Это устраивало обе стороны. Старик ушел, прихватив с разрешения наконечники.

Довольный решением проблемы, Птолемей с улыбкой повернулся к пленному, а грек, уже потерял сознание. Он лежал на камнях грота.

- Теперь тебе и притворяться не надо. Маниша, подойди ко мне! - крикнул стратег копавшемуся в доспехах слуге, - отнеси труп туда, где лежат наши погибшие воины. Этот враг достоин уважения.

Слуга подошел и принялся поднимать грека.

- ... Только вот мне кажется, что он еще жив, - прошептал Маниша.

Он сразу обратил внимание на шею со слабо пульсирующей веной. Маниша оглянулся и мельком посмотрел на Птолемея. Их взгляды встретились.

- Показалось. Мертвее не бывает. - сказал Маниша и, дотащив грека до общего вала трупов, бросил тело в самую гущу.

Оглянувшись на военачальника, слуга заметил, что тот отвлекся растирая ушибленную грудь. Большой палец Маниши нащупал на шее Прокла пульсирующую вену и хотел надавить на нее, но оглянувшись и посмотрев на Птолемея, передумал. Он, слышал весь разговор и ...пожалел перса.

____________________________________________________________

... Звон колокольчика прервал мысли "Холмса". Он улыбнулся, когда увидел выходящих из Зоба Дьявола осликов, привязанных друг к другу одной веревкой.

Завидев неподалеку завал из камней, 'караван' нерешительно затоптался на краю дороги. Но вид незнакомца животных испугал больше и они, дружно двинулись в сторону кишлака. Похоже, что их ноги сами знали путь к дому.

Следом за караваном, обнюхивая края скалы, пробежал большой лохматый пес, такой же старый, как и его хозяин шаман Шалангар. Под глухой звук треснувшего колокольчика вереница исчезла за поворотом.

Прищурившись, незнакомец печально посмотрел вслед каравану и достал из внутреннего кармана продолговатый чехол, где лежали сигара и катер. Привычным движением он отрезал конец сигары и, уложив "ножницы" обратно в чехол, принялся за раскуривание.

Глава I часть-5

... - Навались! Еще разок!

Лежавший посреди дороги бесформенный кусок базальта упрямо цеплялся острыми гранями за тонкий грунт и щели.

- Не торопись, - приказал Каласафед Говоре, упорно толкавшему вперед этот небольшой, но неудобный неправильной формой осколок скалы.

Седой, встав на колено, осмотрел низ камня.

- Дай подумать. Так... Вот тут камень застрял углом в трещине. Давай повернем его влево.

Повозившись с минуту, они вынули угол.

- Теперь хватай снизу и разом, по команде... Навались, и-и-и, раз-з!

Камень медленно сделал оборот к краю пропасти и, съезжая, навис над самою кромкой. Говора легонько подтолкнул каменюку ногой, сделал шаг назад. Прошло несколько секунд, прежде чем по саю прошло многократное эхо.

- Мы все сделали вовремя.

Говора показал пальцем на перекресток.

Из-под козырька скалы показался караван ослов. Ишаки были навьючены тюками, сплетенными из грубых хлопковых ниток. Из мешков, на перевязи и из дыр, торчали маковые стебли. Серодж, радостно улыбаясь, запустил пятерню в дыру мешка лежавшего на спине последнего в цепочке старого осла. Вытащив несколько маковых головок, он кинул улов за пазуху и пробурчав что-то под нос, пнул животное носком высокого ботинка.

- Давай-давай! Двигайся, старый шайтан! - поддержал Серодж громким голосом, присевшего от пинка ишака. - Мне кажется, что они чем-то напуганы. Не заметил?

Каласафед молча кивнул.

- Наверное, они испугались эха, - сам и ответил Говора.

А между тем, на первом осле всхлипнул колокольчик. Натянулся повод на шее старого ишака, и он поплелся вслед за караваном.

- Будешь? - спросил Серодж набитым маковой мякотью ртом.

Каласафед молча посмотрел на протянутую ладонь Сероджа и отрицательно махнул головой о чем то напряженно думая. Говора закашлялся, потом долго отплевывался, справляясь с горечью во рту, и примирительно улыбался.

Ломка снята. Появилось настроение. Каласафед с укором посмотрел на партнера.

- Приеду домой, завяжу. Больше баловаться этой отравой не буду, - громко сказал коровеглазый.

Заметив ироничный взгляд Каласафеда, он стал оправдываться.

- Ты плохо знаешь моего дядю. Он уважаемый человек. Бобо Саид-али оторвет мне голову, если только заподозрит во мне наркомана. У него, между прочим, своя чайхана. К нему на чай приходит сам домулло Махсуд-али!

Каласафед кивнул, будто он был знаком со старым чайханщиком лет триста и еще столько же, слушал в мечети суры в исполнении почтенного домулло.

- Мне осталось ждать чуть больше недели, - продолжил паренек с оптимизмом в голосе, - Матлуба сказала, что деньги собраны. Теперь отец встретится с ханом и отдаст обговоренный выкуп.

Седой с укором посмотрел на напарника.

- Знаешь, что будет, когда хан узнает, что кто-то там шабрится по его женской половине? - вдруг спросил Каласафед.

- Нет. Не знаю, - уже понявший свой промах изменившимся голосом сказал Серодж.

- Хм. Вот и я не знаю, - тихо, но отчетливо, сказал Седой. - А хотелось бы посмотреть на это.

- Я! Я, вот, ... землю буду грызть, пусть меня Аллах накажет. Матлуба мне сама это сказала. А крикнула она через дувал. Вот так. Я даже руки ее не видел! - зашелестел сбивчивой речью Серодж, перепугано вращая глазами.

Грустно улыбаясь, Каласафед примирительно добавил:

- Да успокойся ты. Поверь, я твой друг и скажу, что кроме меня, тебя здесь никто не поддержит, - он обвел ущелье рукой так, как будто там, внизу, стояли толпы народа и прислушивались к каждому его слову и верили Каласафеду как человеку никогда и никому не совравшему. - Я буду молчать, как рыба. Даже нет. Как корова.

Больше Каласафед уже терпеть не мог. Его охватил хохот, который начал тихо душить Седого, от чего тот присел на корточки. Как он любил мучить своего молодого друга! Тот понимал, что над ним посмеиваются и мог бы дать сдачи, но обычно на этом все и заканчивалось. И вот уже в приступе смеха зашелся Говора.

- Точно, как корова! - повторил Говора, переведя дыхание. - И придумал же.

Отдышавшись, Каласафед продолжил:

- И все-таки, я бы не упустил шанса посмотреть, как родственники выкупают твои яйца.

Последняя фраза остановила Говору. Он вновь закашлявшись, поперхнулся.

Такого удара Серодж не ожидал. Сжавшись от страха, он исподлобья рассматривал фигуру сидящего напротив Каласафеда. Шариат строг и паренек знал, что сказав о разговоре с Матлубой Каласафеду, он подверг опасности не только себя, но и девушку. Но Каласафед не такой, он не скажет. И юноша, придя в себя, поднялся с корточек.

- Я... Знаешь... Мне вот кажется, что ты сам чего-то боишься. А может Матлуба тебе самому нравится?

Каласафед перестал улыбаться. Он с грустью посмотрел на своего далеко не глупого друга. Вот и он заметил его отношение к младшей супруге хана.

- Кроме меня, вашего разговора с Матлубой никто не слышал. Можешь спать спокойно. Я буду нем.

- Как корова? - невесело улыбаясь, напомнил Серодж недавнюю шутку.

Говора пошел за караваном. Ответа он ждать не стал и было заметно, что на его поникших плечах лежала обида на седого друга. Вскоре за поворотом узенькой дороги исчезла его нескладная фигура.

Каласафед собрался было идти вслед, но вдруг, от заминированного участка дороги он уловил движение.

Седой поднял ствол автомата и снял предохранитель. Непонятно почему, не хотелось оборачиваться. Страх медленно вползал в сознание. 'Может прыгнуть в пропасть? Еще успею!' - пронеслось в голове Седого.

- Узна-али, -- послышался голос на старом, уже давно забытом языке, - не делайте глупостей. Смерть не лучший выход, когда есть способ решить проблему малой кровью.

Каласафед медленно повернулся и увидел человека лет пятидесяти, а может чуть меньше, который не глядя под ноги, обошел мины и остановился в двух шагах.