Отец Дитрих хмуро смотрел, как я отпустил алхимика, на лице полнейшее неодобрение, губы поджал, а брови сдвинулись на переносице, отчего взгляд приобрел остроту дамасского клинка.

Я пошел к инквизитору, кланяясь еще издали, постарался, чтобы в вороте рубашки поблескивал подаренный им крестик.

– Нечестивые люди, – буркнул он. – Вообще-то я с типографией уже и сам разобрался.

– Поздравляю, святой отец!

– Могу заменить этих, – продолжал он неумолимо, – добропорядочными христианами. Книги нужно делать чистыми руками!

– Да, конечно, – поддакнул я. – А как же!.. Книги – это ж святое дело!

– Да, – сказал он мечтательно, – кроме Библии можно все труды святых отцов отпечатать!.. Это ж какая библиотека будет…

– Да, – согласился я, – это будет… да…

Он видел, что не нахожу слов, я в самом деле не находил, так как именно книгопечатание и нанесло по религии и верованиям самый сильный и непоправимый удар.

– Я уже заказал плотникам еще один типографский пресс, – сообщил он. – Такой же.

– Прекрасно, святой отец. Но эти люди, которых мы медленно и бережно выводим из пагубных заблуждений и приобщаем… ага, приобщаем к свету Христову… весьма полезны в ряде усовершенствований!

Он нахмурился.

– Да, но… рано или поздно и простые плотники бы додумались.

– Но пока додумываются алхимики, – напомнил я. – И благодаря им работа по печатанию Библии и трудов отцов церкви идет быстрее! Вы уж, святой отец, повремените с кострами!

Он поморщился.

– Я ничего не сказал про костры. Но печатание книг – слишком важное и священное дело. К нему нельзя допускать кого попало. И без молитвы начинать такую работу нельзя.

– Совершенно с вами согласен, – сказал я с энтузиазмом. – Абсолютно! Но не менее важно и работать с людьми, как говорит Христос. Одну блудницу важнее перевоспитать, чем сто девственниц уберечь… Блудница – это ого-го, все познала, все умеет, а девственницы – просто дуры дикие. Потому работа с алхимиками – важная нравственная составляющая нашей… словом, всего нашего!

Он хмурился, в глазах зарождался опасный блеск. Я собрался, отец Дитрих очень серьезен, где-то я подступил к более опасному рубежу, чем тот, который он переступать не намерен и мне не даст.

– Они не просто язычники, – возразил он. – Они – противники. По некоторым просто костер плачет…

– Отец Дитрих, – сказал я с упреком, – вы скоро и меня на костер!

Он сказал серьезно:

– Кого люди не любят, того не любит и Бог.

Я спросил настороженно:

– И?

– Вас любят, – ответил он. – Даже простолюдины. Чем вы сумели… Хоть еще ничего для них и не сделали, между прочим. Так что вас, сэр Ричард, пока никто на костер не потащит. Пока.

Я сказал горько:

– Ждете? Или, как сказано в Писании: падающего толкни?

Он поморщился:

– Сэр Ричард, с вашими шуточками… Кто-то в самом деле подумает, что в Писании есть такие гадкие слова. Народ неграмотный, но даже грамотные читать не любят, больно труд тяжелый. Проще мечом махать или дрова колоть. Вас любят, за вами идут – это главное. К тому же политику проводите, угодную церкви. Конечно, не так, как хотела бы сама церковь, но мы понимаем, что желания и возможности редко когда совпадают.

– Нельзя творить зло, – сказал я, – или ненавидеть какого бы ни было человека, хоть нечестивого, хоть еретика, пока не приносит он вреда нашей душе!

– Иоанн Златоуст, – сказал отец Дитрих, – хорошо сказал… и хорошо, сын мой, что помнишь такие золотые слова. Но, как сказали отцы нашего учения, тот не может иметь отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь. А эти еретики…

– Какие из них еретики? – воскликнул я поспешно. – Отец Дитрих, это просто очень увлеченные работой люди! А Господь любит работающих и не любит праздных. Вы видели, чтобы эти люди когда-то пребывали в праздности?

Он посмотрел на меня гневно, затем черты лица смягчились.

– Да, похожи на муравьев, – проговорил он нехотя, – Божьих существ, которых Господь создал раньше человека, чтобы проверить, как будут смотреться и работать сообща люди… Но работа, сын мой, может идти и во зло, если человек не задумывается, одобрил бы ее Господь или нет. А вот если будет сверять с Божьими планами…

– Прослежу, – пообещал я поспешно. – Это ценные… блудницы! Мы их исправим. С их опытом работы заставим приносить пользу обществу.

Он милостиво благословил меня, я отвесил поклон, но не успел потащить найденное золото в свои покои, как сэр Растер, успев пораспоряжаться насчет установки ворот, увидел, что я все еще на том же месте, замахал руками и бодро направился к нам, весь сверкающий в доспехах, будто увешанный зеркалами.

– Отец Дитрих, – воскликнул он патетически, – Господь любит сэра Ричарда! И специально для него закопал у дороги та-а-а-акие бриллианты!

Отец Дитрих посмотрел на меня с вопросом в глазах.

– Вы нашли клад?

– Увы, нашел.

– Десятую часть на церковь, – решительно сказал отец Дитрих. – Только так можно смыть возможную кровь и преступления с этих нечестивых бриллиантов.

Растер крякнул и умолк, на лице виноватое выражение.

– Да, конечно, – ответил я поспешно. – А бриллианты продам и оплачу камнерубам их работу. Так что все только на благое дело.

Отец Дитрих кивнул.

– Да-да. А та десятая часть уйдет на уплату работникам типографии. А еще нужно закупить больше ткани для выделки бумаги. Ее понадобится много. И краски.

– Все решим, – пообещал я. – Вот оживится торговля, пойдут инвестиции, установим налоги… Никакие клады не понадобятся! Клады спасают от нищеты отдельных людей, но не государства.

Сэр Растер ощутил, что на него за промашку никто не сердится, взыграл и сказал, потирая руки:

– Мы там в лесу такой аппетит нагуляли! Самое время пойти и хорошенько пообедать!

Я удивился:

– Сэр Растер, мы же совсем недавно так хорошо перекусили! Какая была дивная рыба…

– Я поел, – ответил Растер с достоинством, – но не пообедал! Запомните, сэр Ричард, обедают только в хорошей компании! В одиночестве – всего лишь еда. Жрем, в смысле.

Отец Дитрих, уже довольный предстоящей долей бриллиантов и все никак не расставшийся с громадным томом Библии, сказал благожелательно:

– Когда однажды Лукулл обедал в одиночестве и ему приготовили один стол и скромную трапезу, он рассердился и позвал приставленного к этому делу раба. Тот ответил, что, раз гостей не звали, он не думал, что нужен дорогой обед, на что его господин сказал: «Как? Ты не знал, что сегодня Лукулл угощает Лукулла?»

Сэр Растер довольно взревел, вот уж не ожидал поддержки от инквизитора, с несвойственной ему торопливостью поцеловал отцу Дитриху руку, тот благословил милостиво, но принять участие в пире отказался, дескать, куда за стол с таким сокровищем. Растер предложил помочь отнести в кабинет, отец Дитрих прижал книгу к груди и отказался, сам отнесет, для него это не труд, а счастье.

Я наконец потащился к себе, в голове стучит: каков мой долг – быть гроссграфом или ревностным христианином? Почему, по мнению отца Дитриха, это входит в такое дикое противоречие? Как гроссграф, я обязан защищать всех, а также заботиться о благополучии и процветании Армландии. Я должен нещадно карать преступников, кем бы те ни являлись, а вот, как христианин, я должен заботиться о том, чтобы духовные заботы превалировали над мирскими… конечно, не впадая в крайности. Еще нужна и здоровая рыночная экономика. К сожалению, все эти маги, алхимики и колдуны уводят развитие общества в сторону, толкают на ложную тропку поиска легких путей, бездумного получения могущества и богатства…

С другой стороны, они платят налоги, а кто побогаче, еще и сверх жертвуют деньги то на помощь бедным, то на постройку дорог, то на украшение города.

Но я служу обществу! И в то же время – церкви. И когда интересы сталкиваются с такой сокрушающей силой, на чьей стороне я должен быть? Ни одна из них не кажется единственно правой.

На склоняющееся к западу солнце больно смотреть, весь мир под ним блестит и переливается огнями, словно везде просыпаны осколки слюды. Западная часть неба в клокочущих вулканах и тучах сизого пепла, солнце огромнеет и царственно алеет…