– Пора идти дальше, – прошептал епископ Клейто. – Моя немощная плоть долго холода не выдержит.

Клейто никак не мог унять дрожь: его трясло от холода, голода и страха.

– Возьмите себя в руки, – прошептал в ответ эль-Мира. – Брат Свечка старше вас на десять лет.

– Но он-то привык, а я – епископ, – усмехнулся церковник.

Ему еще хватало сил иронизировать над самим собой.

Погода им не благоприятствовала, зато не попадались создания Ночи и патриаршие патрули. Каждый – и Микаэль Кархарт, и эль-Мира, и Клейто – утверждал, что тут помог именно его бог. Правда, без особой убедительности.

Как и Брат Свечка, они в глубине души опасались, что им благоволят Орудия, то есть пособники ворога. Легко заподозрить подвох, когда, воспользовавшись периодом междуцарствия в Броте, войска главнокомандующего так разошлись.

К Каурену они подошли лишь через шестнадцать дней, пройдя по самой прямой дороге почти восемьдесят миль. И на шестнадцатый день от столицы их отделяло еще пятнадцать миль. Здесь они натолкнулись на большой отряд, возглавляемый сэром Эарделеем Данном. Данн посадил их на лошадей, чем весьма ускорил их путь на запад. Теперь каждый имел возможность еще больше укрепиться в вере в своего истинного бога.

Брат Свечка отчаянно цеплялся за своего жеребца. Наездник из совершенного был неважный, но он все же умудрялся смотреть по сторонам. Впрочем, то, что он видел, радости не приносило.

А видел он полную разруху. Армия патриарха решила начисто разорить Коннек. Однако еще больше монаха тревожили шедшие повсюду приготовления, – судя по всему, коннектенцы готовились к решающей битве.

– Думаете, они это зря? – спросила Сочия.

– Думаю, это безумие. Любая набранная в Коннеке армия превратится в неуправляемую толпу, и победа тут вряд ли возможна. Если только значительно не превзойти врага числом. Или застать его врасплох. Способны ли наши на такое?

– Если бы командовал Реймон Гарит…

– Да. Если бы командовал граф Реймон, пролились бы реки крови, воскресшие Орудия пировали бы всласть, а Коннек превратился бы в пустыню. Потому что граф Реймон охотнее бы выжег родную землю, чем уступил ее бротским захватчикам.

Свечка знал, что Сочия одобряет такой подход. Она и сама с радостью истребила бы все живое, только чтобы погубить врага.

Какие ужасы сулит им будущее, когда она займет свое место в тени позади трона графа Реймона?

Сэр Эарделей не отправил брата Свечку в Метрелье.

– Брат, Тормонд не желает вас видеть. Он наконец-то принял решение и не хочет, чтобы вы разубеждали его, нашептывая свои доводы.

Совершенный удивился, осознав, как его задели эти слова. Они свидетельствовали о том, что в Метрелье презрели голос рассудка. Отныне герцог Тормонд IV больше не будет прислушиваться к нему.

– Вы обвиняете меня?..

Ошибка. Надо было спросить не так.

– Не вас лично, но вашу веру. Вот уже два поколения в Коннеке царят миролюбие и бездействие… Десятилетиями тут правят слабые владыки и военачальники… Десятки тысяч захватчиков разгуливают по нашей земле, а нам недостает ни умения, ни силы воли, чтобы сделать то, что должно. А все потому, что нас ослепила мейсальская ересь. Или как вам угодно ее величать.

– Думаю, тут больше виноваты долгие века мира и процветания.

Брат Свечка поразился силе чувств, которые нахлынули на него. Ему действительно пора позабыть о мирском и снова вступить на путь ищущих свет. С каждым мгновением он уходил с этого пути все дальше.

На улицах Каурена было полно мейсалян с востока. Кто-то из них шел в крепости Альтая или в прибрежные провинции, где владычествовал король Питер. Или даже прямо в Дирецию. Питер привечал ищущих свет, ведь многие из них были искусными ремесленниками.

В праманской Платадуре их тоже охотно принимали.

Резкий запах дубленой кожи в переулке, где жил Раульт Арчимбо, был сильнее, чем обычно.

– Да, похоже, я много пропустила в своей деревне, – заметила Сочия.

– Неужели я слышу иронию в твоем голосе?

– Каждый новый город больше прежнего. И народу тоже больше, и воняет гаже.

– Семейство Арчимбо тебе понравится. – Во всяком случае, монах на это надеялся, хотя и не слишком: Сочия Рольт не забывала о разнице в происхождении и положении. – Только лишнего не болтай.

Девушке предложили отправиться в Метрелье, но она отказалась.

В этом квартале было многолюднее, чем обычно, – местные мейсаляне принимали у себя многочисленных беженцев.

На стук открыла дочь Раульта, Кедла.

– Ого! – изумился брат Свечка. – Быстро же ты.

Кедла была на сносях.

– Трудно противиться зову плоти. – Судя по тону, особенно Кедла и не противилась.

Появление совершенного ее явно не обрадовало.

– Ты не трудишься в дубильне?

– Пока я тружусь здесь. – Она похлопала себя по округлившемуся животу. – В дубильне для ребенка вредно. Совершенный, у нас нет места. Мы с Сомсом тоже здесь живем, потому что у них дома остановилась семья его дяди. Идите к пекарю Скарре. Его сыновья подались в солдаты. – Кедла с любопытством разглядывала Сочию, но из вежливости ни о чем не спросила.

– Как скажешь. Передай отцу, что я заходил. Пусть ищет меня в пекарне у Скарре.

Кедла сердито нахмурилась, но по ее лицу было видно, что ей ужасно стыдно. Брат Свечка отошел от крыльца, злорадствуя в душе, что ему удалось устыдить девушку, и одновременно ругая себя за это злорадство.

– Может, вы объясните, что все это значит? – спросила Сочия.

– Я знаю Кедлу с самого ее рождения. У нее переходный возраст, хоть и несколько затянувшийся.

– Она беременна.

– Еще как! Когда я в прошлый раз был в Каурене, она как раз вышла замуж.

– Но она младше меня.

– Верно. На несколько лет.

– Я думала, что вы, мейсаляне, презираете плотские утехи.

– «Вы, мейсаляне»? – удивился Свечка, ведь и Рольты тоже принадлежали к ищущим свет. – Кому-то это удается. В старости.

– Странно. Куда мы идем?

– Кедла еще очень молода. А идем мы к пекарю Скарре.

– Не верю я во все это, – неожиданно сменила тему Сочия. – Верю лишь в то, что может меня покусать.

– Там, за крепостными стенами, бродят Орудия с весьма острыми зубами.

За все время путешествия их маленький отряд чаще дрожал от страха перед Ночью, чем от холода. Среди полей и деревень призрачные создания чувствовали себя вольготнее и разгуливали свободно. Иногда после них на дороге оставались бледные обескровленные тела.

Тем больше причин торопиться в Каурен.

До пекарни монах с девушкой добрались уже в сумерках. Внутри стояла страшная жара, Скарре, обнаженный до пояса, будто кузнец, вытаскивал готовые буханки из печи, пот лил с него градом. Жена пекаря в толстых варежках укладывала горячий хлеб. Увидев Свечку, Скарре что-то пробурчал вместо приветствия.

– Должно быть, спрос на хлеб нынче велик, – заметил монах.

– Ищете работу? Я не справляюсь. Нужен помощник, чтобы замешивать тесто.

– Работу мы не ищем, но с удовольствием потрудимся в обмен на ночлег и еду.

– Договорились. Но почему вы не остановились у Раульта? Когда вы живете у него, он ведет себя как зазна… Простите. Не дело нам пускаться в мелкие дрязги.

– Кедла говорит, у них нет места.

– Замужество плохо сказалось на этой девочке. Ей бы подождать. И Раульту бы подождать. За один год из наивного ребенка превратилась в злобную мегеру. Раульт опасается за ее душу.

– Понимаю. Можем обсудить это на вечерней встрече. Что?

– Брат, мы больше не устраиваем встреч. Повсюду шпионы Конгрегации – записывают, кто и что делает, чтобы потом отыграться.

– А ведь когда-то ищущим свет хватало мужества отстаивать свою веру.

– Когда-то нас не сжигали за нее на кострах.

– Сейчас им редко это удается. В Коннеке гораздо чаще убивают членов Конгрегации, чем ищущих свет.

Скарре пожал плечами. По всей видимости, невзгоды пробротских чалдарян его мало трогали.