– Нет, сразу к тебе. Мамка с разговорами полезет, а я сейчас не могу с ней говорить, устал.
Не прошло и десяти минут, на столе осталась одна плюшка, мы уже допили кофе и сидели, разглядывая пустую пачку.
– А почему ты синий взял? Красный вкуснее! – я изучал пачку, которую он принес.
– Не было красного, весь размели. «Краун пай», – Влад прочитал название на пачке. – А красный, по-моему, «Лотто» называется.
– Нет по-другому, какая-то звезда… «Орион»! – я буквально вчера сожрал целую пачку «Чоко пая», пока рубился в «Дюка», и поэтому знал, о чем говорю.
– Сам ты «Сириус»! Я вчера целый день «Чоко пай» точил и точно помню, что «Лотто»! Точне «Лотте»!
Мы снова сошлись за правду, но я знал, что прав я. Достал из мусорного ведра, которое вчера поленился выбросить, пустую пачку и сунул ее в нос своему другу. – Читай, долбоеб!
– Это ты долбоеб! Сейчас пойдем ко мне, и я тебе покажу, что у тебя какая-то херня. У меня настоящий, из Кореи! Папка с мамкой целый ящик привезли! – он никогда не сдавался без боя: даже если видел перед собой белое, все равно для него оно чернело.
– А этот откуда? Читай: «мадэ ин Кореа»! И вот этот, «Орион», – самый вкусный! – я бросил пустую пачку обратно в мусорное ведро.
– Самый вкусный – который у меня, «Лотте»! А тот – подделка под него, – он смотрел на меня мутным взглядом.
– Ты что, бухал вчера? – у меня больше не было никаких идей.
– Я же не бухаю. Почти всю ночь не спал, – он встал, поставил кружку в раковину и предложил мне ускориться. – Давай заканчивай, одевайся и пойдем ко мне, я тоже переоденусь. Уже десять утра!
– Хочешь, иди пока домой, а я за тобой зайду или буду тебя на улице ждать, – обычно мы с ним так и делали.
– Нет, пойдем со мной, иначе я надолго завязну. Ты же знаешь, начнется пытка. Мне уже почти тридцать лет, но если я не ночевал дома, утром должен быть на допросе, – Влад не на шутку разошелся.
– Хорошо, не заводись! Пойду оденусь. Можешь доесть мою чокопайку, – я бросил в него печенье и попал прямо в лоб. В другое время он бы смог или увернуться, или отбить рукой. Но не сегодня, и я это знал.
– Мудак ты, Колода! Видишь, что я труп, и измываешься, сволочь, – у моего друга не было сил на ответный ход.
– А что с тобой случилось? – я сунул в пакет плавки, полотенце, надел спортивные штаны и какую-то старую, но чистую футболку. Для моря сойдет.
– Потом расскажу. Надо с мыслями собраться…
Мы спустились к нему. Он точно вычислил, что теть Вера не будет задавать ему лишних вопросов, хотя по ней было видно: они у нее есть. Она на него никогда не ругалась – она пытала его задушевными разговорами. По рассказам Влада, это – такой вынос мозга… Когда-то я пару раз ночевал у них дома, и его мама, как только провожала на работу дядь Тараса, сразу начинала голосить:
– Владька, вста-в-а-а-ай!
И так в течение двадцати минут. Что самое поразительное, он спокойно спал бы себе дальше, не обращая внимания на этот вой, пока я не поднимал его пинками, – только бы она заткнула рот.
Поэтому, когда Влад говорит, что задушевный разговор – это невыносимая пытка, можно ему верить. Пока он переодевался, мы перекинулись с теть Верой парой слов о вчерашнем вечере, о сегодняшнем утре и еще я получил приглашение на обед.
– Заодно и обсудим предстоящий разговор с отцом.
Влад появился в новой белой рубашке с короткими рукавами, похожей на футболку, только с воротником, и с большой коробкой в руках:
– «Лотте»! Правильный чоко пай называется «Лотте»!
Теть Вера тоже хлопнула глазами, чуть кивнув головой и слегка улыбнувшись. Это означало: «Я не знаю, в чем дело, но, конечно, Владюша прав».
Эту особенность его мамы я тоже всегда ценил. Моя мать без разборок дала бы мне в «дыню», только бы гостя не обидеть.
– Мой выбор – «Орион»! Но только после «Птички»! – какой смысл был с ними спорить?
– Конечно, «Птичка» – лучшая! Разве с ней может сравниться это дерьмо? – Яцек бросил себе под ноги коробку с печеньем. – Ма, отнесешь обратно!
– Да, оставь. Я все равно за ней собиралась идти, – с той же улыбкой ответила его мама.
Еще одно отличие от моей. И так, по мелочам, их набегает очень-очень много. Похоже, что я ему завидую. Он забросил на плечо спортивную сумку – настоящий «Адидас», еще один предмет моей зависти. Этих предметов тоже немало набиралось, особенно в последние пару лет. Иногда я начинаю искренне переживать за свою жабу – в последние пару лет особенно.
Мы пообещали не опаздывать к обеду, слетели со ступенек и через несколько минут, опустив до упора стекла в дверях, ехали на море. День еще только начинался, но было ясно: он будет классным. Море плескалось синейшее, небо – ему под стать, ни облачка, и ветерок – в самый раз. Ну редко такие бывают, чтобы всего без перебора. Но только повернули на Бестужева, окна пришлось закрывать: впереди ремонтировали дорогу и мы встряли в пробку.
– Давай до Захарова и направо. Через Станюковича объедем, – предложил Влад.
Пятьсот метров до поворота тащились кое-как, да и таких хитрых перед нами, тоже оказалось немало. Поэтому особо не ускорились, тем более что асфальт на Станюковича порой совсем пропадал. Когда мы проезжали мимо 16-го дома, я вспомнил про Тяму:
– Смотри, Тямин дом! Может, к нему заедем, за твои права спросим?
– Лучше сначала позвонить. Да и не думаю, что моя рожа его обрадует. К тому же, он наверняка на работе, сегодня четверг. Но скоро мы с ним чаще будем видеться! – Влад валялся в своей любимой позе – с ногами на торпеде.
– Почему?
– Так у родителей квартиры в этом доме! – лениво ответил Яцек.
– В смысле, «квартиры»? – уточнил я.
– Да теперь уже квартира. Но они ее из двух слепили: двушку и трешку в одну четырехкомнатную объединили, – он продолжал таким же вялым тоном.
Я спросил его про ремонт – насколько там все сложно, – но лучше бы не спрашивал: снова зашевелилась жаба.
– Там не ремонт, там реконструкция. Все делают итальянцы, которые вокзал реставрируют. Они специально для этого рабочих привезли. Папка «джакузи» купил. Пришлось окно разбирать, чтобы ее в дом засунуть. У них теперь ванная с большим окном и видом на бухту Федорова.
Мы ехали мимо ДКМ. Вернее, не ехали, а прыгали на кочках. От передних машин нещадно пылило, окна пришлось закрыть.
– Включи кондюк, – попросил Влад.
– Он не работает. Там мазута кончилась, а заправить денег нет. Вернее, нет смысла тратить деньги на эту процедуру. Неработающий кондиционер не влияет на безопасность движения? Нет. Этот «спринтер» все равно не мой, отцовский, а он на нем только на дачу ездит. Ты же знаешь, у меня есть мечта – «марк два». Лучше я потом в него бабки вложу. Согласись!
Я знал, что он мне сейчас скажет. Что я скупердяй, жлобяра, жмот, что из-за моей патологической жадности мы истекаем потом и все в таком духе, и я уже посмотрел на него, приготовившись отбивать его атаку. Но он повел себя очень странно. Вдруг выпрямился на сиденье, сунул правую руку себе в шорты, прямо в пах, чего-то там поковырял, что-то оттуда вытащил двумя пальцами и заорал:
– А-а-а-а-а!
Потом Влад открыл окно (салон в одно мгновение заполнила густая желтая пыль), и настала моя очередь орать:
– Пыльже, пыльже! – я надрывался, глядя на него. Стеклоподъемники у меня на «мотыгах», поэтому повлиять на них я мог только криком.
Наконец он с гримасой мерзости на лице что-то стряхнул со своей руки и закрыл окно:
– Кто это был, мандавошка?
– Клоп! – ответил Яцек.
– Это кто?
– Пошел ты на хуй, чувак! Клоп – это клоп! – Яцек зачем-то послал меня. Для убедительности, наверное.
– Откуда у тебя в яйцах клопы? Ты их там разводишь? – я кашлял от пыли и веселился, глядя на друга.
Он никогда подолгу не горюет и уже через минуту с увлечением рассказывал мне свою жуткую историю своим красивым баритоном:
– Стелла меня ждала, когда я к ней пришел. На ней одета только кружевная рубашка и чулки, и все, чувак! Мальчика, как и говорила, отвезла к маме. Постелила в зале на диване. Такой сексодром получился! К тому же, она, пока меня ждала, пузырь шампанского всосала. Подготовилась! Я быстро нырнул в душ и, когда вышел, – сразу к ней. Первый раз мы быстро завершили, просто размялись. После первой я сразу на вторую палку зашел, чтобы немного насытиться, и потом уже валялись, болтали, даже сходили вместе помылись. Постепенно мы подходили к последнему, самому главному заходу. До этой ночи нам постоянно что-то мешало. Сначала мы привыкали друг к другу, потом мальчик всегда дома, она не могла расслабиться, и для себя ей было непонятно, какой мой статус.
