– Она переключилась на Уилла.

– И уже не могла остановиться. Ей требовалось все больше и больше. Я же ничего не знал. Бог свидетель, я ничего не знал! Пока Лили не дала мне этот блокнот.

– Лили? Но как он к ней попал? И когда она отдала его тебе? Как давно ты это знал?

Чарльз пристально посмотрел на бывшую жену, как будто давая ей возможность догадаться самой, а затем встал и перешел в гостиную, где сел в кресло, и молча стал ждать.

– Чарли! – окликнула его Эллиот.

– Ты сама знаешь, Индия. Ты предпочла бы не знать, но ты знаешь.

– Честное слово, я понятия не имею! Разве что… он каким-то образом попал к Лили после смерти Уилла. Потому что он вряд ли хотел бы, чтобы она узнала. Ни Лили, ни кто-то другой.

Внезапно женщину осенило.

– Конверт, – догадалась она. – Открытие мемориала. Лили была на соседней улице, наблюдала и… О боже, Чарли, ведь это я дала его тебе! Зачем только я подняла его, почему не оставила его лежать в траве! Ты тогда сказал, что передашь его полиции. Ты поклялся, что сделаешь это. Ты дал мне слово.

– И я его сдержал. Я отнес блокнот в полицию, – подтвердил Голдейкер. – Но когда они увидели, что это такое, то вернули назад. Это же не бомба и не споры сибирской язвы! Для них это был всего лишь какой-то старый блокнот с рисунками и какими-то каракулями, которые они даже не потрудились прочесть. И все потому, что это не имело ни малейшего отношения к предписанию полиции.

– Ты прочел его сразу?

– Да, прямо в вестибюле полицейского участка. Мне хотелось понять, зачем Лили понадобилось, чтобы он попал ко мне в руки. И когда я увидел, когда узнал… Пойми, Индия, я должен был за него отомстить. Если хорошенько подумать, то, наверное, я также хотел отомстить за себя. Ничего другого мне не оставалось. Раньше я не понимал, но потом до меня дошло: эти его приступы были из-за нее. Для него это был единственный способ сказать мне, что она с ним творит. И поэтому я должен был отомстить.

Индия в упор посмотрела на мужа и сделала глубокий вдох. Тот как будто застрял у нее в груди.

– Отомстить, – повторила женщина. Вот и все, что она смогла из себя выжать. Ей хотелось одного: поскорее уйти прочь из этого дома и никогда не видеть ни его, ни Чарли. Увы, она уже отправилась вместе с ним в этот путь и понимала, что должна его завершить.

– Я никогда не желал зла Клэр, – продолжал между тем Голдейкер. – Боже упаси! Ни единой минуты. И когда она умерла… когда полиция… я даже не представляю, как к ней попала зубная паста моей матери.

– Боже мой, Чарли!..

– Теперь ты понимаешь, Индия, что это был я? Порядочная женщина погибла от моей руки, и…

– Прошу тебя, не надо, – прошептала Эллиот, отказываясь слушать. Но затем, поскольку это была часть их совместного пути, она все-таки спросила: – И как тебе это удалось?

– После открытия мемориала Уилла я раза четыре или пять приезжал в Дорсет мирить ее с Алистером. Это из-за его романа с Шэрон Холси. Все оказалось довольно легко. Предварительные изыскания я провел здесь, в Лондоне, в интернет-кафе. Достаточно было вбить в поисковик запрос. Но мне требовалось «наследить» в компьютерах в Дорсете, причем в разные дни. Поэтому я и ездил туда несколько раз.

– А Лили? Она в курсе?

– Отчасти. Я привлек ее, как только сделал заказ. Мне было известно, когда посылка будет доставлена. От Лили требовалось лишь прийти в пекарню и незаметно подождать там, пока не принесут посылку. Конечно, это был риск, но даже если б она по какой-то причине ее не получила, мать, увидев на упаковке ее имя, никогда бы ее не вскрыла. Она позвонила бы в полицию. Разумеется, вскрой копы посылку, у Лили возникли бы проблемы, но я был уверен, что она сумеет спрятаться в пекарне. В конце концов, это ведь делалось ради Уилла. Так и случилось. Получив сверток, Лили переслала его мне. Она так и не узнала, что там внутри. – Чарльз посмотрел вниз, на свои голые ноги, такие же беззащитные, как и в шесть лет, когда он служил игрушкой для собственной матери. – У меня и в мыслях не было… я до сих пор не знаю, как… Клэр… – Он вздохнул и скорбно добавил: – Господи, ну почему не мать!

– Но почему она призналась, Чарли? И призналась ли она? Так ли это вообще?

– Думаю, что так, – сказал Голдейкер. – Она все поняла. По словам Алистера, копы прокрутили какую-то запись с уликами против нее. Что-то такое, что Клэр узнала от Сумали. Я не знаю, что именно. Но если это так – а у меня нет причин не верить бедняге Алистеру, – то мать наверняка догадалась, что я единственный, кто мог провернуть эту авантюру от начала и до конца.

– Но тогда почему она… Это ведь ничего не объясняет.

— По словам Алистера, последнее, что она сказала ему, прежде чем ее увели, было: «Сообщи Чарли, что произошло». Да-да. Именно так она ему и сказала: «Позвони Чарли». Думаю, она решила искупить свою вину за все сразу, и это был единственный доступный ей способ.

Индия ничего не сказала в ответ. Ведь что тут скажешь? Бывший муж вручал себя в ее руки. В те самые руки, которые сейчас держали блокнот, способный его погубить. Но, как оказалось, по всей видимости, Чарльз считал, что между ними еще не все сказано, так как заговорил снова.

– Теперь тебе все понятно, – сказал он.

– Что именно? – уточнила женщина, вставая.

– Почему я… как получилось, что я не оправдал твоих надежд… и почему. Это самое главное – почему. Бесполезно говорить, что мне стыдно, хотя так оно и есть. Есть вещи, которые невозможно забыть. Я знал это с самого начала, что делает мою вину перед тобой еще непростительнее. Ведь кому как не мне знать, что от прошлого не убежишь. Старик Шекспир был прав. Можно сколько угодно засовывать голову в песок, делая вид, будто ничего не произошло, но оно будет вновь и вновь упрямо напоминать о себе, трясти своими окровавленными костями прямо у вас перед носом. Я женился на тебе, зная, что муж из меня никакой. Бесполезно даже пытаться…

– Не говори так, Чарли!

– И все же я надеялся на лучшее. Более того, и сейчас надеюсь. Ну не смешно ли? Я тебя ни в чем не упрекаю и не виню. Будь я на твоем месте, я поступил бы точно так же.

– Мы с Нэтом… – начала было Эллиот.

– Всё в порядке, – перебил ее психолог. – Какая разница? – добавил он и задумался над собственными словами. – Господи, Индия, наверное, это даже хорошо… В том смысле, что теперь это уже не так важно, как раньше.

– Чарли, я хотела сказать, что мы с Нэтом расстались, – сказала его бывшая жена. – И еще я собиралась сказать, что хочу вернуться.

– Ты серьезно? – удивился Чарльз. – Нет, это, конечно, благородно с твоей стороны, и я даже ценю то, что за этим стоит…

– Ты о чем?

– О том, что теперь тебе все известно и ты можешь поступить со мной и с этой информацией, как тебе вздумается.

– Сама знаю. И все-таки хочу вернуться.

– Ты с ума сошла.

– Пожалуй, отчасти ты прав. Но я хочу быть с тобой. По крайней мере, попытаться. Хочу проверить, можем ли мы – учитывая то, что я теперь знаю и что знаешь ты, – и дальше быть вместе.

– Ты и я, – произнес Голдейкер, как будто уточняя ее слова. – Я – убийца Клэр Эббот, я – отравитель ее подруги.

– Нет, ты тот, кто не смог когда-то защитить брата и поэтому пытался хотя бы защитить его память.

Приехав на Мэрилебон-Хай-стрит – хотя, если честно, вот куда ее никогда не тянуло, – Барбара тотчас подумала, что это то самое место, где вполне могла бы зависать Доротея Гарриман. Хотя кто знает, может, она уже там зависает. Сплошные бутики вперемежку с кофейнями, дорогими ресторанами, магазинами винтажной одежды и прочими дорогущими торговыми точками, в которых можно было найти все – от стильной кухонной техники до дизайнерских сумочек размером с собачью конуру. Узкая, зажатая с обеих сторон зданиями, эта улица заставляла вспомнить те времена, когда по булыжной мостовой – в наше время давным-давно заасфальтированной – грохотали кебы, чтобы рядом с Риджентс-парк исторгнуть из своего нутра на землю хорошо одетых джентльменов и дам. Сейчас, в этот поздний час, улица с ее толпами напоминала муравейник. После рабочего дня люди спешили в винные бары, рестораны и пабы, а некоторые на ходу отправляли эсэмэски, упорно игнорируя окружающие их торговые соблазны.