Значит, она для вас не тюрьма. Ведь, в сущности, нет ничего ни хорошего, ни дурного – все зависит от взгляда. Для меня это тюрьма.

Значит, ваше честолюбие сделало ее такою: она слишком тесна для вашей души.

О Боже! Я бы мог жить в ореховой скорлупе и считать себя владыкой беспредельного пространства, если б только не дурные сны…

Вот, эти-то сны и есть честолюбие – это греза сновидения.

Но ведь и сон – только греза?

Да, но честолюбие есть нечто столь легкое и эфемерное, что это только тень тени.

Если так, то нищие – настоящие люди, а монархи и завоеватели – тени нищих. Не пойти ли нам к королю: я сегодня не могу здраво рассуждать?

Мы к вашим услугам.

Нет, не надо. Я не хочу вас смешивать с остальными прихвостнями: говоря по совести, они мне оказывают ужасные услуги! Скажите мне, в память старой дружбы, что у вас за дела в Эльсиноре?

Мы приехали повидать вас, принц, и только.

До чего я беден – у меня нет даже благодарности. Но я вас все-таки благодарю, и поверьте, друзья мои, что благодарность моя и гроша не стоит. За вами посылали? Или это собственное ваше желание, добровольный приезд? Ну, по совести! Ну, ну, говорите.

Что именно сказать, принц?

Все что хотите – только относящееся к делу. За вами посылали! В ваших взорах есть что-то похожее на признание. Это что-то побеждает вашу скромность. Я знаю: добрые король и королева посылали за вами.

С какою целью, принц?

А, это-то и должны вы рассказать. Заклинаю вас правами нашего товарищества! Взаимными юношескими отношениями! Обязанностью вечного союза любви, – всем, чем мог бы заклинать лучший, чем я, оратор, – будьте правдивы и откровенны: посылали за вами или нет?

Что сказать?

А, надо быть с вами настороже.

(Громко.)

Если любите меня, не ломайтесь, скажите.

Принц, – за нами посылали.

А теперь я вам скажу – зачем, – этим предупрежу ваше признание, и тайна короля и королевы останется во всей неприкосновенности. Я в последнее время (почему – право, не знаю!) потерял всю мою веселость, оставил все мои обычные занятия. У меня на душе так тяжело, что это божественное создание – земля – кажется мне бесплодной скалою. Этот прекрасный намет – воздух, смело опрокинувшийся над нами небесный свод, этот величественный купол, сверкающий золотым огнем, – все это мне кажется гнилым, заразительным скопищем паров. Какое чудесное создание человек! Как благороден разумом, безграничен талантом, прекрасен внешностью, как гибок в своих движениях! По своим поступкам он напоминает ангела, по творчеству – Бога. Краса мира! Совершенство всех созданий! А для меня это квинтэссенция мусора. Человека я не люблю… Женщины – тоже. Хотя по вашей улыбке видно, что вы этому не верите.

Принц, – у меня такого вздора не было в мыслях.

Чему же вы усмехнулись, когда я сказал, что не люблю человека?

Я подумал, принц, – какой сухой прием получат комедианты, если вас не занимают люди. Мы их обогнали по дороге: они едут сюда – предложить вам свои услуги.

Напротив: я рад королю-комедианту, я готов заплатить ему должное. Храбрый рыцарь найдет работу для меча и щита. Любовник не будет вздыхать даром. Комик благополучно дотянет роль до конца. Шут заставит хохотать даже тех, у кого постоянно першит в горле. Героиня свободно изольет свои чувства, если стихи не будут уж очень плохи. Какие же это комедианты?

Те самые, которыми вы когда-то так восхищались: столичные трагики.

Зачем же они ездят? И успех, и сборы лучше на постоянном местожительстве.

Должно быть, новые постановления заставили их покинуть город.

Что же, дела их идут хорошо по-прежнему? Или хуже?

О, гораздо хуже.

Но почему же? Они испортились?

Нет, они по-прежнему прекрасно относятся к делу. Но, ваше высочество, – в городе появился новый выводок птенцов, которые выкрикивают свои роли и им за это хлопают. Они теперь в моде. Прежний театр жестоко ругают, называют его устарелым. Даже те, что носят на боку шпагу, боятся гусиных перьев и не смеют ходить в старые театры.

Как – на сцене появились дети? Кто же их содержит? Кто платит им? А когда голоса их окрепнут, – будут ли они продолжать свое дело? Пожалуй, когда они обратятся во взрослых актеров, – а это наверное случится, – средств для жизни у них не будет, и они скажут, что главными их врагами были те, кто так неосмотрительно отнесся к их будущности.

Много было препирательств с обеих сторон. Общество не считает преступлением – натравливать спорщиков друг на друга. Бывали случаи, что пьеса только тогда и имела успех, когда дело доходило до побоища.

Возможно ли?

Да, принц; и сколько голов было проломлено!

И дети победили?

Да, принц: и Геркулеса, и его ношу.

Нечему удивляться. Вот мой дядя теперь король Дании. Те, кто при жизни моего отца, бывало, строили ему рожи, дают теперь двадцать, сорок, пятьдесят, даже сто дукатов за его миниатюру. Черт возьми! В этом есть что-то сверхъестественное. Если б философия могла это разрешить…

Вот и комедианты!