- Давай зайдем внутрь. - предложила она.

Я пошел за ними в прихожую, потом в гостиную. Уселся на стул - чтобы не сидеть рядом с кем-то на диване. Помолчали.

- Ну, так что случилось? - жизнерадостно начала Тара.

Я посмотрел на Синди, потом на детей.

- Ребята. - сказал я Адаму и Таре. - Оставьте нас с вашей мамой одних на минутку.

Дети посмотрели на Синди, она кивнула. Меня ужасно поразило это небольшое изменение - они спрашивали разрешения у нее. Я больше не был авторитетом. Дети встали и ушли наверх, в свои комнаты.

- Итак... - начала Синди

- Да...- согласился я.

- Итак, у тебя есть хоть какие-то идеи, как нам теперь жить дальше? - спросила она

- Думаю, это больше зависит от тебя, чем от меня. - сказал я.

- Почему ты перекладываешь на меня всю ответственность?!

- Я не перекладываю ответственность. Я просто... Ну смотри. Я сейчас в полной жопе... Я даже не могу понять, как себя чувствую. Я не знаю, есть ли у меня работа. Я не знаю, как это все отразится на мне. Я даже не знаю, может я теперь не так умен, как раньше, или люблю совсем другую пищу. Я даже не знаю, кто я теперь. Так что на этот вопрос проще ответить тебе, чем мне. Потому что ты по крайней мере знаешь, кто ты.

- Но...

- Синди, я три дня спал в вонючей палатке, носил эти вещи - надо же, ведь это же были мои собственные вещи! Я спал в этой чертовой палатке, пользовался переносным сортиром, ел, что попадется - и все это время думал об одном: как ужасно мне хочется вернуться обратно к моей старой жизни. И понимал, что это абсолютно нереально, невозможно, что прежней жизни уже никогда не будет. И скажи теперь, что я неправ.

- Я...

- Я тебе больше не муж.

- Ты всегда будешь моим мужем!

- Синди, ты и правда веришь в это? - спросил я так мягко, как только мог. Ты хочешь быть... ты сможешь заниматься любовью с человеком, который выглядит вот так? С девчонкой-тинейджером? Даже если внутри это по-прежнему я?

- Я... Я не знаю. - она начала плакать. - Я могла бы попробовать. Но нам не обязательно думать об этом прямо сейчас. Ты все равно всегда можешь жить с нами. Ты все равно можешь быть от...

- Отцом для своих детей? - закончил я за нее. - Не уверен. Посмотри на меня. Я выгляжу моложе любого из них. Ладно, Адам - он уже почти взрослый. Но как ты представляешь наше общение с Тарой - в смысле как отца и дочери? Когда нам с тобой сейчас придется идти наверх и просить одолжить мне пару шмоток из ее гардероба?

- И что? Ты даже не будешь пытаться?

- Я этого не говорил. Я просто говорю... что будет сегодня ночью? Мы ляжем с тобой в одну кровать как раньше? Вот так, как есть сейчас? Я не говорю о сексе. Мы сегодня разделим с тобой постель?

- Я...

- Послушай меня. Нам предстоит трудный выбор. И я думаю, что хотя мы любим друг друга, хотя я люблю детей, это глупо для нас - для тебя и для меня - оставаться в браке. Я думаю, мы все равно к этому придем рано или поздно, но я надеюсь, что нам хотя бы удастся сохранить хорошие отношения в семье.

Она ничего не ответила. Она просто сидела и тихо плакала.

- Если я неправ - буду только счастлив. Но вряд ли я неправ. И признайся - ты согласна со мной. Тебе просто хотелось увидеть меня - убедиться, что все, о чем говорили в новостях, правда - и теперь ты можешь признаться себе, что тоже так думаешь. Мы больше не муж и жена.

Синди безмолвно пожала плечами. Было похоже, что она сдается под грузом обстоятельств.

- И, кстати, по поводу вопроса, который ты задала в начале. Да, я подумал немного о том, как нам жить дальше со всем этим. Вообще-то, последние три дня я только этим и занимался. Больше всего на свете мне хотелось вернуться домой, быть, как и раньше, твоим мужем, их отцом и жить, как мы привыкли. Ну, только минус пенис и сто сорок фунтов живого веса. Как если бы я вернулся инвалидом с войны. Но все совсем не так. Если мы вместе пойдем в кинотеатр - люди будут видеть не тебя и твоего мужа-калеку. Они увидят одинокую мать с тремя детьми.

Это вызвало у нее непроизвольную усмешку.

- И правда, идиотская ситуация - признала она.

- Это ты МНЕ об этом рассказываешь?

- Но... Вас же там были сотни... тысячи. Неужели люди не изменят свое отношение к таким, как ты? Ну, может вы могли бы носить оранжевые футболки или вроде того - просто чтобы сказать "я не то, чем кажусь".

- Может быть. Я думал о чем-то таком. Нам нечем было заняться во время карантина, так что кое-кто сделал подсчеты. Нас там было около тридцати тысяч. Значит, примерно пятнадцать тысяч поменяли пол. В Штатах триста миллионов человек. Около десяти миллионов из них - девушки от четырнадцати до восемнадцати. Так что все, кто был внутри Баббла - это три десятых процента всех девушек-тинейджеров страны, а бывшие мужики - половина из них. Вот так-то. То есть, если ты случайным образом отберешь две тысячи старшеклассниц, три из них окажутся жертвами Баббла, которые раньше были мужчинами. Думаю, что государству будет проще игнорировать нас или обращаться как с фриками, чем дать нам какой-то специальный статус. Да и потом, многие ли из нас были женаты? У многих ли были дети? Процент слишком мал. Так что никто, глядя на нас с тобой, не догадается, что мы ровесники, и что я раньше был мужчиной. А даже если догадаются - единственное, что они захотят узнать - это спим ли мы с тобой по-прежнему или нет. Знаешь, похоже, идея объявить всему миру, что я - жертва Баббла, не самая хорошая.

- Да, я вижу, ты все крепко обдумал. - ответила Синди после паузы.

- Ха. У меня было полно времени. Аж целых три дня.

Она так долго смотрела на меня, что я догадался, о чем будет следующий вопрос.

- И... и как тебе это?

- Да отстой полный. - ответил я без малейшей паузы. - Каждый раз, когда я встаю, я жду, что окажусь вот здесь, - и я вытянул руку на полтора фута над головой. - Но вместо этого я вот тут. - я похлопал рукой по мягкому ёжику на макушке. - Каждый раз, когда я открываю рот, я жду, что услышу мой старый голос, как он отдается внутри моей башки. И когда я тянусь взять что-то - я рассчитываю на свои старые добрые руки. Все люди, на которых я смотрю, выглядят гигантами. И я постоянно думаю, что если я когда-нибудь найду людей, которые сделали это со мной - я убью их голыми руками. Моими собственными крепкими руками. Но потом я смотрю на руки и вижу... ладони Тары. Детские ладони. Ладони кого-то, кто нуждается в заботе и защите... Я был копом. А до этого - морпехом. Я не хочу строить из себя мачо, но "плохой крутой парень" - это была очень важная часть меня. Может быть, главная, ты понимаешь? А теперь ничего этого больше нет...