Мне думается, что идея служения часто бывает неправильно понята, извращена. Служение есть на самом деле естественное проявление любви, а когда любви нет, люди пытаются замаскировать ее отсутствие ревностным исполнением своего долга. Обязанностей, за которыми они прячутся, чтобы скрыть, в первую очередь от самих себя, что любви нет. Что они не удовлетворены отношениями, что супруг их раздражает. Это вообще-то обычное дело в отношениях – скрывать истинные чувства. Но может быть лучше, правильнее любить своих близких, а не служить им? Потому что когда любишь человека, делаешь для него все, что можешь. И с радостью. И делать больше, чем можешь, не требуется. А когда любви нет, то и служить, в общем-то, не удается.

И можем ли мы любить ближних, если не любим себя? Ведь о том, что это связанные вещи, напоминает нам заповедь «Возлюби ближнего как самого себя».

М. К. Да, не больше, не безоглядней, а в точности как себя.

Т. Б. То есть любовь к себе и есть тот образец, к которому мы должны стремиться в отношениях с другими. Мы же часто пытаемся возлюбить ближнего как раз «больше себя», занимаясь самоотречением, принижая себя, жертвуя своими интересами и потребностями. А в результате наше ущемленное «я» мстит не только нам, но и тем, кому мы себя принесли в жертву.

М. К. Да, всё это верно. Но вот интересно. Мы говорили с вами, что даже такой, вроде бы естественной, вещи, как человеческие отношения, можно и нужно учиться. Узнавать законы существования души и следовать им. А можно ли научиться любить? Стоит ли за «стерпится – слюбится» психологическая правда? И наверное, до сих пор бывают браки, когда вроде бы это подтверждается. Один знаю сама: будущих мужа и жену познакомили за три недели до свадьбы. Ему пора было становиться священником, в православной традиции священником может стать лишь человек женатый, но у этого молодого человека никого на примете не было. И его духовник предложил – а вот взгляни-ка. Вскоре они обвенчались. Уже двадцать с лишним лет они вместе и, похоже, очень любят друг друга. Количество их детей достигло той самой цифры, после которой уже боишься сбиться. Семь? Восемь? Примерно столько.

Значит, научиться любить по заказу все-таки можно?

Т. Б. Если речь идет о том, чтобы научиться испытывать определенные чувства, которые мы принимаем за любовь, то вряд ли. Любовь не сладкие чувства, а отношение.

Любящий человек может испытывать разные чувства, но его отношение к тому, кого он любит, от чувств не зависит.

А про любовь «по заказу» хочу рассказать вам историю. О Доме малютки, который мы посетили во время студенческой практики в Будапеште почти сорок лет назад. Зная, как обстоят дела в наших детских домах, мы готовились к встрече с обездоленными малышами, жадно ищущими внимания взрослых. Но наши страхи оказались напрасными – нашим взорам предстала совершенно идиллическая картина. Милые, спокойные воспитательницы. Детки, которые настороженно относятся к чужим – точно так же, как домашние в их возрасте. И по уровню развития – интеллектуального и физического – ничем от своих одногодок, живущих в семьях, не отличаются.

Как же удалось такого достичь? Можно сказать, что вся система воспитания в этом райском месте основана на ненасилии. Когда девушек принимают на работу, им говорят: «Вы не обязаны любить детей, вы просто должны делать то, что положено. И если вы ударите их хотя бы раз, вы будете тут же уволены». А дальше они получают подробные инструкции, как им действовать. Например, как кормить грудничков, приучая есть из ложечки. Все просто – кормить надо так, как это делает любящая мать или бабушка. Не спеша. Ласково приговаривая. Дожидаясь, пока кашка будет проглочена и ротик откроется, чтобы получить новую порцию. Не надо тыкать ложкой, заставляя ребенка открыть рот. Пусть он съест столько, сколько захочет, нет цели впихнуть в него всё и побыстрей. Кормить надо так, как будто это единственный ребенок на их попечении. А как же другие дети? Ведь накормить надо всех! Но не все хотят есть одновременно. И когда дойдет их очередь, они получат свою порцию внимания и заботы.

Почему я про это вспомнила? Да потому что создательнице этой системы воспитания удалось вычленить из поведения по-настоящему любящих матерей те элементы, которые позволяют детям ощущать себя любимыми, и описать их в виде инструкций. А когда молодые, неопытные девушки-воспитательницы начинали эти инструкции выполнять, они проникались заложенной в их основу любовью – внимательным, добрым отношением к малышам. И вот что интересно – эта система отношений на пользу не только детишкам. Она позволяет воспитательницам делать свою работу с удовольствием, наслаждаясь контактом с ребенком. Так что овладение понятным для тех, кто нам дорог, языком любви и есть один из путей овладения искусством любви.

М. К. Что же, звучит оптимистично, наконец. В царство трезвости пришло утешение под самый занавес.

Можно полюбить, я тоже так думаю, к языку внешних жестов и установок подключается и сердце, и заложенное в него умение любить. В честь такого светлого окончания главы на такую непростую тему – рассказик.

Своего мужа я полюбила на шестнадцатом году совместной жизни. Почему? Ванечка вырос. Начал бриться, а когда долго не брился – обрастал по подбородку мхом – такими кусточками темными, кудрявыми. Я вдруг увидела: красивый. Не потому что сын мой, а правда.

Девушка Ванечки, Алена, его не любила. В эти-то годы что они умеют! Но даже и щенячье, на что они способны, Алена к нему не испытывала. Однако и от себя не гнала, придерживала. Он ей создавал хорошую репутацию в классе. Девочка при мальчике совсем не то что без. Вот и держала на привязи. Но Ванечка все чувствовал и страдал. Он-то был по уши.

И вот впервые за много лет я пригляделась к своему Гене и как прозрела – оценила его в первый раз. Хотя ведь что я в Ванечкины-то годы говорила: «Вот что угодно, девочки, но за человека по имени Геннадий замуж не выйду ни за что! И за Вениамина, одно и то же». Как в воду глядела, только наоборот.

А вышло вот как.

Гена спас меня, так получилось, но благодарности к нему я никогда не испытывала. Любовь у меня главная до него случилась, и какая. Сначала я влюблялась во всех подряд. Как окошко какое было внутри распахнуто, и каждый, кто посимпатичней мимо проходил: одноклассники, однокурсники потом, преподаватель, один знаменитый актер даже – меня зачаровывал. Но это как ветерки были: полюблю-полюблю денечек, другой, неделю, один раз почти месяц продержалась, но выдувало, проехали, дальше мчимся. А тут – началось.

Тренером он был моим, у меня по плаванию разряд еще со школы, но в десятом классе я плавание забросила, стала готовиться в институт, и потом как-то всё не до того было, а в конце института вдруг вспомнилось, и опять начала ходить в бассейн, больше, конечно, для себя. Сначала сама ходила, а потом записалась в секцию. Получилось, как раз к нему. Высокий такой, мышцы под футболкой, как шары бильярдные, лицо – кровь с молоком, но главное – глаза! синевы необыкновенной. А иногда вдруг раз! – и просто серые. Я запала. Хотя секция была так себе, всего три человека в ней на тот момент оказалось. Два парня-первокурсника, салажата, да я. И вот показывает наш тренер, как вдыхать, а сам прямо-прямо смотрит, и не в глаза – в душу глядит. Я стала думать, может, он не тренер, а экстрасенс? Приворожил меня, это точно. Но что-то не хочется вспоминать, скажу только, что любовь у нас была с картинками, с купаньями ночными, и с по крышам гуляньем, один раз даже с мордобоем – приревновал он меня сильно, зато когда понял, что не прав, на коленях стоял, босоножки мне целовал и все по очереди пальчики.

Встречались мы полтора года, пока он не отвалил в Америку, причем молча.