М. К. Вы сказали ужасно любопытную вещь, что человек познает себя, когда познает другого.

Т. Б. Ну, это еще Маркс сказал что-то подобное, а задолго до него – другие философы…

М. К. То есть способ познать себя – вступить в соприкосновение с другим человеком. Любое. Не обязательно с ним целоваться.

Т. Б. Да. Поэтому отношения вообще, а не только супружеские, их качество и удовлетворенность ими зависят от способности понимать того, с кем общаешься. А для этого нужно видеть реакции другого и задаваться вопросом – то, что я вижу, это результат моих действий? И чтобы не ошибиться, надо не домысливать, а проверять, правильно ли я вижу и понимаю ситуацию. Спрашивать – а что ты почувствовал, когда я сделала вот так? И это такая простая вещь, что остается только удивляться, почему так мало людей это делает…

М. К. Понятно вместе с тем, что такое чуткое, глубокое узнавание друг друга – процесс. Долгий, многолетний. И все же в какой-то момент неизбежно возникает ощущение: ты уже так ее (его) познал, что дальше некуда. Почти всем живущим в семье оно знакомо. Кажется, ты уже не просто хорошо знаешь этого человека, так, что каждую его реакцию можешь предсказать, ты видишь и его потолок, его ограниченность. И понимаешь, что вот в этом он уже не изменится никогда, и в этом нет, а в этом, видимо, будет становиться только хуже. И это еще одно неизбежное потрясение, которые испытывают все, кто идет вместе долго. Иногда это происходит синхронно, иногда он испытывает подобное раньше, чем она. Или наоборот. Не так давно я стала свидетелем одного разговора. Один человек, искушенный и уже не молодой, сказал женщине лет тридцати, которая была замужем около семи лет, про ее мужа: «Да ты же пролистала его как книжку, тебе просто нечего с ним делать». Меня передернуло. Во-первых, это бесконечно безжалостно прозвучало, но во-вторых… это было похоже на правду в том конкретном случае. Как же быть, когда книжка пролистана до конца? Искать второй том? А если нет никакого второго тома…

Т. Б. Но ведь люди не в один день в этой ситуации оказались. Сначала они могли рассматривать предсказуемость как благо – если знаешь, каким будет ответ на твои слова или действия, можешь избежать нежелательных реакций. Супруги научаются обходить острые углы и могут думать, что это свидетельство того, что они притерлись, приладились друг к другу. В каком-то смысле это действительно так – они научились не наступать на мины и ходить безопасными тропками.

Но их общение все больше происходит по сценарию, в котором уже всё известно – сказал «А», в ответ, конечно, услышишь «Б».

М. К. Сценария? А как он вырабатывается, кто его пишет, этот сценарий?

Т. Б. Да сами супруги и пишут. Откуда они берут «материал» для сценария? Из прошлого опыта, из закромов бессознательного, из шаблонов общения, присущих каждому из них.

Вообще-то, ощущение, что «ты уже так ее (его) познал…» может быть ложным. На чем в данном случае оно основано – на предсказуемости? Жена знает, что произойдет, если она скажет «А». Да и как может быть по-другому? Если жена ведет себя по выработанному супругами шаблону, то он отвечает ей так, как по этому шаблону положено. Измени жена свое поведение, и реакция мужа будет другой. И тот, кто говорит в ответ «Б», ею вовсе не познан. Она не может ведать всех его чувств или мыслей, обид или ожиданий. Умозаключение, что она знает своего мужа, делается ею на основании видимой части айсберга его души – его поступков, мотивы которых ей к тому же неизвестны.

Предсказуемость экономит силы, но она неизбежно вызывает скуку, потому что угнетает ориентировочный рефлекс. И именно эта скука, отсутствие новизны, заставляет жену думать, что она полностью, исчерпывающе знает своего супруга.

Но мне хочется показать, какой на самом деле это сложный процесс – понимание чего-либо, а уж души другого человека – тем более.

И вот вам история.

Окно на кухне открыто. Я готовлю обед, моя трехлетняя дочурка вертится рядом. Внезапно порыв ветра вздымает занавеску на окне, и она загорается от пламени газовой плиты, стоящей у окна.

Молнией я метнулась к плите, схватила чайник и залила пламя. Кусок занавески выгорел, на полу и подоконнике – черная лужа. Не беда! Главное – пожар остановлен! Гордая собой, своей находчивостью и самообладанием – как ловко я справилась с проблемой! – я удовлетворенно обернулась к дочери и, решив использовать в воспитательных целях этот прекрасный с точки зрения педагогики случай практического пожаротушения, спросила: «Олечка, а ты поняла, что произошло?» «Да, – ответила она, – ты полила из чайника на занавеску, и она загорелась».

Вот вы смеетесь, а я от изумления потеряла дар речи. Как это возможно – увидеть происшедшее с точностью до наоборот? Переставить с ног на голову? Может быть, с моей дочерью не всё в порядке? Я мучительно искала объяснения этому вопиющему, невозможному с точки зрения здравого смысла явлению.

Все оказалось просто: дочь не видела, как загорелась занавеска. А что привлекло ее внимание? Мама, пулей метнувшаяся к плите. Затем она видит нечто странное – мама льет воду из чайника на занавеску. И только потом она видит пламя. В ее восприятии последовательность действий такова: вода из чайника льется на занавеску – возникает (в ее поле зрения) огонь. Она установила причинно-следственную связь: из двух последовательных событий то, что произошло ранее, является причиной того, что случилось позднее. Именно так и работает мышление. Для своих трех лет моя дочь мыслила отлично! Она не увидела несуразности своего вывода потому, что он не противоречил ее малюсенькому опыту взаимодействия с реальностью. У нее еще не было знания, что вода гасит огонь и никогда его не вызывает.

Большинство людей считают, что вещи таковы, какими они их видят, какими восприняли. И даже не догадываются, что могут увидеть неправильно. Не обязательно так вопиюще, как в случае с занавеской, но всё же с искажением реальности. И нам может не приходить в голову, что другие люди видят всё иначе, чем мы. Мы не сличаем свои восприятия, будучи уверенными: смотрел – значит, видел. К тому же мы в большинстве случаев уверены, что именно наше восприятие в точности соответствует реальности, а заблуждается, конечно, другой.

М. К. Да, от этого так трудно бывает друг друга понять. В это почти невозможно поверить, что другой видит настолько по-другому, что мы действительно видим совершенно разное. Но почему?

Т. Б. Восприятие – процесс куда более сложный, чем мы думаем. Во-первых, оно всегда избирательно – из целостной картины человек выхватывает то, что его интересует. Вот муж и жена одновременно смотрят в окно – муж видит новую машину соседа, а жена шляпку соседки. А выхватив, что он на самом деле видит?

Оказывается, человек практически всегда привносит в то, что видит, нечто «от себя», исходя из внутренней установки – готовности воспринимать определенным образом. Например, задержанный сунул руку во внутренний карман, чтобы достать валидол, а полицейский решил, что он лезет за оружием, и выстрелил на поражение. Внутренняя установка – как искажающие реальность линзы, и выражение «видеть все в розовом свете» или, наоборот, в черном – про это. Но человек обычно не замечает своих «линз» и уверен, что видит вещи такими, какие они есть.

Интересно, что в Библии часто встречается выражение: «И было это мерзко в его очах». Обычно мы делаем акцент на слове «мерзко», воспринимая его как объективную характеристику чего-то, и упускаем из виду важное добавление – не вообще мерзко, а в его очах!