То же самое указание находится в «Короле Лире»; сын графа Глостера также спасается в мнимом безумии; и в этом содержится ключ, чтобы раскрыть и понять мысль Шекспира. С точки зрения философии искусства притворное помешательство Эдгара объясняет притворное сумасшествие Гамлета.

Амлет Бельфоре – волшебник⁶, Гамлет Шекспира – философ. Мы только что говорили об особой реальности, свойственной созданиям поэтов. Нет более разительного примера, чем этот тип, Гамлет. В Гамлете нет ничего от абстракции. Он учился в университете; он обладает датской дикостью, смягченной итальянской учтивостью; он невысокий, полный, немного лимфатичный; он хорошо владеет шпагой, но это быстро вызывает у него одышку. Он не хочет слишком рано пить во время поединка с Лаэртом, вероятно, боясь вспотеть. Наделив, таким образом, свой персонаж реальными жизненными чертами, поэт может бросить его в область чистого идеала. В нем достаточно материального.

Есть другие произведения человеческого ума, равные Гамлету, но ни одно не превосходит его. Все величие мрачного заключено в Гамлете. Зияющая могила, из которой выходит драма, – это колоссально. «Гамлет», по нашему мнению, – основное произведение Шекспира.

Ни один образ, среди тех, что создали поэты, не является более душераздирающим и более волнующим. Сомнение, порожденное призраком, – вот Гамлет. Гамлет видел своего умершего отца и говорил с ним; но убежден ли он? Нет, он качает головой. Что он будет делать? Он не имеет ни малейшего представления. Его руки сжимаются в кулаки, затем вновь опускаются. В нем борются предположения, системы, чудовищные вероятности, кровавые воспоминания, уважение к призраку, ненависть, умиление, страх перед действием и перед бездействием, его отец, его мать, противоречивость его долга, сильнейшая буря. Мертвенно-бледная нерешительность охватила его ум. Шекспир – величайший поэт, создающий пластические образы, он делает почти видимой грандиозную бледность этой души. Как и большую аллегорическую фигуру Альбрехта Дюрера, Гамлета можно было бы назвать «Меланхолия». У него над головой также кружит летучая мышь с распоротым брюхом, у его ног – наука, глобус, циркуль, песочные часы, амур, а за ним, на горизонте, огромное ужасное солнце, которое, кажется, делает небо чернее.

Между тем половина Гамлета – это гнев, бешенство, вспыльчивость, обида, ураган, сарказмы, обращенные к Офелии, проклятия, брошенные матери, оскорбления, наносимые самому себе. Он беседует с могильщиками, почти смеется, потом хватает за волосы Лаэрта, стоя в могиле Офелии, и яростно топчет ногами ее гроб. Он наносит удары шпагой Полонию, Лаэрту, Клавдию. Иногда его бездействие приоткрывается, и из этой дыры вырываются раскаты грома.

Его терзает эта возможная жизнь, осложненная реальностью и несбыточной мечтой, которая тревожит всех нас. Во всех его действиях чувствуется лунатизм. Можно было бы почти что рассматривать его мозг как некую формацию; там есть слой страдания, слой мысли, затем слой сновидений. Именно сквозь этот слой сновидений он чувствует, понимает, узнает, воспринимает, пьет, ест, раздражается, насмехается, плачет и рассуждает. Между ним и жизнью возведена прозрачная стена; это стена сновидения; за ней все видно, но через нее не перейти. Преграда в виде облака окружает Гамлета со всех сторон. Вы когда-нибудь испытывали во сне такой кошмар: вы бежите или спасаетесь, пытаетесь поспешить и с ужасом чувствуете, что ваши колени не гнутся, руки наливаются тяжестью, пальцы немеют и вы не в силах пошевелиться? Этот кошмар Гамлет испытывает наяву. Гамлет не там, где его жизнь. Он всегда выглядит как человек, который говорит с вами с противоположного берега реки. Он вас зовет и в то же время задает вам вопросы. Он еще на расстоянии от катастрофы, к которой он движется, от прохожего, которого он расспрашивает, от мыслей, теснящихся в нем, от действий, которые он совершает. Кажется, что он не прикасается даже к тому, что сокрушает. Это одиночество в его самом высшем проявлении. Это уединение духа изолирует его еще больше, чем высокое положение принца. И действительно, нерешительность – это одиночество. Даже ваша воля больше не с вами. Кажется, что ваше «я» ушло, и вы остались одни. Бремя Гамлета менее сурово, чем бремя Ореста, но оно более изменчиво; Орест придавлен роком, Гамлет – судьбой.

Находясь в стороне от людей, Гамлет все же заключает в себе нечто такое, что свойственно им всем. Agnosco fratrem.[55] В определенные часы, если бы мы пощупали пульс, то ощутили бы его лихорадку. В конце концов, его странная реальность также и наша. Он – тот мрачный человек, каким бываем мы все при определенном стечении обстоятельств. Каким бы болезненным он ни был, Гамлет отражает перманентное состояние человека. Он воплощает недомогание души в жизни, недостаточно подходящей для нее. Он как бы тесный башмак, который мешает ходить; башмак – это наше тело. Шекспир освобождает Гамлета от него, и хорошо делает. Гамлет-принц – да; король – никогда. Гамлет не способен управлять народом, настолько он далек от всего этого. Впрочем, он делает гораздо больше, чем царствует; он существует. Если бы у него отняли семью, страну, призрак и все эльсинорское приключение, даже и в таком освобожденном от всего состоянии, этот тип оставался бы странно пугающим. Это происходит от того, что в нем много человечности и таинственности. Гамлет грозен, что не мешает ему быть ироничным. Он двулик, как судьба.

Отречемся от слов, сказанных выше. Основное произведение Шекспира – не Гамлет. Основное произведение Шекспира – весь Шекспир. Впрочем, это справедливо для всех умов такого порядка. Они – громада, глыба, величие, Библия, и их торжество – это их единство.

Вы смотрели когда-нибудь на мыс, протянувшийся под грозовыми тучами и уходящий, насколько хватает глаз, в глубокую воду? Каждый из этих холмов составляет необходимую часть его очертаний. Ни один из этих изгибов не потерян для его размеров. Его мощный силуэт вырисовывается на фоне неба и заходит в волны так далеко, как может, и нет на нем ни одной лишней скалы. Благодаря этому мысу вы можете идти среди безграничных вод, бродить под порывами ветра, видеть вблизи, как летают орлы и плавают чудовища, блуждать среди гула вечности, постигать непостижимое. Поэт оказывает эту услугу вашему уму. Гений – это мыс в бесконечности.

Рядом с «Гамлетом», и на тот же уровень, нужно поставить три грандиозные драмы: «Макбет», «Отелло» и «Король Лир».

Гамлет, Макбет, Отелло, Лир – эти четыре фигуры господствуют над высоким зданием творений Шекспира. Мы объяснили, что из себя представляет Гамлет.

Сказать: Макбет – это честолюбие, все равно что не сказать ничего. Макбет – это голод. Какой голод? Голод чудовища, всегда возможного в человеке. У некоторых душ есть зубы. Не пробуждайте в них голод.

Откусить от яблока – это опасно. Яблоко зовется Omnia,[56] говорит Фильсак, доктор Сорбонны, который исповедовал Равальяка. У Макбета есть жена, в хронике именуемая Груок. Эта Ева искушает этого Адама. Как только Макбет вкусил от запретного плода, он погиб. Первое, что создали Адам и Ева, – это Каин; первое, что сделали Макбет и Груок, – это убийство.

От вожделения легко перейти к насилию, от насилия – к преступлению, от преступления – к безумию; эта прогрессия и есть Макбет. Вожделение, Преступление, Безумие – эти три ведьмы говорили с ним наедине и манили его на трон. Его звал кот Греймалкин, значит, Макбет будет воплощением коварства; его звала жаба Пэддок⁷, значит, Макбет будет воплощением ужаса. Груок, это бесполое существо, добивает его. Все кончено; Макбет больше не человек. Он не более чем бессознательная энергия, свирепо стремящаяся к злу. Отныне у него не остается никакого понятия права, желание – это все. Переходное право – королевская власть, вечное право – гостеприимство, Макбет убивает как одно, так и другое. Он делает больше, чем убивает их, он их игнорирует. Прежде чем, обливаясь кровью, пасть от его руки, они покоились мертвыми в его душе. Макбет начинает с убийства Дункана, своего гостя, преступления столь страшного, что лошади Дункана вновь стали дикими в ту ночь, когда был зарезан их хозяин. Когда первый шаг сделан, начинается крушение. Это лавина. Макбет катится. Он низвергается. Он кидается от одного преступления к другому, все более низкому. Он испытывает мрачное тяготение материи, охватывающее его душу. Он – разрушитель. Он – камень руины, пламя войны, хищный зверь, бедствие. Он, как король, проходит по всей Шотландии со своими кернами с обнаженными ногами и тяжело вооруженными галлогласами⁸ и режет, грабит, убивает. Он истребляет танов, он убивает Банко, он убивает всех Макдуфов, кроме того, кто убьет его самого, он убивает знать, он убивает народ, он убивает родину, он «убивает сон». Наконец наступает катастрофа, выступает Бирнамский лес; Макбет пренебрег всем, все преступил, все нарушил, все разбил и эта крайность доходит до того, что пытается завоевать саму природу; природа теряет терпение, природа начинает действовать против Макбета; природа становится душой против человека, ставшего силой.