К его облегчению, там оказался не кто-то из любознательных сельчан, а младший брат Шеммы с приглашением на свадьбу. Витри поискал по полкам что-нибудь подходящее для свадебного подарка, но вспомнил, что все уже раздал. Да и чем можно было удивить табунщика, распорядившегося полученными в пути благами гораздо лучше своего товарища! Тогда Витри взял лук и пошел на озеро, чтобы добыть дичь к свадебному столу. Настреляв уток, он понес их к Шемме.

У Шеммы вовсю готовились к свадьбе. Вкусные запахи наполняли улицу, люди суетились, бегали с посудой, тряпками и котлами, тащили во двор столы и стулья, взятые взаймы у соседей. Виновник торжества вышел из кухни, где снимал пробы с угощений и давал советы стряпухам, и радостно встретил Витри, а еще радостнее — дичь — редкое лакомство для лоанцев, среди которых не было охотников. Витри поздравил его и пошел домой, довольный, что сумел угодить товарищу.

Кипучая суета, царящая у Шеммы, распространялась только до ближайшего поворота, а там сменялась неспешной жизнью лоанского поселка. Витри шел по тихим, словно погрузившимся в вечный сон улицам, раскланиваясь с сельчанами и ловко избегая попыток продолжить беседу. Внезапно он увидел девушку, вывернувшуюся из боковой улицы, и споткнулся, мгновенно узнав эту быструю походку, эти светлые кудряшки, окружающие хорошенькое круглое личико с аккуратным, чуть вздернутым носиком. Лайя тоже заметила его и пошла навстречу, пышная юбочка так и порхала вокруг ее ног.

— Привет, Витри! — прощебетала она, подойдя. На ее улыбающемся личике не было ни малейшего намека на прежнюю размолвку.

— Здравствуй, Лайя. — Витри остановился, понимая, что разговора не избежать.

— Что-то ты не заходишь в гости, — кокетливо пропела Лайя, подходя к нему гораздо ближе, чем требовал разговор. — Или загордился?

— Чем тут гордиться? — пробормотал Витри, отводя глаза. — Дела, понимаешь…

— Неужели ты все еще сердишься? — спросила его Лайя, не принимая отговорки.

— Разве? — переспросил Витри скорее себя, чем ее. — Я и тогда не сердился. Это ты сердилась. Тебе не нравилось, что я не герой.

— Ну нельзя же все принимать всерьез! — Лайя пренебрежительно повела плечиком. — Ты на целых полгода оставил меня одну! Если я и прощу тебя, то только потому, что ты сделал это из-за меня.

— Из-за тебя, — согласился Витри.

Смысл ответа польстил бы девушке, если бы в его интонации не проскользнуло нечто, заставившее ее насторожиться.

— Теперь ты — герой. — Она обеспокоенно заглянула в лицо прежнему другу. — Я же сказала тебе тогда, что выйду замуж за героя.

— Какой из меня герой, Лайя? — Витри вспомнил, что и до отъезда замечал все ее претензии на исключительность, все эти мелочные ужимки признанной сельской красавицы, и удивился тому, что они казались ему забавными и трогательными. — Я делал то, что нужно, только и всего. Это вон Шемма — герой.

— Вечно ты скромничаешь! — В голосе Лайи послышались раздраженные, требовательные нотки. — Между прочим, Поти, сын сапожника Ваппы, уже два раза звал меня замуж. Так что стоит мне захотеть… понял?

— Понял, — сказал Витри. — Я от души желаю счастья вам обоим — тебе и Поти.

— Но… — изумилась Лайя.

— До свидания.

Витри зашагал прочь, оставив ее стоять посреди улицы. С каждым шагом в нем росло чувство свободы и облегчения, сменяющее неловкость разговора.

Он вбежал на крыльцо своего домика, первого от околицы, рывком распахнул дверь и полез шарить по полкам и ящикам. Его руки сами знали, что делать, — встряхивали дорожные мешки, разыскивали миску, ложку, котелок, походное одеяло, смену одежды и прочие, нужные в дороге мелочи.

Свадьба Шеммы удалась на славу, говорили, что не припомнить такого же пышного праздника. Все село гуляло до поздней ночи и проснулось за полдень.

Утро осветило нетронутый ночной снег, припорошивший лоанские улицы, и только на тропе, ведущей из села, отпечатались одинокие следы конских копыт.