— Неплохо, hein?[26] — негромко проговорил почтенный спутник Дова. — В тебе есть искра, есть теплота, которой невозможно научить, есть очарование, которое не добудешь никаким волшебством. И я вижу, что ты не боишься пользоваться этим. Это хорошо. Большинство мальчиков жаждут применить свою силу, но боятся этого, и потому жаждут любви, но не имеют ее.

— А кого вы здесь называете мальчиком? — чуть шутливо осведомился Дов.

— Для меня все мужчины — мальчики, — торжественно объявил мистер Боунс. — Так бывает, когда твоему телу исполнится сто двадцать три.

— Правда? А я бы вам больше ста пяти ли на день не дал.

Они оба улыбнулись. Мистер Боунс рассмеялся.

— Petit[27], мы с тобой отлично поладим, — сказал он. Они уже успели свернуть с Бурбон-стрит на одну из множества боковых улочек. Мистер Боунс остановился перед домом, который выглядел таким же старым, как и сам город, — немного неряшливо, чуть-чуть обшарпанно, но при этом удобно и уютно, вроде достопочтенной тетушки, старой девы, которая в юности пережила не одно волнующее приключение. Над дверью, покрытой местами облупившейся голубой краской, раскачивалась деревянная вывеска в покосившейся железной раме. Согласно надписи на вывеске, здесь располагалось заведение под названием «Aux Roi Gris-Gris: Принадлежности культа вуду, гадание на картах таро, прохладительные напитки, почтовые открытки».

Женщина, стоявшая за прилавком, была молода, красива, чуть полновата. На ней была желтая блузка с низким вырезом, юбка с оборками и повязка на голове в виде чалмы. Весь этот антураж явно предназначался для привлечения туристов, а еще точнее — для выкачивания из этих туристов долларов. Женщина оторвала взгляд от разложенных на прилавке карт таро с улыбкой опытной торговки, но как только она увидела, кто вошел в магазинчик, ее улыбка сразу стала искренней, сердечной, и она бросилась в объятия мистера Боунса с радостным криком и с такой силой прижала его к своей обширной груди, что Дов испугался, как бы старик не переломился надвое.

Но... Можно было умереть и в менее приятных обстоятельствах.

— Прошу тебя, Аврора, держи себя в руках. У нас гость.

Мистер Боунс снял шляпу и указал ею на Дова.

Дов шагнул вперед, взял женщину за руку и коснулся ее пальцев губами.

«Будучи в Риме...[28] — подумал Дов. — Но здесь-то, пожалуй, намного веселее, чем в Риме!»

Красотка Аврора в ответ на его галантную улыбку одарила его своей — ослепительно лучистой, а мистер Боунс обозрел магазинчик довольным взглядом.

— Мы с мистером Богги выпьем бренди и кофе у меня в кабинете, — сказал старик, обойдя прилавок и направившись к комнатам позади него. Дов последовал за ним и по пути успел осмотреть магазинчик. Как и обещала вывеска, здесь было полным-полно открыток, а холодильник-кулер ломился от бутылок с прохладительными напитками. Кроме того, здесь горами лежали фабричные безделушки, предназначенные для туристов: маски с перьями, цена на которые была явно завышена, пластиковые дублоны с прошлого Марди-Гра, каучуковые брелоки для ключей в форме лангустов, куклы вуду, имевшие симпатично-первобытный вид и продававшиеся в комплекте с булавками.

— Вам что-нибудь понравилось? — чуть насмешливо поинтересовался мистер Боунс, оглянувшись через плечо.

Дов взял одну из так называемых кукол вуду. Туловище куклы было изготовлено из палочек, завернутых в пару ярких лоскутков. К лысой головке белым клеем были прикреплены выкрашенные черной тушью перья.

— Ну, Барби, что я тебе говорил? — шутливо обратился к куколке Дов. — Плохой аппетит до добра не доводит.

— Настоящие тут не продаются, — сказал мистер Боунс. — Они делаются как положено.

— Я так и подумал. — Дов снял с шеи цепочку с Амми и повесил на шею фальшивой куклы вуду. — Как думаешь, что будет, если я сейчас воткну в эту куколку булавочку? — язвительно поинтересовался он и уже был готов вонзить в тело куклы одну из прилагавшихся к ней булавок, как вдруг его руку вдруг с неожиданной силой сжал мистер Боунс.

— Смеяться можете сколько угодно, но смех и насмешка — не одно и то же.

В его взгляде появилась угроза. Этот взгляд заставлял вспомнить о полночи на кладбище, о тех силах, которые были древними еще тогда, когда мир был молод.

Дов осторожно положил куклу на полку и снял с нее свой амулет.

— Извините, я не хотел никого обидеть. То есть никого, кроме него, — уточнил он и постучал ногтем по серебряной мордашке Амми.

— Эй! Не распускай руки, верзила! — возмутился Амми. — У тебя пальчики потолще, чем у мясника из Бронкса!

— Я вам верю, — серьезно проговорил мистер Боунс. — А вера — это все.

Он провел Дова в маленькую уютную комнатку за прилавком. Здесь стояла только красивая старинная мебель: большей частью тяжелые, массивные, украшенные резьбой вещи — плоды влияния сорокалетней испанской оккупации. Только Дов успел опуститься на обтянутое лиловым бархатом сиденье дубового стула с высокой спинкой, как в комнату вплыла Аврора с подносом, на котором стоял кофейный сервиз на двоих, хрустальный графинчик с бренди и два пузатых бокала. Мистер Боунс сам взялся ухаживать за гостем и, зажав свой посох под мышкой, другой рукой налил Дову бренди и кофе. Заметив любопытный взгляд Дова, он объяснил:

— Найдется немало желающих завладеть моей маленькой красоткой. — Он не слишком ловко тряхнул посохом, и сухие косточки затрещали. — Цена власти и могущества велика — бдительность, отвага, расчет, предвидение, — но награда перевешивает все неудобства.

— Нельзя было выразиться лучше. — Дов взял чашечку и отпил крепкого горячего кофе. — Я как раз за тем и приехал сюда, чтобы поговорить с вами о...

— Я знаю. — Мистер Боунс без зазрения совести прервал своего гостя и, по всей видимости, не усмотрел в этом ничего предосудительного. — Я всем сердцем желаю, чтобы ваша матушка еще удивила всех нас и выздоровела. Однако если уж ей все же суждено отправиться к моему доброму другу Барону, я так думаю, ей будет легче сделать это, если она будет знать о том, что все ее добрые начинания продолжаются и что передача власти произошла так гладко, как только это было возможно.

— К Барону? Кто такой Барон? — недоуменно поинтересовался Дов.

— Барон Суббота.[29] — Мистер Боунс указал на портрет, висевший на стене. Портрет был написан маслом на кедровой доске и изображал джентльмена, поразительно похожего на мистера Боунса. Отличие заключалось, пожалуй, лишь в том, что лицо на портрете еще сильнее походило на череп. — Он... Он мой друг, человек чрезвычайно почтенный. Он проявляет большое участие к тем, чья жизнь подошла к концу.

Дов стал внимательно разглядывать портрет и размышлять над довольно обтекаемым ответом мистера Боунса. «Наверное, это одно из его божеств, — решил он. — Можно было догадаться. Ну ладно, выясню. Да, я выясню все, что нужно, когда встану во главе компании!»

— Мне бы хотелось надеяться, — медленно проговорил он, — что когда-нибудь и я смогу рассчитывать на Барона как на моего друга.

Эти слова Дова явно порадовали мистера Боунса.

— Друг мой, — сказал старик, — вы мне нравитесь все больше и больше с каждым словом, которое слетает с ваших уст. Вы выказываете нам уважение, хотя вы ни капельки не смыслите в том, чем мы занимаемся и кому поклоняемся. Для меня было бы большой честью пригласить вас в храм, где я служу жрецом, а Аврора — жрицей, но, боюсь, вы ограничены временем. Я прав?

Дов склонил голову.

— Боюсь, правы, мистер Боунс. Я глубоко сожалею...

— Нам завтра с утра лететь в Аризону, — встрял в разговор Амми. — У нас было бы время подольше погостить у вас, и в храм ваш мы могли бы заглянуть, если бы вас можно было легче разыскать. Уж больно все зага-а-адочно! Вы себе кочуете по Французскому кварталу, никто не знает, где вас найти, вы прилетаете и улетаете, как ветер, как тень, ля-ля-ля, тра-ля-ля, но послушайте-ка, Боунс? Вправду ли это так хорошо для дела?