1.

– Самойлова! Самойлова, слышишь ты или нет?

Я обернулась. Люда качала ручку на пальцах, сочувствие на ее лице сменилось возмущением.

– Где макет для автоцентра?

– Сейчас, – я снова уткнулась в монитор. – Лови.

Скосила глаза в угол экрана. До окончания рабочего дня еще полчаса. Говорят, работа помогает забыть о личных проблемах. Как бы не так! Уже две недели я ношусь по офису как ошпаренная, уговариваю клиентов, терзаю дизайнеров, достаю корректора, часами тараторю по телефону, а в голове все равно в тысячный уже раз крутится одно и то же.

«Тебе двадцать семь лет, а переживаешь, как девочка. Сколько можно? Выдохни и забудь. Завтра будет легче. Жизнь не изменилась».

Все убеждаю, уговариваю себя, как мать маленького ребенка. Но ребенок не желает успокаиваться, он то кричит от отчаяния, то забивается в угол, закрывает рот ладошкой, испуганно таращась в темноту. Ему страшно и больно, а вокруг ничего больше нет, кроме этой пустой темноты.

«Ну вот, придумала. К чему этот пафос? Темнота, пустота… Все это ерунда! Успокойся же и выкинь из головы все мысли о нем. Позвони лучше в «Актуаль», может, разродятся на этот раз».

– Ксюша, домой не идешь? Слушай, в декабре уже не успеем, а в январе тебе гарантирована премия. Ты нам половину новогодней выручки сделала!

Еще один взгляд в угол монитора. 18.07. Люда стоит у дверей, хрупкая и изящная в своей норковой шубке, и явно хочет по пути к машине оказать мне психологическую поддержку. Нет уж, спасибо. Я сама себе помочь не могу, чего ждать от других? Я улыбнулась, покачала головой.

– Еще немного посижу, доделаю документы.

Люда ушла. Я открыла было папку с документацией и тут же закрыла, подавляя очередной приступ отвращения. Нет, работа не помогает при сердечной боли.

Складывая в сумку мелочь со стола, переобуваясь, я все пыталась найти выход. Как ни презираю я себя, но все же осознаю: депрессия конструктивна. Эту боль, вызывающие тошноту мысли об одном и том же, все две недели об одном и том же, изматывающий душу ужас перед будущим – все это нужно пережить. С их помощью мое сознание ищет выход. Однажды настанет день, когда я проснусь спокойная и обнаружу, что решение найдено и можно, наконец можно жить дальше!

Техника самоанализа оттачивается на несчастных любовях. Становится легче, если отделить эмоции от мыслей, здравый смысл от бестолковых чувств. Все эти полгода женщина во мне убеждала себя, что я что-то значу для этого мужчины. Она находила подтверждения тому в каждом его поступке, в каждом слове. А человек во мне хладнокровно ее осаживал: это не любовь, всего лишь симпатия! Казалось, чувства под контролем. И возмущает сейчас не столько то, что Юра меня бросил, сколько поразительное открытие, что это оказалось так больно. Когда же глупая женская часть меня успела свить наивные мечты в уютное гнездо? Как рассудок пропустил момент, в который я оказалась под властью фантазий на тему «Наша свадьба будет скромной, сына мы назовем Игорем, и когда мы поженимся, я быстро отучу его курить на кухне»? Только теперь, когда он ушел, обнаружилось, что будущее без него непредставимо. Я смотрю вперед – и вижу пустоту. Всего две недели назад там были годы вместе, тихие ужины вдвоем, общие друзья. И все вдребезги. Словно самолет на взлете врезался в стену, и энергия подъема разнесла его на миллион обломков. Не знаю, как дальше жить. Правда, не знаю! Человек во мне понимает, что ничего страшного не произошло, но женщина-то, оказывается, сильнее, и успокоить ее невозможно.

Пару дней назад я написала заявление на отпуск. За свой счет, с завтрашнего дня. Люде очень не хотелось меня отпускать – кто ж в рекламном агентстве уходит в отпуск в декабре, когда работы выше крыши! – но она знала, что случилось, видела, как мне плохо, и не решилась отказать. К тому же, проявив бешеную активность, я за последние две недели привлекла столько клиентов, что теперь имею на отпуск моральное право.

Вошла в маршрутку, прислонилась к поручню, закрыла глаза. Ходить по казанским улицам, по которым ходили с ним, мимо тех же домов, магазинов, кафе – невыносимо. Больно даже видеть их из окна автобуса. Тяжело общаться с людьми, которые знают о нашем расставании, и еще тяжелее с теми, кто не знает. Больно встречаться с друзьями, и быть при этом одной, и каждую минуту гадать: где сейчас он, что делает, скучает ли? Скучает, ха! Но еще больнее – видеть его. Я не поняла это сразу и после нашего официального расставания продолжала видеться с Юрой. Мы пару раз сходили в кино, он провожал меня до дома. Я была весела и вела себя как обычно. «Ты молодец, – сказал он. – Я рад, что мы можем нормально общаться». Он не знает, что, попрощавшись с ним, я каждый раз уже в подъезде начинала плакать. Слезы часами текли по моему лицу – в подъезде, в душе, за ужином, в кровати… Их невозможно было остановить, они рождались будто бы в каком-то не поддающемся контролю уголке сознания. В конце концов я плакала уже от злости, что не могу перестать плакать!

Тогда я сказала Юре, что не хочу больше его видеть. Не знаю, что он об этом подумал, но с тех пор не звонит и не пишет. Только что толку, ведь каждый день я вижу его в фейсбуке и твиттере! Один взгляд на его аватарку – и по сердцу будто ножом резанули. Пишет, что в сауну с друзьями сходил, выкладывает фотографии с вечеринки, просто о погоде пару слов скажет – а я прочту и опять давай реветь! Что же это такое, откуда ж во мне вдруг взялась эта впечатлительность?

Опять и опять, одни и те же мысли. Сколько же можно? Сложив наконец одежду и застегнув молнию на дорожной сумке, я взяла смартфон и принялась расфренживать Юру во всех соцсетях. Удалила его даже из скайпа. Только в телефоных контактах оставила – номер наизусть не помню, по незнанию отвечу, если позвонит. Вот и все. И пусть думает обо мне что хочет!

Сев в поезд, я сразу же выключила мобильник. Никого не хочу слышать – ни коллег, ни заказчиков, ни друзей. Мутит от работы, от Казани, от родных и самой себя. Умереть бы, не навсегда, а на время, как говорил Том Сойер. Отдохнуть от себя. Есть же люди, у которых стресс вызывает болезни или отсутствие аппетита, но при этом не трогает голову. Такие будут чесаться, кашлять, терять волосы, но не станут круглыми сутками выносить себе мозг. Почему же мой насилует себя уже пятнадцатый день, не останавливаясь даже во сне? Да что случилось-то? Подумаешь, мужчина бросил! Я же его не любила, мы даже не жили вместе! Представляя его в качестве мужа, я вроде бы хорошо осознавала, что это всего лишь фантазии. Отчего же так больно, отчего?..

Вагон дернулся, толстая тетка – соседка по купе приземлилась мне на колени. Я отодвинулась, буркнула что-то в ответ на извинения. Забралась на верхнюю полку, достала наушники и притворилась, что меня здесь нет.

Опять беда – в плеере одна латина! При первых же звуках кизомбы возник ком в горле. Да что со мной такое? Может, я схожу с ума? Всю жизнь обожала латиноамериканскую музыку, а теперь слышать не могу! И из-за чего? Только из-за того, что Юра бросил меня между кизомбой и сальсой! «Совсем ты спятила, старушка», – ласково сказала я себе, убрала наушники и открыла в планшете первую попавшуюся книгу.

Семья младшей бабушкиной сестры лет, наверное, тридцать собиралась переехать из деревни под Воронежем то в областной центр, то к нам в Поволжье, а то и к старшей сестре в Красноярский край. В конце концов деревню покинули выросшие дети – поселились кто в Воронеже, кто в Москве. А баба Таня с дедом Левой так и встретили пенсию в своей деревне, так и живут, копаются в огороде да зазывают в гости внуков. Я у них не бывала уже несколько лет. Пожалуй, не очень умно было приехать посреди зимы. Баба Таня так и сказала: «А чего же не в Турцию, не в Италию? У нас зимой скучно…» Но у меня не было сил покупать путевку, лететь, опять же общаться с незнакомыми людьми. А потом еще и любоваться южными красотами, угрюмо размышляя о том, что Юра, возможно, через полгода будет гулять здесь же с другой девушкой.