— О-о-о-ох.

Пиц закрыла глаза ладонями.

— О, Дов, — простонала она.

— Эй, ну я разве виноват, что Сэм Индюшачье Перо отказался дать мне ответ, пока мама жива! А он сам разве виноват? А этот малый из Лос-Анджелеса — преподобный Ассорти...

— Все, ни слова больше. Поначалу он на меня такое же впечатление произвел, как на тебя, но на самом деле он не просто великий халтурщик, который доит богатеньких, как коров.

— Вот как? Он не такой? — Дову явно не хотелось верить сестре. — Что ж, жаль, что я этого не понял, когда был там. Уж я бы постарался справиться с тошнотой и купил его подороже.

— Ты сделал то, что счел нужным, — возразила Пиц. — И я тоже. Разве не приятно узнать, что даже при том, что мы с тобой не ладили, ни один из нас все же не питал к другому такой ненависти, чтобы желать заполучить компанию любой ценой?

— Приятно, пожалуй. Но это не дает нам достаточно огневой мощи, какую мы могли бы обрушить на мамулю. — Дов допил кофе. — А как насчет того парня из Сиэтла? Насчет скульптора?

Пиц стала красной, как свекла, и официантка бросилась к ней со стаканом ледяной воды. Пиц отпила большущий глоток, овладела собой и изрекла:

— Он... Мартин... не был готов сделать выбор. Деловой выбор. А что с Фиореллой из Сейлема? Меня она отбрила — значит поддержала тебя?

— Сказать правду, сестренка, у нас до этого разговор даже не дошел. Как только она дала мне понять, что на самом деле на уме у нашей мамочки, я обо всем прочем напрочь забыл.

— Иначе говоря, есть у нас с тобой чуть побольше фиги с маслом.

Пиц глубоко вздохнула. Сахарная пудра взлетела и улеглась на столике по-новому.

— Значит ли это, что нам надо сложить руки и ничего не делать? — спросил Дов. — После всего, что она нас заставила пережить, мы просто ничего не станем делать?

— А что мы можем поделать? Скажем ей, что мы ее раскусили и что больше не желаем играть в ее игры? Она только посмеется и станет придумывать новые игры.

Дов покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я не собираюсь так легко сдаваться. Как я уже говорил, на нашей стороне есть кое-что, чего она не учла. Нам просто нужно выстроить план, основанный не столько на силе, сколько на том, чтобы застать ее врасплох.

— Дов, даже не знаю. Много ли мы добьемся, застав ее врасплох?

Дов крепко сжал руки Пиц.

— Пиц, что самое страшное может случиться? Мы выступаем против Эдвины и терпим поражение. И что она тогда с нами сделает? Убьет нас? Вряд ли. Накажет? Как? Отправит по комнатам и оставит без ужина?

— Она могла бы вышвырнуть нас из компании.

— Верно. Это и есть ответ на мой первый вопрос. Самое страшное, что она может с нами сделать, — это вышвырнуть нас из компании. И знаешь что? Не так уж это и плохо.

— Не так уж?

В глазах Пиц загорелись искорки надежды.

— Сестренка, если я говорю, что это не так уж плохо, то можешь мне поверить, — сказал Дов, просто светясь уверенностью. — Слушай, что тебе говорит младший братец. Тот самый братец, которому прямая дорожка либо машины мыть, либо баллотироваться в Конгресс. На какую карьеру я могу надеяться без нашей компании? Я могу рассылать свои резюме с сегодняшнего дня до следующего января, но я не найду себе даже работу мойщика столиков в «Макдоналдс». Уж если я готов рискнуть и навлечь на себя гнев Эдвины, то ты уж точно не должна ее бояться.

— Не знаю. — Пиц отвела взгляд. — Я тоже не самой высшей пробы маркетолог.

— Шутишь, да? Ты умница, ты красавица, организаторские способности у тебя в крови, ты родилась с талантом к руководству, за обладание которым большинство людей готовы убить!

Эти слова заставили Пиц уставиться на брата так, словно он только что вывалился из корпуса инопланетянского корабля-матки.

— Ты так про меня думаешь?

— Чистая правда. Что ни слово — золото. — Он двумя пальцами перекрестил сердце и сложил руку в бойскаутском салюте, хотя единственным, что его когда-либо связывало с бойскаутами, были шорты цвета хаки, которые однажды были куплены ему на лето, но большого впечатления на него не произвели. — Уж я-то знаю, как ты ведешь дела в нью-йоркском офисе. Да, признаюсь, я следил за твоей работой, потому что надеялся, что ты на чем-нибудь поскользнешься, но мне так и не удалось этого увидеть. Вот какая ты замечательная.

Он искренне гордился ею. Пиц встала, наклонилась над столиком, поцеловала Дова в лоб и снова села.

— Дов, если ты способен изобрести такой план, который изумит Эдвину хотя бы вполовину так же сильно, как ты только что изумил меня, я готова помочь тебе и быть с тобой рядом. Есть какие-нибудь идеи?

— Ты же понимаешь, что есть, конечно. Но для начала давай немножко очистимся. Похоже, к нам уже пчелки слетаются. — Он отъехал от стола на стуле и, щелкнув пальцами, подозвал официантку. — Счет, пожалуйста!

Только официантка вернулась с кредитной карточкой Дова, как у Пиц зазвонил мобильный телефон.

— Ой! А я думала, я его выключила, — проворчала Пиц, нажимая кнопку ответа. — Терпеть не могу, когда люди превращают ресторан в огромную телефонную будку. Я быстро. Алло?

— Приветик, гадкая ты и противная Пиц-цень-ка, — послышался из трубки дрожащий тоненький голосок. — Это почему это ты уходишь, значит, а Мишеньку Тум-Тумчика бросаешь одного-одинешенького на произвол, значит, судьбы? Каких таких пакостей и гадостей Пиц-ценьке там наговорил про Тум-Тумчика ее противненький братик Дов? Ой как это умненько — развесить ушки и поверить во все эти чепуховинки, которые он тебе наговорит. Враки, все враки, сплошные враки, ничего, кроме врак! О-о-о, приходи скорее, ну пожалуйста, миленькая Пиц-цочка, потому что не хочешь же ты потерять своего самого-пресамого единственного на свете друга, а? Ведь не хочешь, правда же? Мишка Тум-Тумчик очень сильно скучает по своей миленькой, хорошенькой Пиц-ценьке!

— Да как ты смеешь со мной так говорить! — рявкнула Пиц. — Кто бы разговаривал про враки! Я тебе уже говорила: между нами все кончено. Ты меня использовал! Ты притворялся, будто любишь меня, а потом ты меня предал! Ты, может быть, думаешь, что сможешь заговорить мне зубы и снова ко мне подольститься и одурачить меня? Ха! Попробуй, попробуй, а я тебе еще разок скажу, чтобы ты катился к чертям собачьим! Все те годы, что мы были вместе, для тебя ничего не значили. Все это время я думала, что ты был верен мне, а ты на самом деле был верен ей. Все, хватит. Пусть она тебя забирает. Убирайся из моего телефона, выметайся из моей жизни. Все кончено!!!

Как прежде ее брат, Пиц пожалела о том, что, имея дело с мобильным телефоном, нельзя шваркнуть трубкой по аппарату, поэтому она сделала самое похожее на это, а именно — швырнула мобильник на землю и так топнула по нему ногой, что он развалился.

Все женщины и многие мужчины, восседавшие в этот час за столиками в Cafe du Monde, непроизвольно захлопали в ладоши и проводили овацией выбежавшую на улицу Пиц. Дов поспешил за ней. Порывисто шагая, брат и сестра рассеивали вокруг себя тучки сахарной пудры.

— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а к сердцу мамули — через Интернет, — изрек Дов. Он сгорбился над клавиатурой своего лэптопа, его глаза пылали фанатичным огнем. Время от времени от отрывался от своего компьютера и впечатывал те или иные значки в лэп-топ Пиц, стоявший рядышком и подсоединенный к лэп-топу Дова спутанным лабиринтом проводков, каждый из которых светился магическим светом. Брат и сестра усилили волшебством свой электронный арсенал.

— Ну как там у тебя, — спросила Пиц. В ее голосе прозвучало сомнение, и для этого были причины.

Несколько часов подряд они обсуждали свою потенциальную стратегию. На обсуждение ушла большая часть дороги от Нового Орлеана до Поукипси — лимузин до аэропорта, самолет, поезд, такси. Брать напрокат машину брат и сестра отказались, потому что не хотели отвлекаться на ведение автомобиля и тратить на это драгоценное время. Они высказывали, криктиковали и отбрасывали негодные части сценария, а все, что оставалось хорошего и полезного, укладывалось в схему нового. Они поглощали кофе в неимоверных количествах, дабы не уснуть, и чем больше они выпивали кофе, тем более вдохновенной выглядела каждая деталь их заговора.