Наступил базарный день. Гостиница Тоссена до отказа заполнилась торговцами, съехавшимися в Цитион накануне. Рано утром суета в гостинице разбудила Витри и Шемму. Окна их комнаты выходили на двор, поэтому лоанцы не видели площади, кишащей продавцами и покупателями, зато им была видна возня в гостиничном дворе, где с вечера стояли подводы с товарами. Сейчас подводы одна за другой покидали двор, выезжая на городской рынок.

Шемма, с утра глубоко несчастный, пошел почистить напоследок своего солового. Когда Витри пришел за ними в конюшню, шерсть Буцека блестела, грива и хвост были расчесаны. Шемма гладил коня по морде, скармливая ему припрятанные от ужина кусочки хлеба.

— Может, все-таки Мону продадим? — уныло предложил он Витри.

Тот окинул критическим взглядом вислопузую Мельникову кобылу.

— Скампада прав, за нее ничего не дадут. У нас не будет ни кобылы, ни денег. А твой — вон какой красавец!

— Не трави душу, — пробурчал Шемма. — Сам знаю. Выйдя на площадь, лоанцы поначалу растерялись. За три дня они привыкли к городу, но такое изобилие людей и вещей превосходило их воображение. Площадь, прежде просторная, была забита подводами, лотками, корзинами и кошелками, вокруг сновали толпы людей, осматривающих товары. Наконец Шемма и Витри пришли на конский торг, ведя за собой Буцека.

На продажу было выставлено немало коней. Нервничали, вскидывая головы, чистокровные тимайские скакуны, обнюхивали друг друга упряжные лошади, продающиеся выездами, невозмутимо стояли ширококостные кони босханской породы, выведенной для перевозки гранита из каменоломен. Буцек был хорошим крестьянским конем и выглядел красавцем рядом с Моной, но совершенно потерялся среди великолепных животных, предназначенных для продажи в богатые дома. Витри оставил Шемму и пошел по рядам узнать цены. К своему удивлению, он увидел там Скампаду, который тоже интересовался лошадьми.

— Добрый день, ваша милость! — окликнул он Скампаду.

— А, это вы, молодой человек. Добрый день, — вежливо поздоровался с ним Скампада.

— Разве вы покупаете коня? — спросил его Витри.

— Я заканчиваю свои дела и скоро покину Цитион, — ответил Скампада.. — Коня я куплю через неделю, а сейчас вышел прицениться. Вы ведь продаете своего солового?

— Да, ваша милость. Не хотите ли купить его?

— Нет, — улыбнулся Скампада. — Мне нужен не такой конь.

— Здесь очень высокие цены на коней. Мы не знаем, сколько нам просить за своего.

— Просите за него раз в пять меньше, чем вот за такого. — Скампада указал на вороного жеребца, о котором только что спрашивал у торговца. — Когда будете торговаться, можете скинуть еще треть, и не считайте, что это дешево.

Сюда приводят на продажу лучших коней Келады.

Витри поблагодарил Скампаду и вернулся к Шемме. Они простояли довольно долго, но соловым никто не интересовался. Витри начинал терять надежду продать коня, Шемма повеселел.

— Продаете, что ли? — послышался сзади голос. Лоанцы обернулись.

Крестьянин средних лет внимательно разглядывал Буцека.

— Продаем, — ответил Витри.

— Почем?

Витри назвал цену.

— Дороговато, — покачал годовой крестьянин. — Разве если скинете треть…

Витри взглянул на Шемму:

— Скинем?

— Еще чего! — уперся Шемма. — Я своего Буцека за бесценок не отдам. Это ж золото, а не конь! Не нужда бы, век бы не продал.

Крестьянин еще раз оглядел коня.

— Ну хоть четверть скиньте.

Но Шемма стоял твердо:

— Не нравится, вон тех покупайте, господских. Я своему Буцеку цену знаю.

— Что те-то! Были бы и деньги, не купил бы. В хозяйстве от них забот много, а толку мало. — Крестьянин вздохнул. — Таких-то, как ваш, сейчас никто не продает — урожай скоро убирать. Поздней осенью я бы его за полцены купил, да конь сейчас нужен. Скинули бы хоть чуть-чуть, а то мне седло еще покупать надо.

Витри вспомнил про седло, которое осталось в конюшне.

— Шемма, зачем тебе седло без коня? Отдадим его с седлом?! — Он повернулся к крестьянину:

— За эту цену, с седлом, пойдет?

— Ладно уж, пойдет, — согласился крестьянин. — Дороговато, однако.

Все трое пошли в гостиницу за седлом. Пока крестьянин отсчитывал деньги, Шемма вынес седло и в последний раз заседлал Буцека.

— Только уж вы не обижайте его, он послушный, — попросил он, передавая повод крестьянину. — И хлебца, хлебца не забывайте давать.

— Зачем обижать, чай не чужой теперь. — Крестьянин порылся в мешке, вынул кусок хлеба и угостил коня. Тот с удовольствием взял хлеб. — Буцеком, значит, зовут?

— Буцеком, — подтвердил Шемма.

— Ну, Буцек, пойдем. Счастливо, парни!

Шемма смотрел им вслед, пока они не скрылись в толпе. Витри, увидев, что табунщик чуть не плачет, решил отвлечь его чем-нибудь приятным.

— Ладно, Шемма. Идем-ка пообедаем. Но тот только махнул рукой.

На другой день в город вернулся Тифен с товаром. Три тяжело нагруженные подводы проехали мимо гостиницы и остановились у ворот его дома.

Тоссен, знавший, что лоанцы дожидаются купца, послал парня сообщить им об этом.

Витри и Шемма были рады. За прошедшие дни они побывали еще у нескольких магов и убедились, что никто из них не умеет возвращать силу алтарям. Все их надежды теперь были связаны с Равенором, на которого единодушно ссылались цитионские маги.

Они пошли к Тифену утром, сразу после завтрака. Слуга, открывший дверь, доложил о них купцу, а затем проводил в гостиную на втором этаже. Вскоре к ним вошел мужчина, очень похожий на того, с которым они разговаривали в прошлый раз, но выглядевший лет на двадцать старше.

— Эти? — спросил он слугу.

— Они.

Мужчина подошел к лоанцам:

— Я — Тифен. Говорите, мальчики.

— У вас найдется немного времени для нас? — обратился к нему Витри.

— Немного найдется. Рассказывайте о вашем деле — и покороче, если можно.

Витри, наученный разговором с Гураттой, оставил сельскую привычку начинать издалека и в двух словах рассказал купцу об алтаре. Тифен слушал его внимательно, но без малейшего выражения сочувствия. Почти потеряв надежду, Витри закончил рассказ просьбой о рекомендации к Равенору.