- Новенький? - спросил он, когда я поравнялся с ним, и остановился.
- Если здесь это так называется, то да, - ответил я и встал напротив.
- Ну, ничего, если повезет, то уже завтра это звание перейдет кому-то другому, - усмехнулся он. У него не было почти ни одного зуба. - Я вот уже давно здесь. Почти как свой.
- Ты тогда, наверное, знаешь, где тут что?
- Смотря, что тебе нужно.
- Друга нужно найти. Нас вместе привезли.
- А, так тот парень был с тобой?! Да с ним все нормально. Слышал, врачи сказали, у него черепно-мозговая и что-то там еще, но жить будет, - он снова усмехнулся.
Но, несмотря на эту новость, мне было не смешно. Я хотел убедиться, что Трой не сильно из-за меня пострадал. Ведь все, что произошло, предназначалось только мне. Этим двоим нужен был именно я. Хотелось бы знать, зачем. Наверное, снова кому-то перешел дорогу какой-то своей статьей. Такое уже однажды случалось. Правда, тогда я отделался только звонками с угрозами.
Слова этого парня все равно меня немного успокоили. Даже боль немного утихла. Пожелав ему спокойной ночи, я отправился в свою палату, где все уже давно спали.
В темноте, я запнулся обо что-то, рухнув всем тело на кровать. И тут же осознал, что это что-то - человек, который сидит на ней.
Трясущими руками я быстро достал мобильник из-под подушки и, включив подсветку, направил на того, об кого споткнулся.
- Эмили! Какого черта ты здесь делаешь? - старался я говорить тихо, чтобы никого не разбудить, но от неожиданности и волнения, у меня это не вышло.
Вместо ответа она подняла голову и посмотрела распухшими от слез глазами, и мне снова стало ее жаль. Я сменил тон, хоть и не мог скрыть, что не рад ее видеть.
- Как ты сюда прошла?
- Слышь, друг, ты время видел? Если не заткнешься, я позову врачей, - раздался в темноте голос соседа по кровати.
- Извини, - шепотом ответил я и повернулся к Эмили, чтобы предложить выйти вместе в коридор. Но на кровати я был один.
Мне стало не по себе и в то же время легче. Значит, мне все это показалось.
Почти до самого утра я не мог уснуть, убеждая себя, что это из-за травмы. Написал несколько сообщений Трою, но он не отвечал. Наверное, спал. Ему досталось больше, чем мне, поэтому я не стал его донимать и, к своему счастью, уснул. Но ненадолго.
- Мистер Коллинз! - разбудила меня медсестра в идеально белом халате. - Вас вызывают в кабинет главного врача.
- А что, нас уже выписывают? - удивился я.
- Сегодня никого не выписывают, - ответила она и быстро пошла к выходу.
Мне сейчас не хотелось никуда идти. Головная боль возобновилась, создавая перед глазами густой туман.
Кое-как я дошел по бесконечно длинному коридору до кабинета и, постучав один раз, вошел, не дожидаясь приглашения, и почти рухнул в кресло перед главврачом.
Здесь было тихо и мало света.
- Как себя чувствуете, мистер Коллинз? - спросил он, и немного подался вперед, уставившись на меня прозрачно-голубыми глазами.
- Неплохо, но могло быть и лучше.
- Я Вас понимаю, но мы сделаем все возможное, чтобы Вы быстрее поправились, - он развернулся и достал из шкафа, стоящего у него за спиной, папку с красным ярлычком, положил перед собой и начал что-то писать, продолжая со мной разговаривать. - Сегодня придут из полиции, чтобы записать показания и заняться поиском тех, кто на вас напал. И еще нам с Вами нужно решить вопрос, кто пойдет на опознание.
Он отложил ручку и внимательно посмотрел на меня. В тусклом свете настольной лампы его лицо казалось болезненно-желтым и сливалось по цвету с воротом рубашки, выступавшим из-под белого халата.
- На какое еще опознание? - спросил я сдавленным голосом.
- На опознание мистера Хадсона.
У меня резко перехватило дыхание.
"Это какая-то ошибка. Как он смеет такое говорить? Сейчас я соберу все силы, встану и убью этого докторишку, который посмел такое сказать!" - все эти мысли беспорядочно носились по кругу в голове, а я, молча, смотрел на доктора Джеймсона, который спокойно ждал от меня ответа, поджав тонкие губы.
- Вы, наверное, что-то путаете. С Троем все в порядке. Всего лишь черепно-мозговая и небольшая рана. В смысле не всего лишь. Но он жив. А Вы, наверняка, его с кем-то перепутали.
- Мистер Коллинз, я главный врач этой больницы уже 20 лет, и за все это время я ни разу ничего не перепутал. Мне очень жаль... Но нам не удалось спасти Вашего друга. Рана оказалась слишком глубокой. С таким ножевым ранением выжить шансов почти нет. Мы сделали все, что могли.
С ножевым ранением, которое предназначалось мне.
В голове зашумело, заскрежетало, заскрипело. Я, молча, словно в бреду, смотрел на врача, который беззвучно открывал рот и продолжал что-то говорить.
Сейчас мне казалось, что я умер. Я не чувствовал свое тело и не понимал ничего, кроме того, что из-за меня умер Трой, не успев прожить и дня той счастливой жизни, о которой мечтал, и которую, наконец, получил.
И сейчас я бы все отдал, чтобы поменяться с ним местами.
Оставив все вопросы без ответа, я так и ушел в палату в сопровождении медсестры, которая сделала мне несколько уколов. Лишь после этого стало тише, и я смог написать Саймону: "Помоги умер Трой".
Он тут же перезвонил, задавая множество вопросов, суть которых я не мог уловить, назвав ему только адрес, где нахожусь.
Весь день прошел как в сильнейшем бреду. Сменялись лица, голоса, слова, уставшие глаза врачей. Весь день мне что-то кололи, и я стал чувствовать себя беспомощным. Боль усиливалась. Теперь ныло все мое тело, каждый сантиметр, покрытый синяками, к которому я даже не мог прикоснуться. Но эта боль - ничто по сравнению с той, что разрасталась внутри, как зараза, когда все больше приходило осознание, что Троя больше нет. Мне хотелось раздирать в кровь все свои раны на теле, чтобы заглушить то, что разрывало мое сердце. То, что снова убивало, но не давало умереть.
Несколько раз меня допрашивали полицейские. Но как бы я не пытался вспомнить тех, кто на нас напал, память, будто издеваясь надо мной, не давала этого сделать.
Одно я знал точно: то, что произошло, не было спонтанной дракой или попыткой ограбления. В этой потасовке мы ничего не потеряли. Ничего, кроме Троя...
Ко дню похорон, я написал официальный отказ от лечения. Оставаться один в больнице я больше не мог.
С Саймоном мы так и не виделись. На похороны пришли по отдельности, перекинувшись при встрече лишь чуть слышными "Привет". Я не находил слов, которыми можно было бы продолжить разговор. А он и не пытался их искать.
Он смотрел на меня обвиняющим взглядом. Его всегда гладко выбритое лицо покрылось черной щетиной, губы превратились в две тонкие напряженные полоски, а расслоившиеся тонкие пряди волос, свисали на лоб, прикрывая глаза.
Проститься с Троем, казалось, пришли не только жители нашего города. Собрались спортсмены и болельщики со всего округа. Я уже не различал людей. Все смешались в одну серую массу, облаченную в траур.
Я чувствовал себя виноватым, но даже скажи я хоть тысячу раз "извини", сейчас это слово останется таким же пустым, как и наши глаза.
Все вокруг было похоже на черно-белую фотографию. Пошел дождь. Острые капли, как иголки, безжалостно били по лицу, но этого, казалось, никто не замечает. Безмолвно вытирая слезы, все, не отрываясь, смотрели, как медленно в открытые ворота входит похоронная процессия. Как отец держит под руку обессилившую от горя жену и мать, так внезапно потерявшую единственного сына, с которым она не успела проститься. Которому не успела сказать все важные слова. Которого не смогла обнять в последний раз, перед тем, как навсегда остановилось его сердце.
Упав всем телом на гроб, она не хотела отпускать Троя, все крепче обнимая его и все громче рыдая.
- Мой мальчик... Такой красивый... - целуя его в холодный лоб, она, словно в бреду, повторяла одни и те же слова.