– Ну, зачем вы так себя изводите?! – Пибоди ре­шила, что клин клином вышибают. – В конце концов, он полицейский. Когда надеваешь на себя форму, ты знаешь, что твоя работа связана с риском. Он был на службе, а это означает постоянно находиться под угро­зой, рисковать собственной жизнью. Если бы я отпра­вилась в левый сектор, а не в правый, то я бы сделала то же самое, что и Трухарт. И лежала бы сейчас вместо не­го на операционном столе. И меня бы крайне оскорби­ло сознание того, что вы в это время рассуждаете, имела ли я право участвовать в этой операции, то есть выпол­нять свою работу.

Ева промолчала и, покачав головой, вновь направи­лась к автомату для приготовления кофе, который, ка­жется, уже готов был взорваться от перегрева.

– Хорошо сказано. – Рорк подошел и положил ру­ку на плечо Пибоди. – Ты просто клад!

– Я не могу спокойно смотреть, как она себя изво­дит.

– А она не может иначе, такая уж натура.

– Да, кажется, вы правы. Я пойду поговорю с Макнабом, выясню, как там состояние Стайлса. Может быть, вы прогуляетесь с ней на свежем воздухе? Там и поговорите. А то она мечется здесь, как тигр в клетке собственных переживаний и мыслей.

– Я посмотрю, что могу для нее сделать. – Рорк пе­ресек комнату и подошел к Еве. – Если ты будешь про­должать пить этот кофе, то у тебя в желудке образуется такая язва, что в нее можно будет просунуть руку. Ты устала, лейтенант. Давай присядем.

– Я не могу! – Оглянувшись, Ева увидела, что они остались в комнате одни, и тут силы оставили ее. – О боже! – пробормотала она, зарывшись лицом в грудь Рорка. – У него была такая счастливая глупая улыбка, когда я сказала ему, что беру его с собой на операцию! Мне казалось, что я смогу его прикрыть, но затем си­туация вышла из-под моего контроля. Люди в панике кричали и давили друг друга, я никак не могла про­браться через толпу к нему. Я не успела пробраться к нему вовремя!

Рорк слишком хорошо ее знал, чтобы что-нибудь говорить. Он просто крепко обнимал Еву и ждал, когда она выговорится.

– Мне надо знать, как там у него дела, – сказала она, глядя ему в глаза. – У тебя тут есть какие-то связи? Воспользуйся ими, постарайся узнать, что там происхо­дит в операционной, а?

– Хорошо. – Он взял у нее из рук неизвестно ка­кую по счету чашку кофе и отставил ее в сторону. – Посиди здесь несколько минут. Я пойду попробую воспользоваться своими знакомствами.

Ева выдержала на стуле целую минуту, потом вско­чила и налила себе очередную чашку кофе. В этот мо­мент в комнату вошла незнакомая женщина. Она была высокой и стройной, как Трухарт. И у нее был такой же открытый бесхитростный взгляд.

– Извините, – осмотревшись в комнате, обрати­лась она к Еве. – Я ищу лейтенанта Даллас.

– Я Даллас.

– Ну, конечно же! Мне следовало вас сразу узнать. Трой мне так много рассказывал о вас… Я – Полин Трухарт, мать Троя.

Ева ожидала паники, горя, гнева и требований, а вме­сто этого Полин Трухарт просто подошла к ней и взяла за руку.

– Миссис Трухарт, я очень сожалею, что ваш сын оказался раненым при исполнении служебных обязан­ностей. Я хотела бы, чтобы вы знали: он с честью выполнил свой долг в очень сложной ситуации.

– Он был бы так счастлив, если бы услышал эти ва­ши слова! Он просто восхищается вами. Это правда. И я надеюсь, вас не смутит мое признание, что Трой даже немного влюблен в вас. Уверена, что вы правильно поймете это.

Ева почувствовала, как у нее перехватило горло, и поставила стаканчик с кофе на стол.

– Миссис Трухарт, я была начальником вашего сы­на, когда он получил ранения. Это произошло у меня на глазах, но я….

– Да, я знаю. Ваши сослуживцы, которые приходи­ли ко мне, все рассказали. Я только что говорила с вра­чами. Они делают все, чтобы спасти его. Я уверена, что с ним все будет в порядке. – Она улыбнулась и, не от­пуская Евину руку, подвела ее к стулу. – Если бы дела обстояли иначе, мое материнское сердце подсказало бы мне. Знаете, он для меня – все в этой жизни.

Ева машинально опустилась на стул, глядя снизу вверх на стоящую перед ней женщину.

– Он молодой, – пробормотала она. – У него силь­ный здоровый организм. Он все выдержит и переборет.

– Да, он настоящий боец. Сколько я его помню, он всегда хотел быть полицейским. Эта форма так много значит для него! Он очень хороший мальчик, лейтенант, и никогда не доставлял мне никаких беспокойств, только радость. – Она посмотрела на дверь. – Я не мо­гу думать о том, что ему сейчас очень больно…

Ева покачала головой.

– Я думаю, что он с самого начала не чувствовал никакой боли. Когда я подошла к нему там, он был без сознания.

– Это хорошо, так легче. Спасибо вам.

– Как вы можете благодарить меня?! Это из-за меня он оказался в таком положении!

– Не казните себя. – Полин опять взяла Еву за ру­ку. – Вы прекрасный командир и начальник, который очень заботится о своих подчиненных. Мой сын мечтал служить под вашим началом. Служить людям и защи­щать их… Правильно я говорю?

– Да.

– Я всегда очень тревожусь о нем. У вас очень бес­покойная работа – для ваших близких, которые вас лю­бят: служить и защищать. Но я верю Трою. Безоговорочно. Уверена, что ваша мать сказала бы о вас то же самое.

Ева откинулась на стуле и постаралась собрать всю свою волю, чтобы не дать чувствам выплеснуться наружу.

– У меня нет матери.

– О, извините меня. – Полин дотронулась до обру­чального кольца на пальце Евы. – И все же есть чело­век, который вас любит. И верит вам.

– Да. – Ева подняла голову и встретилась глазами с входящим в комнату Рорком. – Думаю, что это так.

– Миссис Трухарт, – Рорк быстро подошел к ним. – Мне только что сообщили: скоро вашего сына переве­зут из операционной в палату.

Ева почувствовала, как у Полин задрожала рука.

– Вы врач?

– Нет. Я муж лейтенанта Даллас.

– О… А они не сказали вам, как Трой… как его со­стояние?

– Оно стабилизировалось. Они надеются, что все будет в порядке. Вскоре к вам придет один из хирургов, которые его оперировали, все подробно расскажет.

– Спасибо вам. Мне сказали, что на этом этаже есть часовня… Я пойду туда и помолюсь, пока они не осво­бодятся. Лейтенант, вы выглядите очень усталой. Ду­маю, Трой не будет возражать, если вы поедете домой и немного отдохнете.

Когда они с Рорком вновь остались одни, Ева обессиленно закрыла лицо руками.

– А теперь расскажи мне то, что ты не сказал при ней. Говори все без утайки, как оно есть.

– Их беспокоит травма позвоночника.

– Он останется парализованным на всю жизнь?

– Они надеются, что это временно, из-за опухоли от сильного удара. Но даже если окажется, что дело намного серьезнее, у них есть в арсенале специальные методики лечения. Так что вероятность полного выздо­ровления достаточно велика.

– Он должен остаться полицейским! У тебя есть знакомые специалисты?

– Я уже побеспокоился об этом.

Не меняя позы, она слегка наклонилась к нему.

– Я буду тебе обязана по гроб жизни.

– Не обижай меня, Ева.

– Ты видел его мать? Видел, какая это женщина? Какая сильная и мужественная женщина! Таких просто не бывает.

Рорк взял ее за запястья и оторвал руки от лица.

– Посмотрись в зеркало.

Ева покачала головой.

– Она очень любит его. Всей душой желает ему сча­стья и благополучия. Уверена, она с радостью отдаст за него свою жизнь…

– Материнская любовь – очень мощная сила, – заметил Рорк.

Ева повернулась к нему:

– А ты часто вспоминаешь свою мать?

Он задумался, и на его лице отразилось сомнение.

– Я собирался сказать «нет», но это был бы обман. Я действительно иногда о ней вспоминаю. Последние годы я порой думаю, где она и что с ней.

– А почему она оставила тебя?

– Я знаю, почему она меня оставила. – Его голос звучал резко. – Ей не нужна была лишняя обуза.

– А я не знаю, почему моя мать оставила меня. Ду­маю, что это еще хуже – не знать, почему тебя бросили. И не помнить… – Она тяжело вздохнула, разозлясь на себя. – Ладно, хватит заниматься пустым словоблуди­ем. Надо будет спросить Карли о ее матери.