– Какой запах отразил бы меня, как тебе кажется?

– Лаванда, – не задумываясь, ответила я. – Душистое растение с притягательным и чувственным запахом, что охлаждает душу человека, позволяя ему успокоиться и расслабиться. Этот цветок напоминает мне тебя. К тому же, ты жрец, а значит, помогаешь людям и вносишь в их души умиротворение и надежду.

– Мне нравится, – благодарно улыбнулся юноша.

Поправив смятое одеяло и укрыв им нас, Ик-су придвинулся, обнимая меня, и безмятежно потянулся. Устроив голову на его руке, я тоже закрыла глаза, чувствуя, как меня уже одолевает сон. Тихое дыхание юноши, увлекло меня, погружая в мягкий и теплый поток, в котором растворился холод, проникающий в дом. Скользнув рукой по груди юноши, осторожно сжала ткань туники, ощутив ласковую ладонь Ик-су поверх своей руки. Жрец повернулся набок, крепче обнимая меня. Сознание, обычно упорно сопротивляющееся дреме, медленно ускользало, поддаваясь теплому и нежному поглаживанию пальцев юноши по спине.

Сегодня мне впервые за долгое время удалось уснуть без страха и боли.

Когда же сознание толчком вернулось ко мне, солнце уже поднялось высоко над скалами. Ик-су рядом не оказалось, и дом пустовал, погруженный в призрачную тишину. Умывшись в чистой воде из таза, который, вероятно, принес юноша, стерла холодные капли полотенцем и вышла на улицу. Дождь уже прекратился, и густая трава даже немного подсохла под лучами выглянувшего из-за рассеянных облаков солнца, только со звонким плеском разбиваясь по глади скопившейся в бочке воды с крыши по-прежнему капало.

Прислонившись плечом к балке, поддерживающей навес над крыльцом, посмотрела на пустой двор, думая, куда опять мог запропаститься Ик-су, как со стороны предназначенной для дров постройки донесся приглушенный звук ударов. Поежившись от все еще чуть прохладного воздуха, спустилась по лестнице и направилась к сараю, не сводя взгляда с размытой дождем земли и надеясь, что не поскользнусь на этой слякоти. Туфли неприятно увязают в грязи, что я уже пожалела о своем решении покинуть дом. Прерывистый глухой стук так и не прекращался.

Толкнув дверь, я вошла внутрь мрачного помещения, я с удивлением замерла на пороге, глядя на замершего с поднятым над головой топором жреца. Прицелившись, юноша опустил острие на уже расколото полено, окончательно его расщепив. Ему что, совсем заняться нечем или дрова заканчиваются? Учитывая почти полностью забитый ими сарай, мы еще и перезимовать можем на этом запасе, так что последний вариант можно смело исключать. Ик-су утер взмокший лоб рукавом туники и, только сейчас заметив меня, широко улыбнулся, помахав топором.

– Добро… добрый вечер! – хихикнул он. – Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо, – поправив платье, ответила я. – А ты как себя чувствуешь, Ик-су?

– Все замечательно, – он вдруг замялся. – Почему ты спрашиваешь?

– Ну, просто спрятался тут, дрова зачем-то колешь, когда их так полно.

– А-а! Мне стало скучно, и я решил размяться! – поймав мой взгляд, юноша к моему удивлению мгновенно понял, о чем я думаю, и, опустив топор на пол, смущенно потрепал волосы на затылке. – Не беспокойся, рука почти не болит! К тому же я всю тяжесть переношу на другую, здоровую, руку. Ничего страшного, правда. Да и твоя мазь просто волшебная! После сна совсем не жжет порез.

– Хорошо-хорошо, – примирительно выставила вперед руки.

– Ты поела, Риса?

– Нет, – пожала плечами. – Я не хочу.

– Ты болеешь, – сурово произнес жрец, приблизившись. – Тебе нужны силы.

– Не волнуйся, все со мной в порядке.

Ик-су недовольно покачал головой и, взяв меня за руку, вышел из сарая, направляясь обратно к дому. Вновь скрываться в помещении мне не хотелось. Погода сегодня прекрасная, особенно в сравнении с предыдущими днями, поэтому не хочется тратить драгоценные мгновения на полумрак кухни. Юношу мое желание остаться на улице не смутило и, постелив на крыльцо теплое покрывало, он скрылся в доме, вскоре вернувшись с двумя кружками, над которыми тонкой струйкой поднимался белесый пар. Есть я категорически отказалась, но ворчащий жрец все-таки вынес небольшое яблоко, упрямо всунув то мне в руку.

Проглотив небольшой кусочек, я поморщилась от кислоты и перевела взгляд на устроившегося рядом юношу. Ик-су расслаблено потянулся, подставив лицо мягким лучам солнца и безмятежно глядя на бледные нити размытых облаков, неспешно скользящих над вершинами скал. Положив яблоко, я откинулась на спину, устроив голову на руках и по-прежнему не сводя взгляда с отдыхающего юноши. Сейчас его волосы вновь были собраны в небрежную косу и стянуты почти сливающейся с ней тонкой лентой. Меня охватило вздорное желание коснуться его волос, и, подскочив на ноги и бросив, что скоро вернусь, я забежала в дом, где взяла свой гребень.

Выйдя на крыльцо, я опустилась на покрывало за спиной жреца, но отвлеклась и, удивленно перегнувшись через его плечо, посмотрела на ловкие движения длинных пальцев, складывающих что-то из листа бумаги. Решив все же вернуться к этому после, я села обратно и невесомо провела ладонью по волосам юноши, неловко вздрогнувшего от моего прикосновения. Посмотрев на меня вполоборота, Ик-су недоуменно моргнул, и, фыркнув, я несильно стукнула его по голове, заставив сесть прямо и не вертеться, а после развязала узкую ленту, положив ее рядом.

Пряди волос спутаны, вероятно, юноша их сегодня и не расчесывал, но все же мне удалось расплести косичку, и я задумчиво посмотрела на расческу, думая, с чего лучше начать. Остановив свой выбор на кончиках, осторожно коснулась тех острыми зубьями деревянного гребня. Судорожно выдохнув, Ик-су опустил голову к груди, позволяя мне свободно касаться его. Теперь с каждым проходом расчески волосы становились мягче и все больше напоминали расплавленное солнце, стекающее по плечам юноши. Когда зубья гребня больше ни разу не зацепились, я отложила расческу и провела руками по светлым волосам, касаясь кожи кончиками ногтей.

Перехватив мои руки, жрец трепетно коснулся тыльной стороны ладони.

– Спасибо, Риса, – приглушенно выдохнул он.

– У тебя приятные волосы, я говорила? – протянув юноше ленту, вновь села рядом, с наслаждением вдохнув влажный воздух, наполненный множеством запахов, пробужденных ледяным дождем. Вновь посмотрев на жреца, опустила взгляд на его руки, перебирающие между пальцев причудливо сложенный лист. – Что это?

Жрец с улыбкой протянул мне на ладони бумажный цветок

– В некоторых частях этой империи люди верят, что каждый из пяти лепестков такого цветка символизирует самое важное, что составляет жизнь определенного человека. С обратной стороны на лепестках выводятся краской названия этих вещей или же имя любимого человека. Так же можно написать о том, что ты желала бы видеть в своей жизни. Глупостью, наверное, считаешь все это, да?

– Если веришь в это, то нет.

– Хочешь попробовать? – спросил юноша, протягивая новый лист бумаги.

– У меня руки дрожат, – попыталась возразить я, но Ик-су придвинулся ближе и вложил мне в ладони квадратный лист, попутно начав объяснять, как нужно сложить и закрепить его. От близости жреца, словно бы невзначай поглаживающего меня по волосам, я совсем не могла сосредоточиться и, хоть старалась следовать всем указаниям юноши, цветок у меня так и не получался, а бумага уже порвалась в нескольких местах. Нервно смяв лист, я покачала головой. – Не могу. Давай лучше не будем проверять мое терпение. Видят боги, его не так уж и много.

– Не переживай, – на мои руки легли теплые ладони юноши. – Все получится.

Он вновь повторил все указания, ненавязчиво направляя движения моих пальцев. Как странно: он везде спотыкается и постоянно роняет все из рук, но такой изящной работы я не встречала ранее. Все изгибы и грани его цветка ровные и четкие, сложенные не более одного раза и сплетающиеся в удивительно схожие лепестки. В этот раз при помощи Ик-су мне удалось сложить бумажный цветок, пусть и получившийся немного измятым. Подняв его над головой и заслонив им солнце, прищурилась, разглядывая резкие линии изгибов и рисуя в своем воображении витиеватые пять храмов, где находят приют священные мечты людей.