– Ты ее видел? В золоте?

– Нет. Я из другого поселения. Но рассказы слышал.

Свеярд развернулся к возничему лицом:

– Как звали девчонку, не знаешь?

– Знаю. Леарой.

Свеярд помолчал, тихо продолжил:

– Значит, Хано Орсано из рода Вишуа Однорогого.

– Да, он.

Свеярд помолчал, спросил:

– А где сейчас девчонка, не знаешь случаем?

– Нет. Наверное, Хано увез ее с собой. Ее семью, знаю, служба внешних перемещений перевезла в Орму. Это где порт на реке Альм. Там, говорят, сейчас открыли стационарный портал на территории людских королевств. Войска обратно возвращают людей в наши края. Только мало их тут живет. Портал, слышал, больше в одну сторону работает.

Парнишка помолчал. Свеярд не торопил.

Парень продолжил:

– Больше ничего про девчонку не знаю.

Свеярд серого орка Хано знал в лицо. А еще он знал, что матерью Хано Орсано была человеческая женщина и она была родной сестрой Свеярда. Племянник, Чернодер его дери, – за отцом, по его стопам!!!

Обернулся на поле: впереди уже просматривались окраины. Почти приехали.

Я разглаживала складки на своем платье. Теплое, сухое, новое и почти чистое. Жаль его, очень жаль. Сейчас кто-то придет и платье обязательно отберут. Взамен дадут чужое, заношенное до дыр, вонючее и грязное. За эти два года я научилась ценить чистоту, опрятность и качество дорогих вещей. А еще я научилась владеть своей душой и эмоциями. Так мне по крайней мере сейчас казалось. Училась я, конечно, долго, но очень прилежно и сейчас никто бы не догадался, что эта тихая девушка сожалеет о скором расставании с собственным платьем. Теперь я многое знаю и умею. Но ничего лишнего говорить не стоит.

Допрос окончился. Суровый тип забрал из моих рук листок с уведомлением на розыск моих родных и меня, сгреб свои мятые бумажки и вышел. А военный повел меня в другое помещение, где была кровать с подушкой и одеялом. Холодно, но спать можно. Я была уже несказанно рада тому, что платье в итоге не отобрали.

Устроившись с ногами на кровати, я поняла, что спать не хочу. Вздохнула. Как же резко изменилась моя жизнь! Еще несколько дней назад я и не думала, что окажусь рядом с людьми.

Последние полгода Хано почти все время был рядом. Ульриху тоже своим вниманием не обделял. Вздохнула.

Хано…

Я не находила, в чем могу его упрекнуть, что могу поставить орку в укор. Это терзало меня ужасно. Он меня ни разу не обидел, не унизил и даже плохого слова ни разу не сказал.

Хано вернулся в город и много времени проводил в беседах с Юмом в их с Ульрихой доме. Часто к ним вечерами приходили орки, и все вместе они запирались в столовой. Орчанка иногда сидела с ними и меня всегда прогоняла. Хано усмехался, но не мешал ей командовать мной в ее доме. Я шла к себе или же сидела на кухне и помогала кухаркам с обедом. Обязанность по уходу за лошадьми с меня сняли. Теперь я только ездила на них. Ко мне подводили уже оседланную лошадь, и стоило мне слезть с нее, как подбегал кто-то из прислуги и тут же уводил ее от меня.

У меня в одночасье появилась гора красивых, дорогих вещей: несколько платьев, юбок и полдюжины блузок. Еще два новых плаща, куртка, сапоги, ботинки, туфли и даже домашние тапочки. Все это как-то одним вечером принесли мне в комнату и свалили горой на пол. Шкафа у меня не было. Он появился двумя днями позже. Но, все равно, большая часть новых вещей в него не поместилась. Их унесли, и каждое утро служанки Ульрихи приносили мне в комнату не одно, а несколько платьев. Мне же необходимо было выбрать одно и ходить в нем весь день.

Постель, белье, предметы личной гигиены – все вернулось и стало другим. Мягким, новым, красивым.

Но самым необычным было даже не это. Изменилось отношение орчанки ко мне. Она стала добрее, как-то заметно мягче в обращении со мной. Но вот ее глаза… Как вспомню, так становится не по себе. Даже сейчас.

Ульриха ли купила мне все эти вещи или же они и раньше были в доме, я не знала. Спросить постеснялась. Меня и так все пугало и озадачивало. Вот, например, то, что Ульриха ходила такая довольная, счастливая и тоже всегда нарядная. Казалось, ее все устраивает. Ни разу она не возмутилась тем, что Хано забирает меня в город. Еще меня перестали запирать на ключ днем и, более того, разрешали ходить по дому и саду. Только не ночью.

Если мы с Хано не уезжали в город, и я оставалась в доме, то теперь обедала вместе с орками. Завтраки тоже вернулись. Меню поменялось, и я с трудом привыкала есть на ночь что-то тяжелое и горячее.

Орк оставался ночевать, но не каждую ночь. Я всегда точно знала, когда он в доме. Это было очень заметно по поведению орчанки. Утром он уезжал, часто забирая с собой в город меня.

Мы ездили в горы. Горы я любила. Хано, видя, как меня начинает потряхивать, стоит ему только сказать, что мы едем в сторону гор, только усмехался. Он вообще был немногословен. Всегда внимательно слушал. Но я тоже практически всегда молчала и ему было нелегко заставить меня открыть рот. Это его беспокоило, но он никогда не настаивал.

Горы… Я готова была ездить в горы хоть каждый день!

Но все же чаще мы ездили через переход в ту часть города, где жили в основном свены. Хано, забирая меня с собой в эту часть города, все время был в каких-то делах, вовсе мне непонятных. К нему подходили жители, орки, что-то ему докладывая. Я не прислушивалась. Сидела смирно на лошади или же в каком-нибудь доме и молчала.

Часто орк заезжал в здание городского Магистрата, оно находилось в орочьей части города. За зданием Магистрата был разбит красивый сад с фруктовыми деревьями. Орк оставлял меня в этом саду, а сам уходил на несколько часов. Я бродила среди деревьев и мечтала. В мечтах у меня был красивый домик с вот таким же большим фруктовым садом и дети рядом. Я скучала по своим близким.

Хано, разобравшись со своими делами, находил меня в саду, и мы ехали к кому-то из его знакомых в гости, обедали там. Вечером возвращались к дому Ульрихи, и я снова теряла покой. Хано видел, как меняется мое настроение. Много раз пытался поговорить об этом, но я отмалчивалась и прятала глаза. Однажды спросил прямо, что же меня так беспокоит, и я опять промолчала. Не ответила. Ведь я и сама не знала…

Еще с тех пор, как орк вернулся, мы каждый месяц ездили к моим родным в поселок. Все были живы. Их стали выпускать за ворота. А я все собиралась с силами: мне так хотелось поговорить с Хано об их судьбе, но я так и не решилась это сделать до самой осени. А осенью ездить в поселок мы перестали.

Однажды я пришла утром на кухню и обратила внимание на глаза Ульрихи. Она была чем-то всерьез озабочена. Взгляд Юма мне тоже не понравился. Все мои вопросы остались со мной, при мне никаких разговоров не велось.

Ульриха опять начала со мной заниматься. В дом привезли новые книги, все на венском – карты, красочные атласы, сборники историй и приключений путешественников, были книги и по домоводству. Одна книга была про веру. Называлась «Рассказы о странствиях святых».

Поднявшись к Ульрихе в комнату после завтрака, я получала в руки книгу, и меня на несколько часов оставляли одну. Приходила орчанка, и мне нужно было ей рассказать, что я успела прочитать и что понять. Вот и все. Ни битья, ни угроз, ни криков. Орчанка очень сильно изменилась.

И еще, я видела, что она все время ждет Хано. Подходит к окну и нервно мнет ткань платья. Теперь она каждый день была одета, причесана… Готова к встрече – вот наиболее подходящее ее поведению определение! Она ждала Хано, и я его тоже ждала, украдкой разглядывая свою хозяйку. Своих прав на меня орчанка не потеряла, а я, каждый раз глядя на нее, вспоминала слова орка, что жить нам придется вместе и нужно как-то научиться ладить…

Все поменялось с наступлением зимы. Хано долго не приезжал. Я видела, как это беспокоит Ульриху. Пропал и Юм. В доме поселилась угнетающая тишина. Я старалась ничем ни привлекать к себе внимания. Ульриха меня обходила по большой дуге. Встречались мы только в столовой. Я молчала, глаз старалась не поднимать. Ульриха меня беспрестанно разглядывала и, дождавшись, когда я поем, отпускала к себе. Сама она тоже поднималась к себе в комнату и сидела там весь день.