– Но как же так – я же не сделала ничего плохого.
– Тогда почему вы здесь?
– Но…
– Признайте, вы же знали, что на вас гневаются в Альтен-Вайнберге. Вы могли бы избежать неприятностей и остаться в Племенце. Тогда ваши люди разделались бы с чудовищем без вас и никто бы не пострадал. Вас осудили бы за обращение к помощи иноземцев, но вы остались бы в Племенце. Но нет – вам непременно нужно было утереть им нос. И в результате вы насмерть перепугали многих могущественных вельмож: они наконец-то увидели, насколько младшая дочь Йоханнеса Черные Сапоги похожа на него.
– Я знаю, Феррис. Я много думала об этом.
– Есть и хорошие новости: замуж вас теперь долго не выдадут. Если это, конечно, хорошие новости.
– Я вообще никогда не выйду замуж.
– Возможно, – улыбнулся Ренфрау. – Но это одна из причин немилости – ваши похождения отпугнули от вас женихов. А ведь каждый чалдарянский двор вами интересовался, портрет ваш перевозили из столицы в столицу, сердца юношей при виде него бились быстрее. И потом вдруг оказывается, что вы целый месяц шатались по полям и лесам в сопровождении простой солдатни.
Элспет вздохнула и еще плотнее завернулась в одеяла. Тон Ренфрау становился все более требовательным, а она еще недостаточно оправилась, чтобы выдерживать подобные нотации.
– Правда, без смешного тоже не обошлось, – чуть смягчился Феррис. – Кое-кто от вас не отвернулся. Джейм Касторигский собственной персоной прибыл в Альтен-Вайнберг, чтобы познакомиться с вами. На Касторигу наседает Навая, и ему позарез нужны союзники. Когда Джейм явился представляться императрице, Катрин влюбилась в него с первого взгляда. Несмотря на разницу в возрасте.
У Элспет наконец-то чуть прояснилось в голове.
– А он и не прочь сделаться принцем-консортом при императрице Граальской Империи.
– Особенно, если она родит ему парочку наследников.
– Когда свадьба?
– Весной. Как это ни смешно, когда откроется перевал Ремейн.
– Мегеры уже знают об этом? – со вздохом спросила принцесса.
– Им сообщат. Когда они узнают новости, то станут обращаться с вами лучше. А после императорской свадьбы ваше изгнание закончится. Если только вы снова не перепугаете советников.
– И все равно я не понимаю.
– Принцесса, кое-кто сумел возвыситься, втеревшись в доверие к вашей сестре. Среди них много пробротских епископальных чалдарян. И им прекрасно известно, что в империи сильно недолюбливают бротских патриархов. Когда вы решили разобраться с перевалом – одно то даже, что вы нашли способных помочь иноземцев, напомнило им о Йоханнесе. Они испугались, что наследная принцесса может вмешаться в ход истории и перевернуть их мир.
Наконец-то до Элспет начала доходить суть.
– Но меня это все не интересует.
Вдруг она вспомнила о главнокомандующем и тихонько пискнула.
– В чем дело?
– Так, мысль одна пришла. Испугалась немного.
– Понятно. Скажите же, вы услышали меня?
– Да, – снова вздохнула девушка.
– Свадьба Катрин – дело еще не решенное. Идут переговоры. На требования Джейма никто из наших не пойдет.
– Значит, я все еще на крючке?
– Да, пока Катрин не произведет на свет наследника, который проживет достаточно долго и сам обзаведется потомством.
– Боже, помоги мне.
– Я уже говорил: теперь ваша жизнь чуть наладится. А после свадьбы Катрин дела пойдут еще лучше: закончится ваше сельское изгнание. Следите за собой и сможете вернуться в Племенцу уже к следующей зиме. Или хотя бы в Альтен-Вайнберг.
– А мои браунскнехты? – печально спросила Элспет, ее мучил стыд.
– Их не простят. Не оправдали возложенного на них доверия.
Элспет опустила взгляд, чтобы не смотреть Ренфрау в глаза, но в тот момент она твердо решила во что бы то ни стало вызволить Альгреса Дриера и остальных. Они не заслужили подобного наказания всего лишь за то, что поддались угрозам дочери Свирепого Малютки Ганса.
Принцесса даже позволила себе едва заметно усмехнуться. В нынешнем положении она не могла сама себя защитить. Ее единственная надежда – это загадочный Ренфрау, который с разных сторон латает скрипящую по швам империю.
– Когда-нибудь…
– Что?
– Когда-нибудь я узнаю, кто вы такой.
На лице Ренфрау промелькнуло удивление, а потом он улыбнулся:
– Ваш отец как-то сказал то же самое.
– И он узнал?
– Увы, судьба раньше прервала его дни. Тише. Послушайте, я вас предупредил. И не один раз. Мне удалось тут многое поменять, и вы не умрете. Но только если будете думать, прежде чем сказать что-либо или сделать. Если перестанете быть дочерью своего отца.
– Я вас поняла, сударь!
– Надеюсь. Искренне на это надеюсь. Но сомнения не оставляют меня. Голос крови еще даст о себе знать. Утром я уеду. Мне нужно в Брот. Умоляю вас, будьте осторожны.
– Но почему никто?.. Почему вы постоянно повторяете одно и то же?
– На собственном горьком опыте я знаю, как тяжело вбить что-нибудь в твердокаменную Иджеву голову.
– Но я…
– Принцесса, вы не та, кем сами себя считаете. Вы та, кем вас считают другие. И ваша цель сейчас – убедить этих других, что вы именно такая, какой они хотят вас видеть. Станьте хамелеоном, покорным, тихим хамелеоном в глазах своих врагов.
– Врагов? Но…
– Ну вот, вы опять меня не слушали.
Элспет почувствовала, как сжалось сердце. Никому и дела нет до ее душевных мук и переживаний. Она всего лишь пешка в чужой игре. И теперь придется носить маску, чтобы ее не обменяли на ферзя.
– Теперь я все поняла, Феррис. Благодарю вас.
– Превосходно. В следующий раз мы встретимся в более благоприятной обстановке. Съешьте еще супу. Отдохните. С завтрашнего дня Шмитты будут кормить вас лучше.
Элспет хотела еще что-то спросить, но позабыла что. Ренфрау расплывался в ее глазах.
Свой сон она не запомнила. Он был зловещим и мрачным, мелькали там и главнокомандующий, и Катрин, и многие другие знакомые и незнакомые лица.
Наутро принцесса, впервые за много месяцев, почувствовала себя гораздо лучше.
Феррис Ренфрау уехал, но перед этим успел изменить и саму башню, и тех, кто в ней обитал. Зубастая и Клыкастая больше не досаждали Элспет. Она же, в свой черед, сделалась абсолютно покорной.
19
Каурен. Пора великого отчаяния
Усевшись под кустами, брат Свечка и Сочия Рольт теснее прижались друг к другу, чтобы согреться. Микаэль Кархарт, Ханак эль-Мира и епископ Клейто тоже устроились рядом, и все они накрылись двумя рваными одеялами, которые забрали с лежавшего возле дороги трупа. Никто не знал, на чьей стороне сражался этот человек. Да и не хотел знать.
Замерзших путников охватило уныние. Одеяла присыпало снегом, так что их не видно было со стороны и удавалось сохранить немного тепла.
Даже голод и уныние не могли выгнать странников на дорогу: ведь по ней то и дело проходили солдаты, идущие на запад, да и следы на снегу могли выдать их.
Брат Свечка спрашивал себя: а нужно ли было бежать? С пленниками хорошо обращались и вроде бы не собирались отдавать их на милость Конгрегации, кормили и содержали в тепле. Конечно, люди патриарха узнали Бернардина Амбершеля, а значит, вскоре узнали бы и Сочию.
За ними пустили погоню, но отряженные на поиски солдаты не слишком усердствовали. Какой смысл искать на холоде неизвестно кого? Кого им поручили изловить – каких-то беженцев? Да их тут не счесть: многие девушки старались убраться от Божьих воинов подальше, да и мейсаляне во множестве спешно покидали восточные края, где отказ признать бротских патриархов теперь зачастую карался смертью.
– Нужно добраться до своих, пока они не догадались, кто я, – пробормотала Сочия. – Ведь тогда за меня назначат награду.
– Да, – кивнул брат Свечка и осторожно, чтобы не сбросить одеяла, пошевелился. – Но опасны не только солдаты патриарха. По округе разгуливают и потерпевшие поражение наемники герцога Тормонда.