Витри и Шемма, как и остальные зрители праздника, не сводили глаз с вышедшей из-под земли Мороб, излучавшей оранжевое сияние, и с высокого сурового старика рядом с ней, на голове которого краснел обруч с саламандрой.

Лоанцы догадались, что это и есть тот самый магистр ордена Саламандры, к которому их послал Равенор. Богиня, воспламенив капли собственной крови, выманила из курильниц дымных диковинных тварей, подлетевших по ее зову к жертвеннику и закружившихся над ним. И тут вдруг лоанцы почувствовали, что в храме что-то изменилось. Сияние вокруг богини исчезло, на ее лице появилось растерянное выражение.

Дикие, злобные вопли со стороны входа в храм заставили их позабыть о происходящем на сцене. В первое мгновение лоанцы подумали, что странные звуки являются частью ритуала, но, когда уттаки показались в проеме центрального зала, рубя секирами направо и налево, стало ясно, что это не представление, а подлинное нападение.

Пока Витри оглядывался в поисках пути к бегству, Шемма проявил способности, необычайные для его неизворотливых мозгов. Он нагнулся к основанию панели сцены и рванул деревянную обивку ее боковины. Нижние концы дощечек, служивших не опорой, а прикрытием пространства под сценой, не выдержали мощного рывка табунщика. Они оторвались от боковины и разошлись, образуя щель, как в заборе.

— Сюда, Витри! — прохрипел Шемма и с ловкостью ящерицы протиснулся в щель, на первый взгляд несоизмеримую с его внушительной комплекцией. Витри, отложив удивление талантами Шеммы до лучших времен, полез вслед за табунщиком.

Доски сошлись за его спиной, и лоанцы оказались в полной темноте.

Пахло пылью, поднятой во время поспешного проползания в щель.

Свербило в носу, и хотелось чихать, но Витри сдерживался, хотя и понимал, что вряд ли его слышно сквозь шум и крики, наполняющие зал. Шемма пыхтел впереди, пробираясь на четвереньках подальше от дыры. Витри пополз за ним вслепую, пока не уткнулся лбом в широкий зад своего товарища.

— Постой, куда прешь! — громким шепотом откликнулся Шемма. — Надо узнать, куда мы ползем.

Витри сел на пол, стукнувшись затылком о помост сцены. Шемма тем временем достал купленный утром светлячок Саламандры, и окружающее пространство осветилось тусклым оранжевым светом.

— Ишь ты, светит! — обрадовался Шемма. — Гляди давай, где тут выход.

Лоанцы осмотрелись. Они доползли до широкой части сцены. Здесь было пусто, пыльно, невдалеке виднелось что-то вроде квадратной колонны — обивка люка подъемной площадки, ведущего в комнату под алтарем. Лоанцы проползли вокруг колонны и, не обнаружив никаких отверстий, оказались на прежнем месте.

— Отсюда нет выхода, — сказал догадливый табунщик. — Значит, сидеть нам здесь, пока все не кончится. Я тебе так скажу, Витри, лучше уж здесь быть, чем там. — Он показал глазами наверх, откуда доносились вопли и стоны. В этот миг высоко вверху раздался оглушительный грохот, и наступила тишина.

Лоанцы, забыв дышать, прижались к полу. Через несколько мгновений шум и крики возобновились.

— Я думал, храм рухнул, — поднял голову Шемма. Его щека была перемазана пылью. — Ну и праздничек…

Некоторое время лоанцы лежали, прислушиваясь к шуму побоища. На покрытии сцены, служившем им потолком, появились мокрые пятна, с которых капала густая темная жидкость. Шемма и Витри понимающе переглянулись и, не сговариваясь, придвинулись поближе друг к другу. Когда наверху все стихло, они поползли назад к дыре, кое-как нащупали ее и выглянули наружу. В храме были только трупы, валяющиеся на полу и на сцене.

— Еще светло, — сказал Витри. — Будем ждать темноты.

Шемма согласно кивнул, и они вернулись на прежнее место, но вскоре табунщик завздыхал и беспокойно завозился.

— Витри! — зашептал он. — А ведь мы с утра не ели!

— Вспомнил, — недовольно отозвался Витри, не страдавший аппетитом после пережитого.

— А что тут забывать-то! — удивился Шемма. — Яичница с ветчиной, масло, сыр… вот что, Витри… хорошо у нас в селе, но сыр делать не умеют. Я это понял сегодня утром.

Витри промолчал.

— Наверное, стемнело уже, — продолжил табунщик. — Пора нам выбираться отсюда, а то здесь недолго и с голоду сдохнуть.

— Мы подождем, пока все уснут, — сказал Витри не допускающим возражений тоном.

Шемма даже подскочил от возмущения, стукнувшись головой о помост.

— Раз все уснули, значит, они все съели, парень! Мы тогда и куска хлеба для себя не сыщем! — повысил он голос. — Ты как хочешь, Витри, а я должен вовремя позаботиться о еде.

— Я никуда не пойду, — твердо сказал Витри.

— Ладно, — согласился Шемма. — Я пойду один. На разведку. Да ты не бойся, не все я съем. Что-нибудь и тебе принесу. — Он пополз к щели, освещая путь светлячком Саламандры.

Витри давно уже знал, в каких случаях с Шеммой бесполезно спорить.

Он молча проводил табунщика взглядом, наблюдая, как тот силится пролезть в узкую щель. Наконец Шемма выбил ногой еще одну дощечку и выбрался наружу, а Витри улегся на пол и вскоре задремал. Трудно сказать, сколько он пролежал под полом в одиночестве, когда приближающиеся шаги заставили его насторожиться.

Послав Скампаде прощальную усмешку, Каморра остался в кабинете, чтобы обдумать предстоящие дела. Пока все складывалось удачно — Кеменер принес Синий камень, да и сведения Скампады о Красном камне не казались безнадежными.

Еще один камень — и вся магическая сила, до сих пор распыленная по острову, будет собрана на Белом алтаре.

Маг поймал себя на том, что позволил себе размечтаться, еще не имея Красного камня. Нужно было непременно получить этот камень до решающей битвы, чтобы лишить противников магического оружия. По сведениям Кеменера, начинать битву следовало не позже чем через месяц-полтора, а камни еще требовалось доставить на Белый алтарь.

Несложный расчет показывал, что за Красным камнем нужно отправляться немедленно. Каморра послал за Кеменером, но после долгих поисков выяснилось, что шпион чуть свет выехал выполнять новое поручение. К огромной досаде мага, Кеменер не носил белого диска, через который можно было бы внушить ему мысль о возвращении в замок. Каморра не раз предлагал шпиону диск, указывая на связанные с его обладанием выгоды, но тот неизменно отказывался.