- Ну, еще полчаса, мам, - услышал я за стеной жалобный голос Ника.

- Никаких полчаса, Николас! Вставай немедленно! Опять всем придется ждать за столом только тебя!

- Ну, сегодня же воскресенье, я хочу отдохнуть!

- А от чего ты устал? Ты не занят тяжелой работой, чтобы на выходных отлеживаться. Не успеешь оглянуться, как жизнь пройдет, а ты все лежишь в кровати!

- Мне только шестнадцать, мам, - еще жалобнее простонал Ник.

- Вот именно - шестнадцать! Самое время для новых открытий и подвигов.

- Если я сейчас встану, то совершу самый выдающийся подвиг в истории, и никому не оставлю шансов прославиться.

- Тебе бы все шутить!

Как только их голоса затихли, я услышал приближающиеся к моей комнате шаги, потом снова тишина, наступившая перед дверью. Осторожно постучав, тетя Кэрол приоткрыла ее.

- Дэни, пора вставать, завтрак готов, - полушепотом сказала она, будто вся ее строгость осталась в комнате Ника.

- Я уже почти встал. Слышал, что кто-то приехал.

- Да, это Бэн. У него очень громкая машина, я до сих пор ее пугаюсь. Люси уже накрывает на стол, ждем только вас с Ником.

- Хорошо, через пять минут спущусь.

На самом деле я бы тоже еще полчаса не вылезал из-под теплого одеяла. Но не любил заставлять себя ждать.

Бэн оказался лучше, чем я представлял. Он был очень общительным, веселым и умным. Все это гармонично в нем укладывалось, не превращаясь в навязчивость. И я даже отметил про себя не в обиду Бэну, что его чувство юмора и множество веселых историй никак не сочетались с его идеально выглаженным строгим костюмом и аккуратно уложенными волосами. Но не это в нем было главным. Все эти качества не стоили бы ровным счетом ничего, если бы ни один важный момент. Это то, с какой любовью и нежностью он смотрел на Люси, и как он ею восхищался. Для меня это было важнее его престижной работы и хороших знаний.

- Дэн, а ты на какие темы пишешь? - спросил он, беззвучно размешивая сахар.

- Меня, если честно, этот вопрос всегда ставит в тупик, - я на секунду задумался. - Я не могу отдать предпочтение какой-то одной теме. То ли они мне одинаково интересны, то ли одинаково безразличны.

- Я тут просто подумал - ты бы мог написать отличную статью об открытии выставки Люси. У меня есть связи в одном хорошем журнале. Я бы мог пристроить туда твой материал. И в нужных кругах заговорили бы о ее таланте.

- Да, о нем должны знать все, - подмигнул я Люси.

Испугавшись, что я открою ее тайну, она сначала покраснела, потом побледнела, но промолчала, выдавив из себя улыбку.

Она знала, что без ее согласия я ничего не скажу. Но страх всегда сильнее доверия. Я и не думал на это обижаться. Наверное, бы и сам, испугавшись, что могут выдать мою тайну, предпочел бы умереть. Ведь я бы не был готов к ее обнародованию и ко множеству вопросов после этого.

- Думаю, с этим проблем не будет, - сказал я и положил в рот последний кусок пирога.

- Я вчера из-за этой злополучной выставки поругалась с Ребеккой, - раздраженно и недовольно сказала Люси. - С ней последнее время невозможно разговаривать! Она опять доказывала, что нужно выставлять серию только черно-белых снимков. Что они будут смотреться куда выигрышнее, чем в полном цвете. Меня раздражает, что она считает свое мнение единственным и верным. А моего и слышать не хочет.

- Люси, относись к этому проще. Людям свойственен эгоизм, переоценка своей значимости, и уверенность в своей уникальности. Ты все равно ее не переубедишь, да и незачем тратить на это силы. Ребекка - человек, ограниченный собственным упрямством. Такие люди осуждают всех, кто не разделяет их взгляды. Просто выслушай ее, пожалей в душе и забудь.

- Но, Дэн, это не честно и не правильно! Если ей нравятся черно-белые фотографии, это не значит, что она права.

- Я и не говорю, что она права. Просто есть люди, готовые перегрызть другому глотку, доказывая свою правоту. А ты не закрывайся от новой информации. В чужом мнении можно найти что-то новое для себя, и понять то, чего когда-то не понимал. Стоит только открыть глаза и присмотреться, прислушаться и вырасти духовно, приняв другого.

- Да никто не будет этого делать. Сейчас сложно кому-то навязать свое мнение. Каждый уверен, что всегда и во всем прав. Никогда у нас не будет мира и согласия.

- Да, Люси, мира между людьми не будет никогда.

- Так благодаря этому и существует множество направлений в музыке, литературе и в другом искусстве, - вмешался в разговор Бэн. - Только споры служат толчком к новым открытиям и достижениям.

- С этим не поспоришь, - согласился я. - Любое творчество - это дар, сила и борьба с ленью и стереотипами. И не важно, какое направление нравится каждому из нас. И не важно разделим ли мы увлечение другого. Важно, что при этом у каждого в душе. Душа - это ты настоящий. И только душа не носит масок, поэтому она так уязвима и всегда неизлечимо больна.

- Какой философский разговор у нас получился с утра, - улыбнулся дядя Джош. - Но ты как всегда прав, Дэн. Я думаю, став терпимее, люди бы стали и счастливее.

- Лучше бы я спал, - недовольно сказал Ник, постукивая вилкой по уже пустой тарелке. - Чем слушать ваши нудные разговоры. Какая терпимость? Свое мнение нужно отстаивать кулаками!

- Ник, после завтрака моешь посуду ты, - спокойно сказала тетя Кэрол, сделав глоток кофе.

- Ну что, договорился, умник? - с насмешливой улыбкой Люси протянула ему свою уже пустую, испачканную клубничным джемом тарелку.

- Да и пожалуйста! Мое мнение от этого не изменится.

- Вот и прекрасно. Но посуду все равно моешь ты. И, кстати, можешь уже приступать.

Тетя Кэрол всегда была строга с Ником. Она говорила, что боится вырастить из него бесхарактерного и ленивого человека. Поэтому не давала ему расслабляться.

Дядя Джош подключался к воспитанию только, когда подростковый максимализм Ника начинал зашкаливать выше допустимой отметки. Вмешательство отца быстро возвращало его в реальность.

Его, конечно, никто не бил. В нашей семье запрещалось поднимать руку на детей. Но после разговоров наедине с отцом, Ник признавался, что уж лучше бы получил пару подзатыльников.

- Это было бы слишком просто и не действенно, - говорил дядя Джош.

Ник с лицом великого мученика убирал со стола, не давая никому возможности допить кофе. И мы, чтобы не мешать ему наслаждаться наказанием, решили продолжить нашу беседу за игрой в карты, и переместились в гостиную.

После пяти подряд поражений, я решил перейти из ранга игроков в разряд наблюдателей. К тому же, игра мне уже порядком надоела. Моего терпения не хватало на долгое занятие одним делом. Спустя некоторое время оно попросту теряло в моих глазах свою увлекательность, и мне становилось невыносимо скучно.

Тетя Кэрол и Люси весь день провели на кухне, приготовив столько блюд, будто ждали еще одну большую компанию. Тетя всегда переживала, что кто-нибудь останется голодным, и предпочитала готовить с запасом. А постоянные отказы Люси от ужина приводили ее в отчаяние и раздражение. Сегодняшний день не стал исключением, когда Люси в очередной раз отказалась даже за стол садиться, боясь соблазна.

Ник как обычно не смог это не прокомментировать, за что был снова наказан, и весь вечер мыл посуду. Тетя Кэрол знала, как для него это унизительно, и поэтому использовала такой метод в качестве наказания. Она надеялась, что нежелание убираться на кухне, изменит его.

Все эти семейные перепалки утомили меня за весь день до нестерпимой боли в голове. И в десять часов вечера я уже пожелал всем спокойной ночи, решив пораньше лечь спать, в надежде, что быстро усну, и боль пройдет.

Но только голова коснулась подушки, как внутри черепа что-то зазвенело, застучало, заскрежетало. Невыносимый шум разрывал голову изнутри. Я даже невольно сделал ставку, кто из них одержит победу в операции "оставить Дэна без головы".

Если в этот момент я еще мог шутить, значит, не все было так плохо. Наверное. А "наверное" - потому что такого со мной никогда не случалось. Бывало, конечно, болела голова до звездочек перед глазами, но никогда не было так страшно, как сейчас.