– Если вам сказали, что я там зависала, то они лгут, – сказала Лили. – И даже если я действительно проходила мимо – а я не проходила, – то это общественная дорога, и по ней может ходить кто угодно. Даже копы с этим согласятся. Если мне захочется по ней прогуляться, я прогуляюсь. Если захочу передохнуть, то остановлюсь и передохну. Кстати, это все, что я сделала.

– Это вы все про то предписание? – Хейверс помахала у нее под носом ордером. – Неужели вы ждете, что к вам сюда нагрянет Скотленд-Ярд лишь потому, что вы нарушили предписание полиции?

– Не нарушала я никакого предписания! – заявила татуировщица. – Я тоже живу в этом городе и не виновата, что время от времени ее вижу.

– Вот об этом мы и поговорим, – сказала Барбара.

– О чем?

– Почему вы живете здесь? – подключился к разговору Нката.

– Где хочу, там и живу, – заявила Лили. – В прошлый раз это не противоречило никаким законам.

– И сейчас не противоречит, – согласилась Хейверс. – Хотя вряд ли в этой части мира на татуировки существует бешеный спрос.

– Это еще как сказать, – возразила Фостер. – Тут в радиусе пятидесяти миль нет ни одного тату-художника. Я проверила, прежде чем переезжать сюда. Так что бизнес идет нормально.

– Да вы сами ходячая реклама того, как татуировки могут подчеркнуть индивидуальность любого, – заметила Барбара.

Лили вспыхнула – люди с такой кожей, как у нее, краснеют легко, – но ничего не сказала. Не стала она и прикрывать свои порнографические картинки.

Через спинку стула был переброшен кардиган – разумеется, тоже черный. Хозяйке ничто не мешало его надеть, но она не удостоила его даже взглядом.

– Вы были подружкой Уилла Голдейкера, верно? – спросила Хейверс.

Лили вновь вернулась к работе – это был довольно сложный орнамент, включавший в себя изображения быка, обезьянки и лошади, – и взяла карандаш.

– Мать Уилла, – продолжала между тем Барбара, – рассказала нам о вас. Что вы были рядом с ним, когда он бросился со скалы. Вы считаете ее виноватой. Почему, хотелось бы знать?

Фостер швырнула карандаш на стол.

– Из человека она превратила его в ходячую оболочку. Он мог функционировать, только когда она была рядом. Она тряслась над ним так, будто собралась водить его за ручку всю жизнь – следить за ним, лечить, решать за него все проблемы…

– Лечить от чего? – уточнил Нката и сунул руку в карман, где у него обычно лежал блокнот. – Он что, чем-то болел?

– Была у него проблема с речью. Расстройство, которое он не контролировал, – ответила Лили. – Стоило ему расстроиться, как слова, словно лягушки, начинали скакать у него изо рта. Всякая чушь и непристойности… Боже, какая разница, ведь его больше нет в живых!

В глазах ее появился блеск. Встав со стула, она принялась нервно переставлять все, что стояло на полках позади прилавка, – книги по искусству, подшивки журналов, толстые фолианты, какие-то бутылки, флаконы с жидкостями…

Барбара и Уинстон молча наблюдали за нею.

– Она задалась целью сделать из него совершенство, – вновь резко заговорила татуировщица. – Будь у нее такая возможность, она бы поменялась с ним местами. Он сбежал от нее в Лондон, но не мог оставаться там всегда.

– Именно там вы и познакомились? – уточнила Хейверс.

– Он жил со своим братом. Ухаживал за садом рядом с домом моих родителей. Я однажды остановилась, чтобы взглянуть. Мы разговорились. Он мне понравился. Я спросила, не хочет ли он сходить со мною в паб, и мы пошли. Чуть позже мы с ним стали жить вместе. Вот только его мамаше это пришлось не по нутру. Господи, он ведь мог быть счастлив! Мог функционировать, как нормальный человек, но в таком случае что ей было делать? Так что ничего хорошего ему не светило. Он вернулся сюда, и она тотчас же впилась в него своими когтями, и – да, это она довела его до самоубийства. Все, кто ее знает, именно так и думают. Но только я одна не боюсь сказать это вслух.

Лили говорила так, словно выплескивала поток сознания – мечта любого копа, подумала Барбара. Впрочем, вскоре она, похоже, заметила, что Уинстон торопливо записывает что-то в блокнот. Тем не менее вместо того, чтобы заткнуть пробкой фонтан признаний, девушка продолжила:

– Ненавидела ли я ее? Да. До сих пор ненавижу? Да. Это из-за нее Уилл сбросился со скалы, это все равно как если бы она лично гналась за ним по пятам. В Лондоне ему было хорошо. Нам обоим было там хорошо. Но она отказывалась оставить его в покое, как сейчас не может оставить в покое Чарли. Она вечно торчит у него, а если и не торчит, то все равно присутствует там. Это вечное ее присутствие! От него есть только одно лекарство – это если бы она умерла.

Нката оторвал глаза от блокнота. Его напарница отвела взгляд. Лили усмехнулась.

Шагнув в сторону от прилавка, она вытянула руки и показала полицейским запястья.

– У вас с собою серебряные браслеты? Или вы больше ими не пользуетесь? Перешли, как и все, на убогий пластик? Наверное, так дешевле?

Она опустила руки. Напротив нее стояло нечто вроде мягкой кушетки. Похоже, что именно на ней возлежали клиенты, когда Фостер колдовала над их телами с иголками и чернилами. Подойдя к кушетке, хозяйка салона принялась застилать ее белоснежной простыней, которую затем подоткнула под матрас. Тату-салон премиум-класса, подумала Барбара.

– Что, не ожидали от меня такое услышать? – спросила Лили, покончив с кушеткой. – Почему бы вам не сказать мне, в чем заключается цель вашего сегодняшнего визита?

– Вы в курсе, что Клэр Эббот – работодательница Каролины Голдейкер – умерла, будучи в Кембридже? – спросила сержант Хейверс.

– Разумеется, в курсе. Как можно жить в Шафтсбери и не знать этого? – пожала плечами татуировщица.

– Ее отравили, – сказал Нката. – А спустя несколько дней отравили и ее редактора. Некую Рори Стэтем.

Лили прекратила манипуляции с простыней.

– И при чем здесь я?

– Вы имеете в виду отравления? – уточнила Барбара. – Скорее всего, ни при чем, если речь идет лишь о Клэр. Вот только… теперь похоже, что жертвой должна была стать Каролина Голдейкер. Давайте будем откровенны: в таком случае вы очень даже при чем.

Фостер презрительно фыркнула.

– Это каким же образом я могла отравить Клэр Эббот и ее редакторшу? Даже если при этом все время хотела пустить в расход омерзительную мамашу Уильяма?

– Черт побери, Лили, думай, что говоришь! – улыбнулась Хейверс. – Правда, если тебе к ребрам приставить дуло пистолета, чтобы ты… Скажи, Уинни, как это называется? Личная неприязнь?

– Вроде бы так, – согласился Нката.

– Ладно, пусть будет личная неприязнь. Надеюсь, тебе понятно, что эта твоя неприязнь к миссис Голдейкер…

– Кроме меня, найдутся еще как минимум два десятка людей, которые не прольют на ее похоронах ни слезинки, – сказала хозяйка салона. – Переверните здесь любой камень, и вы отыщете того, кто был бы не прочь подмешать ей в овсянку мышьяка.

– Вполне возможно, – согласилась Барбара. – Я встречалась с этой особой, и скажу честно, меня не тянет водить дружбу с такой, как она. Но, с другой стороны, то, как вы только что отзывались о ней, выставляет вас не в самом лучшем свете. Если же учесть предписание полиции, которое по-прежнему висит над вами – и все потому, что вы не смогли держаться от нее подальше… Мотивы убийства имеют привычку накапливаться. Равно как и косвенные улики.

Лили рассмеялась.

Если честно, Барбара предпочла бы, чтобы это был дикий смех чокнутой телки с банкой азида натрия в трусах. Но нет, похоже, слова сотрудницы полиции и впрямь позабавили ее собеседницу. Обойдя прилавок, она села за рабочий стол и, снова взявшись за карандаш, принялась придирчиво рассматривать свой рисунок.

– Боюсь, что в данном случае вы ищете не в том месте, – сказала она. – Будь у меня желание убить эту мерзкую бабу, честное слово, я бы не стала прибегать к яду. Я бы придушила ее собственными голыми руками, чтобы словить как можно больший кайф.