Немая сцена. Потом старший мужчина растянул губы в неестественной улыбке. Его бледное лицо посинело еще больше.

– Териваг посчитал, что столько мутаций в ее генах могло накопиться примерно за сорок тысяч лет. Если даже она и дочь Аэля, Теи, то через тысячи поколений. Ее забросило к нам через туман из будущего. Понимаешь ли ты, какая это удача?

Его речь осталась бы мною не понятой, если бы не удивительно эффективная работа мозга, какой я прежде за собой не замечала. Со мной нанья говорили примитивным способом, стараясь употреблять самые простые сочетания существительных и глаголов. Между собой же они общались на ином языке, который мне так и не суждено было понять до конца. Чаще всего звуковая речь им просто не требовалась – они телепаты, а в мысленной беседе синтаксис не имеет значения, хватает образов. Если их разговорный язык и был некогда подобен нашему, то со временем под влиянием телепатии изменился. Синтаксис упростился, отпала необходимость в глаголах и одновременно появилась надобность в полусотне времен. Да и вообще, они на полмиллиона лет старше нашего вида, их эволюция ушла так далеко, что нам и представить невозможно. В их мозгу сформировались отделы, которых у нас нет и функции которых мы не в состоянии понять.

Однажды Юра дал мне прочесть научно-популярную книгу об эволюции человека. В ней многое объяснялось на примере обезьян. Оказывается, если шимпанзе может с легкостью манипулировать тремя предметами, к примеру, орехом, камнем-молотом и камнем-наковальней, то более примитивная обезьяна, какая-нибудь макака, на это не способна. Ее мозг просто не в состоянии держать в зоне внимания три объекта сразу. И ничего тут не поделаешь, она не видит дополнительных возможностей и никогда не увидит. Так вот я рядом с нанья – как макака рядом с академиком. Но есть в этом и положительный момент. В ту минуту, когда пожилой нанья произносил что-то про накопление и сорок тысяч лет, я своей примитивной интуицией поняла очень важную вещь: обезьянка им нравилась. Они находили, что обезьянка умна и мила. И мне надо на этом сыграть, это мой единственный шанс выжить, потому что академики в любой момент не задумываясь разложат меня на столе, разрежут живот и будут с исследовательским интересом рассуждать, почему у столь развитой макаки до сих пор не атрофировался аппендикс.

И, кстати, я не так уж примитивна, а прочитанные с подачи Юры книги, оказывается, могут помочь сохранить жизнь.

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Прошу простить, что не знаю, как к вам обращаться, уважаемый нанья, – сказала я как можно тверже. – Думаю, вы имеете в виду изменения в тех частицах моего тела, которые передают информацию от родителей к детям. Не знаю, как это будет на вашем языке. Столько маленьких изменений может накопиться в них за сорок тысяч лет.

Он шевельнул седыми бровями. Тихо произнес:

– Она совершенна. Вы видели ее мозг – он близок к идеалу. Как быстро она соображает, сколько знаний! А мы ведь ждали, что лулу вымрут через двадцать поколений!

– Великий Анту, нужно забрать ее воспоминания и исследовать мозг и тело, – сказал Бьоле.

Главный нанья медленно перевел на него взгляд.

– Ты ждешь, что я позволю умертвить доказательство моего триумфа? Живая она полезнее. Много ли ты получишь от беззвучных визуальных образов? У нее есть аналитические способности. И дело даже не в том, что она – далекий потомок лулу. Она знает наше будущее, об этом нужно думать!

Он поманил меня к себе. Я пересекла комнату и встала перед ним, сидящим: так мы были одного роста, смотрели друг другу в глаза, и я изо всех сил боролась с желанием упасть перед ним на колени. Он будто почувствовал (Не будто! Он действительно почувствовал!) и похлопал себя по бедру. Я уселась на пол у его ног, счастливая, как обезьянка, которую похвалил хозяин.

– Ты расскажешь нам о своем мире, Ксенья. Ответишь на наши вопросы.

– Вначале я расскажу вам одну историю, – пропела я. Думаете, что имеете дело с милым питомцем? А слышали ли вы о Шехерезаде? – Теи, подскажи, пожалуйста, как нанья называют искусство письменной речи? Литература, спасибо. В нашей литературе есть направление, которое называется научная фантастика. Это истории о будущем, которое придет, если наука и техника будут быстро развиваться. У нас есть история о человеке, который поехал убивать зверей. На охоту, спасибо, Теи. Он много работал, помогал своему другу стать правителем страны. Потом решил отдохнуть. Он отправился в далекое прошлое, на сто миллионов лет назад, чтобы убить огромного зверя, которые тогда жили на планете. Как вы их называете? Огромный зверь… динозавр. Человек, который заведовал охотой, показал ему тропу в лесу и сказал стрелять в тех животных, на которых он укажет. Охотник может убить в прошлом только то существо, которое и без него должно в этот час умереть. Нельзя трогать животных, на которых не покажет этот человек. Нельзя сходить с тропы. Наш охотник убил динозавра. Если бы не он, этого зверя скоро съел бы другой динозавр. Но когда охотник шел по тропе обратно, он наступил на крохотное животное с большими красивыми крыльями, как цветок. На бабочку. Ведущий его человек очень испугался. Охотник не понимал почему. Но когда он вернулся домой, оказалось, что его страной правит другой человек, не его друг. И даже их язык стал иным.

Я перевела дух и поставила себе пять за вольный пересказ. Отчаянно не хватало глаголов, я путалась во временах, но суть передать удалось.

– Хочу сказать, что мое появление – это случайность, которой, наверное, не должно быть. Если вы узнаете будущее, вы будете вести себя по-другому, не так, как если бы я не пришла. Вы измените будущее, и оно не наступит – такое, каким я его знаю. А если тогда вся тысячелетняя история моих родителей пойдет по-другому? И я не рожусь? И не появлюсь здесь?

– Парадокс, – сказал великий Анту. – Это остроумно, милая лулу, но такой парадокс неосуществим. Реальность нельзя изменить. Ты впервые появилась на этой планете сегодня. Через какое-то время ты исчезнешь, чтобы родиться много тысяч лет спустя, проживешь… сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– Они еще и живут в два раза дольше! Проживешь двадцать семь лет и исчезнешь вновь. Другого варианта реальности не будет.

– Навсегда? – переспросила я. – Я не смогу вернуться домой?

Он погладил меня по голове. Я схватила огромную руку, прижалась к ней щекой. В носу защекотало от непривычного запаха.

– Вероятность этого ничтожно мала. Но… все возможно. А теперь смирись с тем, что тебе придется рассказать нам все.

Я преданно смотрела на него, подняв голову.

– Я расскажу, великий Анту. Но и вы пообещайте, что ответите на все мои вопросы. У меня их не меньше, чем у вас! Вам нечего бояться – я в ваших руках и никогда не вернусь к своим…

– Будет так.

Он осторожно высвободил руку. Прошелестел, коснувшись меня, шелк его длинного платья. Великий Анту ушел. Я осталась сидеть, борясь с подступающими слезами. Только что я провела лучшие в своей жизни переговоры. И потеряла свое настоящее.

– Ксенья, хочешь выйти на солнце? – спросила Теи.

Безучастно я шла за ней, не глядя по сторонам. Мы вышли на палубу, и Теи подвела меня к самому краю. Только теперь, глянув вниз и потеряв равновесие под порывом холодного ветра, я поняла, отчего мне вчера было так плохо. Несколько тысяч метров над землей! Меня свалила горная болезнь. Почему же сейчас я ею не страдаю? Неужели вместе с мозгом Теи поправила еще и… Что там нужно изменить, чтобы организму хватало кислорода в подобных условиях? Объем легких? Состав крови? Я в ужасе поднесла к глазам руку, ожидая увидеть снежно-белую кожу и голубые ногти. Но нет, рука обычная, обгоревшая под вчерашним солнцем.

Всхлипнув, я прислонилась к перилам и расплакалась навзрыд. Великанша молча смотрела на меня, потом присела на корточки и что-то говорила, пыталась утешить. А я все рыдала, не могла и не хотела остановиться. Наступила реакция: психика не выдержала напряжения последних часов.