– Вот как! И что же он пишет?

– Тон письма, конечно, прохладный, но сдержанный. Думаю, только потому, что дяде известно о моей болезни. Он еще раз напомнил мне, что дело это имеет огромное значение, и еще добавил, что в отношении моего будущего ничего предприниматься не будет… (другими словами, речь идет о моей отставке) до тех пор, пока здоровье мое не поправится и я не получу возможности исправить положение.

– Что ж, это весьма здраво и деликатно, – сказал Холмс. – Пойдемте, Ватсон, в Лондоне нас с вами сегодня ожидает еще много работы.

Мистер Харрисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже на всех парах неслись на портсмутском поезде к столице. Всю дорогу Холмс был погружен в глубокие раздумья и заговорил, только когда мы проехали Клапамский узел.

– Как интересно въезжать в Лондон с этой стороны, где можно с высоты смотреть на дома внизу.

Я подумал, что он шутит, потому что вид, открывавшийся за окном, был довольно безрадостным и навевал тоску, но вскоре он объяснил свою мысль.

– Вот посмотрите на эти большие группы зданий, которые возвышаются над шиферными крышами как кирпичные острова в свинцово-сером море.

– Это школы.

– Маяки, друг мой. С точки зрения будущего, это маяки. В этих капсулах сейчас содержатся тысячи маленьких светлых зерен, из которых вырастет великая и мудрая Англия будущего. Этот Фэлпс, наверное, не пьет?

– Вряд ли.

– Я тоже так думаю, но нужно учесть все возможные варианты. Бедняга попал в очень серьезную переделку. Не знаю, сумеем ли мы помочь ему. Что вы думаете о мисс Харрисон?

– Девушка с характером.

– Да, и к тому же неплохой человек, если я не ошибаюсь. Они с братом единственные наследники одного владельца металлургического завода где-то возле Нортумберленда. Фэлпс близко сошелся с ней, когда ездил туда на отдых прошлой зимой. Она приехала сюда, чтобы познакомиться с его семьей, брат явился с ней в качестве сопровождающего. Потом грянул гром, и мисс Харрисон осталась, чтобы ухаживать за женихом; ее брат Джозеф, воспользовавшись ситуацией, тоже решил пожить на всем готовом. Я сам навел кое-какие справки. Впрочем, основные сведения мы получим сегодня.

– Моя работа… – начал я.

– Если ваша работа вам интереснее… – насупился Холмс.

– Я собирался сказать, что работа может и подождать пару дней. Все равно в это время года у меня почти не бывает пациентов.

– Что ж, прекрасно, – вновь повеселел мой друг. – В таком случае займемся этой историей вместе. Думаю, для начала нужно познакомиться с Форбсом. Узнаем у него все, что нам нужно, прежде чем поймем, с какого конца браться за дело.

– Но вы, по-моему, сказали, что у вас уже есть версия.

– Да, несколько версий у меня есть, но, чтобы делать какие-то выводы, нужны дополнительные сведения. Труднее всего раскрывать преступления, в которых нет мотива. Однако в этом деле мотив присутствует. Кому это может быть выгодно? Французскому послу – это раз. Российскому послу – это два. Тому кто сможет продать этот документ кому-нибудь из них, – это три. Лорду Холдхерсту – четыре.

– Лорду Холдхерсту?

– Скажем так, можно себе представить, что государственный деятель оказался в такой ситуации, когда пропажа подобного документа не сильно бы его расстроила.

– Но ведь у лорда Холдхерста безукоризненная репутация!

– Такая вероятность существует, и мы не можем сбрасывать ее со счетов. Сегодня мы еще встретимся с лордом, узнаем, что ему известно. Между тем расследование уже идет полным ходом.

– Как, уже?

– Да, в Уокинге со станции я разослал телеграммы во все лондонские «вечерки». Мое объявление выйдет уже сегодня вечером.

Холмс передал мне листок бумаги, вырванный из записной книжки. На нем было написано карандашом: «10 фунтов вознаграждения тому, кто укажет номер кеба, высадившего пассажира на Чарльз-стрит возле или недалеко от Министерства иностранных дел двадцать третьего мая без четверти десять вечера».

– Вы уверены, что вор приехал в кебе?

– Даже если это не подтвердится, ничего страшного. Но если мистер Фэлпс не ошибается и ни в кабинете, ни в коридоре действительно нет места, чтобы спрятаться, значит, преступник пришел с улицы. Если он пришел с улицы в такую дождливую погоду и не оставил следов на линолеуме, который спустя несколько минут после того, как он по нему прошел, внимательно осматривали, значит, вероятнее всего, он приехал в кебе. Да, я уверен, что нам удастся найти этот кеб.

– Звучит вполне убедительно.

– Это одна из версий, о которых я говорил, может быть, она нас на что-то выведет. Еще одна зацепка – звонок. Это, безусловно, самое необычное обстоятельство во всем деле. Почему прозвенел звонок? Бравада наглого похитителя? Или вор был не один и его спутник таким образом хотел предотвратить кражу? А может быть, это произошло случайно? Или, скажем… – Холмс снова задумался. Мне, знакомому со всеми его привычками, показалось, что в голову ему пришла неожиданная мысль.

Было уже двадцать минут четвертого, когда поезд прибыл на конечную станцию. Перекусив на скорую руку в буфете, мы, не теряя времени, отправились в Скотленд-Ярд. Холмс успел телеграфировать и Форбсу, поэтому он ждал нас. Это был невысокий мужчина, глаза с хитринкой, лицо худое, такое, которое никак не назовешь открытым. Инспектор держался с нами очень холодно, а когда узнал, по какому делу его беспокоят, и вовсе набычился.

– Я наслышан о ваших методах, мистер Холмс, – ядовито сказал Форбс. – Вы получаете у полиции информацию, а потом пытаетесь самостоятельно закончить дело, да еще и выставляете нас, полицейских, дураками.

– Напротив, – ничуть не смутился Холмс. – Из последних пятидесяти трех раскрытых мною преступлений мое имя упоминалось лишь в четырех. Остальные сорок девять полиция записала на свой счет. Я не ставлю вам в вину то, что вы этого не знаете, вы человек молодой и неопытный, но если вы хотите добиться успеха на новом для вас месте, советую вам работать со мной, а не против меня.

– Я, конечно, был бы очень рад, если бы вы подсказали мне, что делать, – сменил тон детектив. – Сам я пока в тупике.

– Что вы предприняли?

– За Танджи, консьержем, установлено наблюдение. В полку, в котором он служил, о нем отзываются положительно. У нас на него ничего нет. Но вот жена его – дама интересная. По-моему, ей известно больше, чем она хочет показать.

– За ней следят?

– Да, мы приставили к ней одну из наших сотрудниц. Миссис Танджи пьет. Наша сотрудница дважды была рядом с ней, когда миссис Танджи хорошенько напивалась, но ничего не смогла из нее выудить.

– Насколько мне известно, у них в доме побывали судебные исполнители?

– Да, но им заплатили.

– Откуда у них деньги?

– С этим все чисто. Ее муж как раз получил пенсию. Непохоже, чтобы у них завелись деньги.

– Как миссис Танджи объясняет то, что явилась на вызов мистера Фэлпса, когда тот попросил принести кофе?

– Она утверждает, что ее муж в тот день очень устал и ей хотелось, чтобы он отдохнул.

– Что ж, теперь понятно, почему чуть позже его обнаружили спящим на стуле. Против этой пары у нас ничего нет, только скверный характер женщины. Вы спросили ее, почему в ту ночь она так спешила, что на ее торопливую походку обратил внимание даже дежурный констебль.

– Она задержалась на работе дольше обычного и хотела вернуться домой побыстрее.

– Вы указали ей на то, что вам с мистером Фэлпсом удалось обогнать ее, хоть вы и выехали из министерства примерно на двадцать минут позже?

– Это миссис Танджи объясняет разницей между скоростью омнибуса[113] и кеба.

– А она как-то объяснила, почему, придя домой, первым делом отправилась в кухню?

– У нее там хранятся деньги, которыми она собиралась откупиться от приставов.

– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, что у нее на все готов ответ. Вы не поинтересовались, не встретился ли ей кто-нибудь на Чарльз-стрит, когда она шла домой?