалась одна, но самая важная деталь, - как без лишнего шума заманить толсяка-супостата к нам палату. Это - непростая задача, так как ожирелый олух - весьма недоверчив. Нужно было сообразить соврать что-нибудь такое, что бы его заинтересовало и заставило наверняка купиться. Мы с Гоги целый битый час думали над этим, но нам ничего путного в голову не приходило.
И вдруг на нас одновременно плюхнулось по одинаковой гениальной идее. Мы недавно слышали, что Аркаша спорил с другим (тоже очень толстым) мальчиком, Вовиком Дурчуком, папа которого был знатным рабочим, героем социалистического труда, которому в его родном селе Подбыхино даже поставили бронзовый бюст. Так вот, спорили они на биологическую тему: есть ли у девочек хвостик-пиписка. Наш жиртрест утверждал, - что есть, тогда, как толстяк Вовик с пеной у рта доказывал, - что нет. Спор этот закончился тем, что жирные олухи решили проверить предмет своих разногласий на практике: просверлить в стене отверстие, ведущее из мужского туалета в соседний, женский, и подсмотреть всё в натуре. Дрели, однако, у наших толстяков не было, и дырку они выковыривали большим, ржавым гвоздиком. Работа эта продвигалась, прямо скажем, - неважно, - долгострой.
Итак, Гоги и я решили сами предоставить Аркаше и Вовику возможность экспериментальной проверки их разногласий. Для этого мы подкупили жившую в соседней от нас палате - первоклассницу Анжелику Козявкину, правнучку большевички Нибсон - соратницы Ленина, - тонкую, как щепка, веснушчатую девицу, знаменитую тем, что она бесконечно ковыряла в носу и тут же ела выковырянные галки. Козявкиной был выдан из кассы нашей банды новенький юбилейный металлический рубль, выпущенный к пятидесятилетию Октябрьской революции, с изображением Ильича, стоящего на броневике. Так как мы с Гоги были настоящими джентльменами, то, естественно, даже и не думали просить Козявкину о таких гадостях, как прыганье по кроватям с голым задом. Всё, что от неё требовалось, - это сидеть в нашей палате в субботу, после обеда, и дожидаться Аркашу. Гоги страшно пригрозил Козявкиной держать язык за зубами, - "ыначэ - лутая смэрт!"
На следующий день, в пятницу, за ужином, он же нашептал на ухо Аркаше, что девица Козявкина будет прыгать в нашей палате по кроватям без трусов, завтра, во время послеобеденного сна, и, что мы, по дружбе, приглашаем его и Вовика прийти, посмотреть своими глазами и разрешить, таким образом, свой спор. Гоги предупредил жиртреста, "чтэ это - строжайшая тайна и, чтэ болтать об этом ныкому кромэ Вовыка нэ слэдуэт".
Аркаша был явно доволен и польщён нашим доверием, так, что его толстый слюнявый язык, вымазанный не до конца пережёванными томатами, вывалился на плечо. Наш супостат должен был наверняка клюнуть.
....................................................................................
И вот, наступила долгожданная суббота. Весь день, до обеда, мы с Гоги находились в лихорадочном возбуждении; а за обедом, в столовой, не спускали глаз с жиртреста, который на этот раз, как нам казалось, уплетал за обе щёки с особенно гнусным аппетитом. По его бесстрастной розовой физиономии, заплывшей жиром и замазанной грибным супом, мы никак не могли угадать, придёт, или нет, он к нам в гости после обеда.
Окончив трапезу, мы сразу же вернулись к себе в палату: Козявкина и все члены нашей банды уже были на месте. Гоги и я спрятались за дверью, а остальные наши сообщники примостились на кроватях. Стало тихо, все ждали, затаив дыхание...
Время, казалось, замерло и тянулось, как жевательная резинка. В коридоре висела гулкая тишина - не слышно ничьих шагов. Я начал было уже подумывать, что, по-видимому, Аркаша не придёт, - наверняка он что-нибудь пронюхал, а, значит, - все наши старания - зря!
Но вот до моего заострившегося слуха донеслось легкое поскрипывание паркета в коридоре, - оно медленно приближалось, а потом, вдруг, внезапно замерло прямо у нашей палаты.
"Тук-тук-тук", - в дверь осторожно постучали. "Это - они!" - электрическим разрядом ударило мне в мозг..., и все мышцы разом напряглись.
- Заходите, заходите, дорогие Вова и Аркаша! - лилейно пропищала, проникшаяся своею ролью, девица Козявкина.
Дверь со скрипом приоткрылась, и в нашу палату, один за другим, робко протиснулись два жиртреста: сначала - Аркаша, а потом - Вовик. Оба они были красны от смущения и, глупо улыбаясь, переминались с ноги на ногу, не зная, что сказать.
Гоги подал незаметный знак глазами ребятам из нашей банды, и те, мгновенно подскочив к Вовику с двух сторон, схватили его за жирные, потные руки и выволокли в коридор, - чтобы не мешал.
В то же мгновение мы с Гоги яростно набросились на Аркашу. Наш застигнутый врасплох и ополоумевший супостат, не понимая, что с ним происходит, дико заревел, схватил щуплого Гоги в охапку и с треском вышвырнул его из палаты наружу. При этом Гоги зацепился за полуоткрытую дверь ногами так, что она соскочила с одной из петель.
Затем Аркаша с тем же диким рёвом набросился на меня, придавил своей многопудовой тушей и стал довольно уверенно (несмотря на моё активное сопротивление) запихивать меня под кровать.
Во время этой безобразной сцены Анжелика Козявкина душераздирающе визжала: "Помогите, спасите, убивают!!!" И, конечно же, на её визг сразу же прибежала дежурная нянечка Авдотья Савишна, - румяная и круглая, как колобок, весьма бодрая старушка. Она мужественно ринулась в самую гущу схватки и быстро прекратила наш бой.
В результате, весь тщательно продуманный план расправы над жиртрестом бездарно провалился, и Аркаша ушёл невредимым. Правда, - хорошо, что и нас с Гоги добрая Савишна не наказала, а только слегка пожурила.
....................................................................................
Жизнь иногда предоставляет второй шанс в замену упущенного. Так, мне была послана снова возможность расправиться с Аркашей. Да, о наказании супостата я только тогда и думал, представляя, как ужасно оно будет.
Наше пребывание в здравнице имени товарища Хамидзе близилось к концу. За день до отъезда, в актовом зале санатория, должен был состояться прощальный вечер. К нему всех детей тщательно готовили: погладили каждому парадную одежду, заставили всех выучить по стихотворению или песенке. А вечером, накануне праздника, всех нас насильно загнали в душевые - даже тех, кто мыться совсем не любил.
Я стоял в этот раз под душем долго, получая от купания несказанное удовольствие: тёплые струи ласково скользили по моему гладкому от мыла телу, приятно щекоча грудь, живот и бока. Кроме меня в душевой комнате был Гоги и ещё несколько мальчиков, - но они вскоре ушли, и я остался один. О, как приятно мыться, когда тебе никто не мешает!
Вдоволь напарившись, я уже собирались выключать душ и идти в раздевалку вытираться, как, вдруг, - произошло чудо. В душевую неслышной тенью вплыл голый жиртрест, Аркаша Подпеньный.
По-видимому, в пару, Аркаша сразу меня не заметил и встал под душ прямо напротив: протяни руку - и достанешь его! Мой враг принялся намыливаться, громко пыхтя и сопя, а его румяные жиры при этом томно колыхались в туманном, влажном и жарком воздухе душевой.
- Ну, нет, - я не упущу теперь свой шанс, - жиртрест отсюда живым не уйдёт! - пронеслось в моей голове.
