Необычайная усталость вдруг охватила его тело, а глаза закрылись под свинцовой тяжестью век. Голос Магистра отдалялся, а темнота, вдруг вспыхнула фейерверком искр. Они, веселым хороводом закружились в сознании Доктора и, вместе с яркими звездочками, сорванными с языков пламени, улетели в трубу камина, куда-то высоко вверх. Наполненный дурманом опиума и вина, ум Фауста впал в крепкий и долгий сон.

Магистр подошел к спящему и прислушался к его ровному дыханию.

- Мое, мой друг, место. Мое!!! На долгие две тысячи лет!!! - громко сказал Пилат Понтийский и достал из кармашка костюма бронзовый колокольчик.

- О-о, как трудно быть Сатаной. Я в честном труде отстоял свою должность и мне, пора быть прощенным. Вы же так этого хотели! Через пять лет мы встретимся. А сейчас, вы получите то, чего так желали - Звезду Любви! Она вам очень дорога! Дороже, чем Венера злому Демону моря! Скоро вы увидите свою Ситору. Ненависть и предательство вам известны, остались - Любовь и Преданность. Вы даже не представляете, как это чувство вам будет необходимо, когда будете требовать от Судьи наказания души, узнав всю историю ее жизни. И не одной души, а сотен, тысяч! Вы даже не представляете, как просчитались, затеяв эту глупую игру с Китами и с Сатаной. Еще не раз вспомните тот день, когда оставили кишлак со своими братьями и сестрами. История повторяется. Как и вы, мой друг, я когда-то оставил невинного Иисуса. Одного против ненависти и страха. Я помню каждую минуту того дня - две тысячи лет! И это - МОЙ АД!

Слуга зашел в зал одновременно с трелью колокольчика. Наспех убрав со стола поднос, переложив его на свободное место у камина, мажордом разложил инструменты.

Разворачивая лист пергамента, Пилат показал слуге взглядом на руку Фауста. Мажордом взял со стола скальпель и отрезал рукав костюма Доктора вместе с рукавом рубахи. Сдвинув лоскуты в сторону, Пилат уложил пергамент на голое плечо спящего Фауста.

- Подай иглу и придержи лист. Будь осторожен и постарайся не сдвинуть его.

Слуга выполнил приказание.

Сжав пальцами иглу, Великий Прокуратор Иудеи, стал аккуратно протыкать пергамент, точно по контуру рисунка.

- Как только я сниму лист, не мешкая посыпь ранки пеплом, тем, что остался от сигары. А жидкостью из этого флакончика, после присыпки пеплом, оботрешь весь обрисованный контур. Час-другой и опухоль спадет, а ранки затянутся чуть позже. У нас есть двенадцать часов. Мы успеем.

Слуга кивнул в ответ. Он был занят тем, что аккуратно собирал лезвием ножа пепел из пепельницы и переносил его на чистый лист бумаги.

- У меня все готово.

Пилат отложил иглу на середину стола и взялся за углы листа.

- Приступим.

Потемневший от крови пергамент был аккуратно убран, после обработки предплечья снадобьем обозначился рисунок

- копье, пробившее череп оленя.

Глава ХIV.

Север Афганистана. IV век до Р.Х. Ночь после битвы в ущелье.

... - Ты все хорошо помнишь, отец? - спросил шаман, присев на корточки рядом с трупом Прокла.

Вождь опустил татуированную руку спящего Фауста и подошел к сыну.

- Только не говори, что ты нашел еще одного с таким же рисунком на руке.

- Да, нашел. Вот у этого мертвеца тоже знак похожий. Только у него нарисованы рога на черепе оленя, а не собаки, как у того, живого. Мертвый - тоже белоголовый, как ты говорил, а этот живой, но не молодой.

Старик подошел к сыну и присел рядом.

- Вот, смотри.

Палец шамана указывал на татуировку.

Вождь погладил рукой рисунок на предплечье мертвого воина.

Конечно, он узнал грека. Помнил он и о договоре с Птолемеем. И все бы ничего, но на закате прошлого дня, с ним говорил странный незнакомец, который возник из неоткуда, а потом и пропал в никуда. Незнакомец показал картинку, на которой был изображен живой 'белоголовый'. Он сказал, что этот человек хоть и старше раненого грека, но спасет племя от голода и других бед, а этого, с "оленьей головой", надо ткнуть острой палочкой. Он передал вождю палочку с прозрачным колпачком на конце и показал как ей пользоваться, настрого предупредив - не касаться отравленной части. Старик так и сделал. Пока шаман рылся в трупах, он нашел "молодого", а потом уколол раненого грека. Его лицо посинело и он умер. Хорошо хоть в сознании раненый не был. Вождь впервые убил человека. Ему было страшно, неловко, но что делать, выбор сделан...

...- Собака - олень, старый - молодой. Какая разница. Твои родичи молятся на что? На коровий череп, а не на шайтаний! Или ты думаешь я не видел, как ты к коровьему черепу крепил медвежьи челюсти? Уж я-то зна-ю. И что? Камнепадов меньше стало?

Шаман виновато, как бы отгоняя упрек, сцепил руки. Гневить старейшину, что на змею наступить. И он, понурив голову, молча слушал отца.

- ...это я был тут днем, а не ты, - продолжал старик, изобразив непреклонность.

Сын понял, других вариантов с возрастом и рисунками уже не будет.

- И еще. Этот живой, а тот - мертвый. Тебе разница понятна?

Шаман покачал головой в знак согласия.

- Да, вождь. Мертвый, он не гнется. Его тащить тяжелее.

Старик безнадежно махнул рукой.

- Тащи живого, который белоголовый, но не молодой и с рогатой собакой на руке. И не перепутай. У тебя дочь на выданье. Тебя племя уважает, шамана в тебе видят. А я в тебе только дурака вижу. Все, сейчас нож заберу обещанный и догоню тебя. Иди давай, - старик заметил удивленные глаза сына. - Ну, большой такой, который их вождь мне показывал.

Старик повернулся и засеменил к давно потухшему костру, у которого на седле, склонив хмельную голову на эфес вогнанного в грунт меча, сидел караульный воин.

В небе появилась полная луна. Где-то вдали, на выходе из сая, испугано завыл шакал.

- Скоро утро. Добрый воин, - сказал тихо старик, - я вашего человека забрал. Нож давай!

Вождь потряс за плечо спящего охранника. Караульный молчал. Старик потянул воина за руку и тот, медленно съехав с седла, тут же сложился в калач. Громкий храп эхом прокатился по ущелью.

- Спасибо, добрый человек. Я знал, что ты не обманешь старика.

Старейшина с трудом вытащил гладий из грунта и вытер налипшую грязь о рукав.

Скоро старик уже толкал в спину шамана.

- Я старый, а быстрей тебя хожу.

Шаман шутку понял и натянуто улыбнулся.

- А воин-то, спа-ал! Почему ты с ним разговаривал? А? - шаман с хитрецой посмотрел на старика.

- Не знаю, - ответил вождь, озабоченный быстро надвигающимся утром. - Других я с такими вот длинными ножами не видел... Наверно меня ждал. А нож очень племени нужен!

- Да? А зачем?

Старик озадачено почесал затылок.

- Вот завтра попросишь у меня - отец, дай мне большой нож...

- А зачем мне завтра большой нож? - спросил шаман, тяжело сопя. Белоголовый весил немало.

- Ну не знаю, дерево срубить, или ритуал какой сотворить.

- На это топор есть. А для ритуала...

Старик зло выругался и перебил шамана:

- А для ритуала тебе придется делать новый тотем!

От неожиданности шаман чуть не выронил свою ношу из рук. Он остановился и открыв рот, смотрел на вождя.

- Тащи давай, бестолочь... Олень, собака... Как был ослом, так и остался! В деда пошел. Тот хоть глаза как настоящий шаман таращил, люди боялись. Все. Тащи и слушай меня внимательно. В полночь, когда охранники уснули, я пролез через щель, по которой свет солнца попадает в коридор Зоба Дьявола. Вылез на угол ритуальной плиты - ступени. И увидел...увидел, как в трещину скалы, что лежит напротив входа на луг, запихали золотую шапку и еще что-то, а потом камнями привалили.

Шаман вновь остановился, забыв про нелегкий груз.

- О-о! Я знаю это место. В той щели лежит мой тотем.